На главную сайта   Все о Ружанах

Физтех - люди и судьбы. Без грифа секретно

 

Леонид Кучма
О РАКЕТАХ «ЮЖАН» И ВЫСОКИХ ТЕХНОЛОГИЯХ

Днепропетровск, 2004


Наш адрес: ruzhany@narod.ru

ТОЛЧЕЯ НА РЫНКЕ

Большинство аналитиков согласны с тем, что в ближайшие пять лет на мировом рынке будет происходить ежегодное удвоение числа запусков космических аппаратов малого размера в рамках государственных, коммерческих и научных программ. Растет число государств и крупных компаний, которые хотят иметь собственный спутник, но слишком дорогой спутник им все же не по карману. «Космотрас» создал нишу для мелких и средних клиентов, в первую очередь для университетов, а также для развивающихся стран.

Решением президентов России и Украины от 12 февраля 2001 года статус программы «Днепр» и в России, и в Украине повышен до статуса государственной (в России – федеральной) программы в области космоса и космического сотрудничества между двумя странами. И сейчас предпринимаются усилия для того, чтобы к программе «Днепр» на таком же высоком уровне присоединился Казахстан. Ведь пусковые шахты находятся на казахской земле, в Байконуре. Одна из них эксплуатируется, а три ждут своей очереди. Они всегда использовались в целях отработки советских ракетных комплексов. И сейчас в установленном порядке решается вопрос о передаче статуса ответственности за их эксплуатацию от Казахстана российской стороне.

24–28 августа 2001 года в Киеве прошла международная выставка «Космические технологии – на службу обществу», и проект «Днепр» был признан на ней наиболее эффективным среди десяти международных космических программ с участием Украины. По сведениям Национального космического агентства Украины (НКАУ), каждая гривна и каждый рубль, вложенные в «Космотрас», приносят три. По заключению НКАУ, кооперационные поставки между Украиной и Россией в рамках их космического сотрудничества из года в год стабильно возрастают на 10–15 процентов. Видимо, стороны приняли правильное решение, отказавшись от создания двух полностью замкнутых циклов производства ракетно-космической техники. Мир теперь работает по другим правилам. Национальное космическое агентство Украины считает перспективным сотрудничество с российской компанией «Рособоронэкспорт» в осуществлении совместных инвестиционных проектов. Украина планирует участвовать в российском проекте по созданию глобальной навигационной системы ГЛО-НАСС. Кстати, это проект исключительной технической и технологической сложности – «бесперспективные» страны за такие проекты просто никогда не возьмутся.

Еще один украинский проект с участием российских коллег – новая трехступенчатая ракета-носитель «Циклон-4», предназначенная для приэкваториальных запусков, конкретно — с космодрома Алкантар в Бразилии, в штате Мараньян, расположенного вблизи экватора, на 2° южной широты. С помощью космической техники выполняются (а точнее, продолжают выполняться) российско-украинские научные исследования.

Все эти совместные начинания вовсе не исключают нормальную (как говорится, здоровую) конкуренцию между Россией и Украиной. В феврале 2001 года правительство Египта объявило международный тендер на проектирование, изготовление, и запуск первого египетского спутника дистанционного зондирования Земли. В тендере приняли участие Великобритания, Россия, Украина, Италия и Южная Корея. Соперники, что и говорить, сильные, но тендер выиграло ГКБ «Южное». Условия тендера предусматривают также создание и развертывание в Египте наземной станции управления спутником в полете и модернизацию станции приема данных дистанционного зондирования. Это все к вопросу об уровне украинских высоких технологий и их конкурентоспособности на мировом рынке.

В число партнеров ГКБ «Южное» по данному проекту войдут: «Южмаш», НИИ радиотехнических измерений (Харьков), научно-производственные предприятия «Хартрон- Консат» и «Хартрон-Юком» (Запорожье), Государственное научно-производственное предприятие КОНЭКС (Львов). Наши специалисты, среди прочего, проведут обучение египетского персонала.

