|
Иван Пащенко
РАССКАЗ ВАНИ-МОРЯЧКА
| |
Иван Пащенко |
|
Выпускник ФТФ ДГУ 1960 г.
В 1941 году я закончил семь классов, и началась Отечественная война. Два года оккупации пережили. В ноябре 1944-го меня призвали в армию. В районе я отбор прошел, а в области (в Полтаве) меня забраковали – мой рост был меньше полутора метров. Я стоял со своими товарищами у костра на улице. Раненый солдат на костыле спросил меня, почему я плачу. Я объяснил, что мои товарищи едут дальше, а меня возвращают домой. А он мне: «Езжай домой, пока я тебе этим костылем прочуханки не надавал».
Вот так я пробыл дома еще два месяца и окончательно был призван 15 января 1945 года. Тогда наш 27-й год весь подчистили. Начал службу в запасном полку в г. Змеёве Харьковской области. За зиму мы прошли обучение, а весной начали работать в полковом подсобном хозяйстве. Командир роты говорит: «Вот, ребята, за неделю обсадимся, потом переобмундируем вас – и вперед на Запад!» Смотрим, через пару дней он бежит по картофельному полю и стреляет из пистолета вверх: «Ребята, никуда не поедем! Вам повезло – Победа!»
Таким образом я считаюсь участником войны, а не участником боевых действий. Возможно, это и к лучшему.
Осенью 1945 г. наш запасной полк расформировали. Часть людей попала в Германию, Польшу, Чехословакию, а я оказался в Севастополе, откуда меня направили в школу связи в г. Николаеве. Так я начал службу на флоте радистом. Отслужил семь лет срочной службы, потом три года сверхсрочной, за это время закончил 10 классов. Осенью 1954 года демобилизовался, зиму проработал на Новокраматорском машзаводе подручным токаря, а осенью 1955 г. поступил на физтех вместе со своим товарищем – Костенко Михаилом Ивановичем, с которым прослужил всю службу. Он родом из Орехово Запорожской области, у него много родственников (и близких, и дальних) учились в Днепропетровске, вот он и пошел за ними, а я с ним.
Назначение на работу я получил в Ижевск на электромеханический завод. Меня определили в ЛТИ (лабораторию типовых испытаний), а ребят – Крутоверцева Валеру и Толю Решетило (они, кажется, из Желтых Вод) – в заводское КБ. Они три года отработали и уехали. Толя уехал с женой. Я остался еще на три года.
Моя работа была связана с испытаниями спецпродукции. Начинал я с “головок» к ЗУРСам, в дальнейшем была и другая продукция, поставляемая в Свердловск и другие города СССР (иногда я даже не знал, куда же она отправится). В Ижевске я вырос от инженера до начальника лаборатории. Работать было трудно, но интересно. Зарабатывал неплохо. Работал и вечерами, и в воскресенье – особенно в конце месяца; часто и Новый год встречали на заводе. На производстве основное – план, бывало, в конце месяца оформляли изделия в план, потом в начале следующего месяца их возвращали, дорабатывали и снова сдавали.
Продукцию принимали заказчики (военпреды), среди них всякие бывали ребята, многие из них очень грамотные. Но были и такие: придет на приемку, однако не совсем знает, как считывать метки с экрана осциллографа. Объяснишь ему, а когда он поймет – возьмет и забракует прибор. Особенно неприятны отказы на испытаниях в конце месяца. Необходимо провести анализ отказа, провести повторные испытания (зачастую на удвоенном количестве образцов) – только после этого возобновится приемка.
Основные испытания у нас (да и везде) были такие: механические (удар, центрифуга, тряска) и климатические (тепло и холод, иней и роса, влажность и высотность). Проводили мы однажды испытания на холодоустойчивость. Холодильной камерой нам служила большая толстостенная коробка на колёсах, куда на дно помещали лёд, накрывали его доской, а сверху клали испытуемое изделие. С помощью вентилятора в объеме коробки набирали соответствующую температуру, которую отслеживал термометр, вставленный в коробку через отверстие. Глядя на него и включая-выключая вентилятор, мы поддерживали определенную температуру, например. Это так называемый дедовский способ. Через некоторое время наш завод получил новейшие термокамеры из ГДР. Спрашиваю нашего старшего инженера, Клятиса Илью Лазаревича (он еврей из Прибалтики): куда, мол, девать эту старую коробку. А он мне говорит: «Зробиш собi скриню» – на украинском языке! Он, конечно, знал, что я украинец – ну а все евреи так или иначе прошли через Украину и знают наш язык. А скрыня на Украине (особенно в сельской местности) есть у каждой женщины, в ней сохраняется нажитое добро. Когда девушка выходит замуж, сначала жених забирает невесту, а уж следом за ней везут скрыню, т.е. приданое.
Вот это отступление – к поучительной истории.
От Ижевска у меня остались впечатления хорошие. Я получил двухкомнатную квартиру-хрущевку. Жена Зина закончила мединститут, работала участковым терапевтом. Зимой, бывало, мерзла на остановках трамвая-автобуса, её стала беспокоить поясница, и мы начали думать об обмене. В Ижевске работали и ребята из Львовского политехнического, так что в конце концов мы поменялись на Львов. В сентябре 1966 г. мы уже были здесь, я устроился на работу в КИС (контрольно-испытательную станцию) 125-го завода. А ранней весной 1968 г. приходит ко мне на квартиру незнакомый человек и говорит: «Я начальник ОТК Львовского телевизионного завода. Был в командировке в Ижевске, видел твоего бывшего начальника, а он сказал, что вот от нас Пащенко сбежал, возьми его к себе на работу». Оказывается, Ижевский электромеханический передал Львовскому телезаводу танковый снаряд, который я знал и испытывал. Так я оказался на заводе «Электрон”. Опять же начальником ЛТИ (ЛПИ) – до самой пенсии.
Так получилось, что мы с женой все время были в роли догоняющих. Зина начинала институт в Днепропетровске, а закончила в Ижевске. Я учился с ребятами на десять, одиннадцать лет моложе себя. Всё время мы были заняты, куда-то спешили, чтобы не отстать. Однако мы довольны жизнью в социализме, мы в нем выучились. При социализме я не слышал и не знал, что это за слова такие: бизнесмен, менеджер, бомж, жебрак, киллер, рэкет и другие. А в извращенном капитализме мы оказались с 1990 года уже пенсионерами – и фактически никому не нужны. В принципе я бы еще мог работать, но из-за болезни Зины это отпадает.
Нынешнему поколению советую: не отставайте от жизни (в смысле от других) ни на один год, иначе все время будете в роли догоняющих. Я очень хорошо помню зачет по матанализу в первую зимнюю сессию – как Солонина, можно сказать, девчонка, гоняла меня раз пять или шесть (но все-таки зачет поставила). Или другое: спрашиваю как-то Сашу Кондрашова, почему он не был на лекции. А он, оказывается, был в металлургическом институте, слушал лекцию какого-то академика – что там ему лекция Тополянского, Тульчинского или Косько. Потом он брал мой конспект (написанный буква в букву) всего на одну ночь и на другой день сдавал экзамен на пять, а я – на тройку с натяжкой. Вот так!
 
|