Запуски на геостационарную орбиту по силам и украинскому «Зениту», и российскому «Протону». Один и тот же заказ может достаться либо нам, либо россиянам. Даже две аварии «Протона» в 1999 году не подорвали его репутацию. Есть соперник и у южмашевского «Днепра» – это ракета «Рокот», созданная на основе первой и второй ступеней армейской РС-18 (по западной классификации SS-19, «Стилет») в российском Государственном космическом научно-производственном центре имени Хруничева при участии «Даймлер Крайслер Аэроспейс». Способность нести полезную нагрузку у «Рокота» заметно меньше: «Рокот» может доставить на орбиту 1,9 тонны, а «Днепр» с дополнительной ступенью до 4,5 тонн. Но эта разница не всегда помогает им «разойтись» на рынке: низкоорбитальные спутники обычно весят мало. Зато при запусках «связками» преимущество у «Днепра».

Российская Ракетно-космическая корпорация «Энергия» собирается создать новый носитель «Аврора» для запусков с австралийского острова Рождества, чтобы напрямую соперничать, по мнению экспертов, с французской программой «Ариан» и с «Морским стартом», в котором участвует Украина. Тут, правда, есть одна загадка: в «Морском старте» участвует и сама же РКК «Энергия». Но это дело еще не завтрашнего дня, жизнь покажет, что и как. Национальные космические агентства Украины и России выработали хорошие партнерские отношения.

Рынок штука непростая, это никому доказывать не надо, но когда я слышу разговоры, что избыток ракет в мире слишком велик, что выйти на рынок космических запусков уже практически невозможно, поскольку на нем и так тесно (и так далее), я напоминаю себе, что на любой рынок выйти практически невозможно, так было во все времена. Однако во все времена новые и новые участники, тем не менее, выходили на рынки и находили себе на нем место. Наши люди предлагают отличное сочетание цены, надежности и качества, а это неплохой пропуск на рынок. Надежность нашей ракетно-космической техники в особой рекламе не нуждается, она подтверждена более чем двумя тысячами пусков ракет.

У рынка космических пусковых услуг много сегментов. Для каких-то целей требуются низкоорбитальные спутники, для других – высокоорбитальные, в каких-то случаях нужны ракеты-носители тяжелого класса, в каких-то – легкого. Разных клиентов интересуют разные орбиты. Орбиты бывают круговые и эллиптические, гелиосинхронные и геостационарные, у орбит разные углы наклона к плоскости эклиптики. Отсюда ясно, что универсальных ракет и универсальных космодромов на все случаи жизни не существует, и это также облегчает проникновение на рынок.

Именно поэтому днепропетровские конструкторы занялись разработкой нового ракетно-космического комплекса «Маяк». Задача проста: использовать выгодное географическое положение и высокий технический уровень космодрома СТБ в Южно-Африканской республике. При создании новой трехступенчатой ракеты планируется применить узлы и технологии украинской ракеты «Зенит» и французской «Ариан», что позволит существенно сократить расходы и обеспечить высокие конкурентные возможности комплекса.

Наша ракета «Циклон» послужит базовой моделью для создания, совместно с итальянской фирмой «Фиат-Авио», новой ракеты, способной выводить на орбиту высотой 500 км до пяти с половиной тонн груза. Вообще, нельзя не отметить, что итальянцы демонстрируют замечательную рыночную и техническую гибкость в сотрудничестве с нами. Итальянцы выступают координаторами работ по созданию семейства европейских ракет-носителей «Вега» легкого класса на основе «Циклона», а ГКБ «Южное» разрабатывает для них жидкостный ракетный двигатель 4-й ступени и осуществляет комплексное проектирование ракеты-носителя и ее систем.

Я очень надеюсь, что удача будет сопутствовать еще одному важному космическому проекту, получившему название «Попередження» (то есть «Предупреждение» или «Упреждение»). Участники проекта, помимо Украины, по алфавиту: Великобритания, Германия, Дания, Россия, Франция, Швеция – в общей сложности, 14 стран. Цель проекта – вьювление и отслеживание краткосрочных предвестников землетрясений. Дело в том, что приближающееся землетрясение как бы оповещает о себе заранее, и это оповещение может быть «прочитано» в ходе мониторинга состояния ионосферы и магнитосферы Земли.

Если сравнивать соответствующие области экономики Украины и России, можно прийти к выводу: российская космическая отрасль по объемам превосходит украинскую в той мере, в какой сама Россия превосходит Украину по населению. Грубо говоря, втрое. По уровню же развития эти отрасли очень близки между собой. Я бы даже рискнул сравнить их с двумя частями голограммы, разрезанной ножницами. Известно, что и после этого каждая часть голограммы продолжает сохранять информацию о другой. Зная состояние дел на украинских предприятиях, в конструкторских бюро и институтах, работающих на ракетно-космическую область, сегодня еще вполне можно экстраполировать эти знания на российскую сторону, делать прогнозы и выводы. Я уж не говорю об уровне живых связей и сотрудничества, о технологиях и технических знаниях, представляющих собой общую собственность, о значительной взаимозависимости, которая будет сохраняться достаточно долго.

Но время бежит быстро, и такое положение дел неизбежно начнет меняться. У российской космической отрасли есть одно явное преимущество. Дело в том, что сама Россия не разоружилась в той мере, в какой это сделала Украина. Россия сохранила ядерное и ракетное оружие, она развивает (не может не развивать) связанные с этим научные направления в системе своих закрытых военных НИИ. Украине будет трудно за ней угнаться.

Наша космическая отрасль не может обойтись без серьезной государственной поддержки. Не случайно даже в богатых западных странах космическая деятельность всемерно поддерживается правительствами. Нам нужна тщательно сбалансированная национальная космическая программа, нам нужна предельно мудрая и дальновидная технологическая политика. Правда, судить о том, насколько дальновидна та или иная политика, можно лишь задним числом, по прошествии времени. К сожалению, невозможно просто воспроизвести чей-то опыт – скажем, Японии или Южной Кореи, – каким бы удачным он ни был. Но самой большой ошибкой было бы отсутствие какой бы то ни было технологической политики. Одну из составляющих такой политики я вижу следующим образом. Не упуская ни одной возможности технического и технологического сотрудничества с продвинутыми иностранными партнерами, наша аэрокосмическая промышленность должна не ослаблять, а наоборот, усиливать свою интеграцию с российской. У нас нет никакой нужды специально форсировать наше техническое обособление, оно происходит, и будет происходить просто в силу того, что Украина и Россия – отдельные государства, различия между которыми нарастают естественным образом. Вместе с тем, при сегодняшней бедности Украины и России, космос, авиация и вооружения – это те области, где нам вместе легче прорываться. От обычной кооперации, от выполнения заказов друг друга необходимо активнее переходить к большим партнерским проектам. Они уже есть, но их явно недостаточно. Мировой опыт транснациональных промышленных групп показывает, что частный капитал в них вполне способен уживаться с государственным, нам необходимо осваивать этот опыт.

Украинским и российским партнерам нет нужды присматриваться и привыкать друг к другу, долго искать общий язык, согласовывать нормы и стандарты, утрясать патентные тонкости. Элементы взаимодополнения в наших экономиках – это объективная реальность. Использовать эту реальность – значит избежать огромных потерь на создание и поддержку параллельных структур. Достигающаяся за счет этого экономия становится решающим конкурентным фактором. Но более всего взаимодополняют друг друга наши люди.

Возможно, тему о перспективности украинских высоких технологий следовало бы обсуждать не на примере космической отрасли. Но я обратился именно к ней, хотя мне хорошо известны примеры других отраслей и направлений. Я входил в Коллегию по вопросам научно-технической политики, восемь месяцев возглавлял Украинский союз промышленников и предпринимателей, постоянно интересовался этим вопросом и на посту главы правительства, и на президентском. Дело, однако, в том, что о космической отрасли я знаю более или менее все. Затронь я любую другую тему, мне пришлось бы привлекать экспертов, заказывать справки, но вывод, поверьте, был бы тот же: мы должны идти путем высоких технологий. Это единственно перспективный путь, однако чтобы сделать его реальностью, нам придется проявить чудеса хитроумия и изворотливости. Мы обязаны это делать, у нас просто нет другого выхода. Если мы допустим технологический провал, будущая Украина нам это не простит.

В заключение хочу буквально вскользь коснуться вопроса о суперкомпьютерах, поскольку он имеет самое прямое отношение к теме данной главы. У нас далеко не все даже вполне просвещенные люди знают, что это такое. Суперкомпьютер и обычный персональный компьютер различаются примерно так же, как различаются «государь» и «милостивый государь». С помощью суперкомпьютеров сегодня выполняются самые сложные, еще вчера совершенно недоступные задачи. Если совсем упрощенно, суперкомпьютер способен осуществить перебор миллионов различных вариантов и последствий этих вариантов, выявляя оптимум. Применяются суперкомпьютеры при решении самых разных задач науки и техники – будь то расчет обтекателя ракеты, бесшумного винта подводной лодки, оптимизация двигателя автомобиля, разработка энерго- и ресурсосберегающих технологий и так далее. Только суперкомпьютеру под силу решать задачи с числовыми данными до нескольких десятков миллионов. Только он может вполне точно смоделировать ядерное испытание, избавляя от необходимости его проводить.

Пять-шесть лет назад без суперкомпьютеров еще можно было кое-как обходиться – просто потому, что они были тогда единичными, но сегодня отсутствие суперкомпьютеров в стране – это уже диагноз. Это свидетельство о том, что отставание обеспечено и гарантировано.

Среди первых, кто увидел в компьютере важнейший инструмент исследования явлений и объектов природы и общества, был наш земляк, академик Виктор Михайлович Глушков. Еще в 1979 году, впервые в мире, он обосновал принцип построения суперкомпьютера с множественным потоком команд и данных. Это было в то время, когда повсеместно разрабатывались суперкомпьютеры с векторно-конвейерной обработкой данных. С тех пор в мире создана не одна сотня суперкомпьютеров, использующих глушковскую архитектуру, разработанную в нашем Институте кибернетики. Ныне между всеми более или менее развитыми государствами развернулась настоящая гонка по созданию суперкомпьютеров – просто потому, что они помогают обеспечению национальной безопасности и экономической независимости, ускоряют научно-технический прогресс. В Барселоне создан Центр супер- и квантовых компьютеров, руководящий исследованиями в этой области в рамках Европейского Союза. Некоторые страны за последние годы поддержали соответствующие разработки своей государственной политикой. Поддержка осуществляется в виде государственных заказов, специальных программ, бюджетного финансирования, грантов и льгот.

Мне известно, что в Институте кибернетики Национальной Академии наук Украины учениками покойного Глушкова выполнены исследования, позволяющие создать принципиально новый класс компьютеров для научно-технических расчетов – семейство интеллектуальных компьютеров. Они могут быть конкурентоспособными на мировом компьютерном рынке. Однако выкроить средства на выполнение этой программы пока не удается. Обращение ученых к украинским бизнесменам с предложением финансировать разработки, которые могли бы приносить прибыль до 100 миллионов долларов в год, пока не нашло поддержки. Пишу об этом в надежде пробудить их патриотические чувства.

Так или иначе, но у Украины должны в скором времени появиться свои суперкомпьютеры. Тем более, что у России, по сообщениям прессы, суперкомпьютеры уже есть.

Не скрою, мне приятно писать эту главу. Я словно опять погружаюсь в такую знакомую среду инженеров, конструкторов, ученых, организаторов производства. Когда из этого светлого мира, от проблем высоких технологий и поражающих воображение задач, вынужденно переходишь к писаниям каких-нибудь дремуче-агрессивных воинствующих националистов – российских или наших – надо долго заставлять себя вчитаться в смысл того, что они хотят вам внушить. Это как возврат в пещеру троглодита.

Продлю себе удовольствие, задержусь еще немного на теме «Южного» и «Южмаша». Я попал в конструкторское бюро «Южное» после университета, по распределению. Никаких надежд на это у меня не было. Явился на распределение и, когда меня вызвали, вошел в зал, где заседала огромная комиссия. Меня спросили: «Куда вы хотите?» А направления в основном были: Красноярск, Омск, Новосибирск, Свердловск, чуть ли не всех ребят туда посылали. Я говорю: «Поеду, куда направите». Наверное, это им понравилось. «А в КБ пойдете?» Я, естественно, ответил, что пойду с огромной радостью. Так я оказался в самом современном конструкторском бюро, в отличном коллективе.

Правда, меня там уже знали, я у них делал дипломную работу. Причем, не могу сказать, что блистательно: как на грех, в самый наряженный момент меня свалила моя хроническая ангина, да так, что я загремел в больницу, валялся там в полубессознательном состоянии. Наконец, мне вырезали гланды и отправили домой. А защита диплома была уже на носу, боялся, что завалю. Но защитился.

Работал я в КБ «Южное» с увлечением, и через 2–3 года стал там секретарем комитета комсомола. Все бы ничего, но вдруг меня собираются делать первым секретарем райкома комсомола. Днепропетровск делился на районы – Жовтневый, Дзержинский, Центральный, Кировский, Индустриальный и так далее. Видимо, от меня ждали, что я буду прыгать от счастья. Но ведь это полный разрыв со специальностью, совсем другая жизнь, а мне так хотелось быть ракетостроителем. Я выступил и при всех объявил, что я категорически против. Не хочу и не пойду. Первый секретарь райкома партии на это сказал: «Его надо исключить из КПСС за такие заявления». На что я ответил: «А я беспартийный». Но какая-то неприятность могла быть: ведь я этому секретарю практически в душу плюнул. Он-то уверен, что выше партийной карьеры ничего нет, а тут его карьеру обесценивают на глазах у всех. Но меня выручил Михаил Кузьмич Янгель. Учитывая, что районная отчетно-выборная конференция была на носу и вопрос обо мне мог на ней в какой-то форме всплыть, он предложил мне: «Леня, знаешь что, направлю-ка я тебя в длительную командировку в Москву, на фирму Королева».

Дело в том, что «Южному» вместе с фирмой Королева была поручена часть советской программы полета на Луну. Я проработал в Москве несколько месяцев, вернулся, когда конференция давно прошла, и про меня забыли. Правда, не совсем: меня все-таки заставили вступить в партию, хотя тех вокруг меня, кто в партию рвался, всячески придерживали. По доброй воле это было сделать трудно.

О Лунной программе и о том, что мы сделали спускаемый модуль, я уже говорил. Мне пришлось быть свидетелем любопытных перипетий, связанных с ней. Все время шла борьба за то, кому достанется та или иная тема: Челомею, или Янгелю, или Уткину (Владимир Федорович Уткин стал после смерти Янгеля нашим генеральным конструктором), или еще кому-нибудь. Сплошь и рядом исход этой борьбы решала не техническая или организационная целесообразность, а тот простой факт, что у Челомея работал сын Хрущева. Бывали случая, когда некоторые наши разработки (мы тогда не говорили «украинские», но фактически это было так) просто волевым решением передавались в Москву челомеевской фирме.

Здоровое соперничество, когда оно носит честный характер, – вещь хорошая. Честного соперничества мы в Днепропетровске не боялись, потому что знали цену себе и своей технике и потому, что у нас работали исключительно сильные конструкторы.

Я счастлив, что был младшим соратником Михаила Кузьмича Янгеля, ракетчика Божьей милостью. Как конструктор Янгель не имел себе равных. Ветераны ракетостроения сейчас сходятся в том, что его изделия превосходили то, что делал Королев, хотя славу Королева никто не ставит под сомнение. Разработки Янгеля были перспективнее, безотказнее, дешевле. Он всегда смотрел далеко вперед. Как я теперь понимаю, момент, когда мы окончательно отработали орбитальный вариант ракеты Р-36 (ведущим конструктором по этой ракете был Михаил Иванович Галась), можно назвать одним из главных событий в истории XX века: именно тогда стало ясно, что победителей в ракетно-ядерной войне не будет, остается лишь путь переговоров и разоружения. Орбитальный вариант ракеты перечеркнул все надежды американцев на успешную противоракетную оборону. Наша ракета показала, что может достичь любой точки планеты, причем вычислить, куда направляется орбитальная боеголовка, в те времена было невозможно.

Янгель никогда не успокаивался на достигнутом. Он был автором идеи мобильного комплекса с межконтинентальной ракетой, которую можно перевозить и запускать прямо из контейнера. Янгель решил поместить ракету в контейнер, из которого она выстреливалась как из ружья, а ее маршевые двигатели включались уже в полете. Даже ближайшие соратники Янгеля сперва не поверили в возможность выстрелить двухсоттонной махиной. Но Михаил Кузьмич доказал, что это возможно. Так появился знаменитый ракетный комплекс «Сатана».

Янгель определил и мой путь как конструктора и ракетостроителя. Михаил Иванович Галась недавно рассказал в печати, что именно Янгель посоветовал ему взять меня к себе в помощники. Так оно и было. Я оказался в команде Михаила Ивановича, которого называю своим учителем. А мог оказаться в другой команде, на каком-то другом направлении.

Янгель однажды просто спас мне жизнь. Году, кажется, в 1969-м, во время отдыха в Евпатории, я попал в больницу с заражением крови на почве гнойного перитонита. У меня температура за сорок, на улице – за тридцать, и абсолютно нет необходимых антибиотиков. Нужны были очень сильные, иначе конец. Заражение крови – вещь серьезная. Жена дозвонилась до Михаила Кузьмича, и он с рейсовым самолетом передал какие-то новейшие антибиотики, которых потом хватило и соседям по палате.

Михаил Иванович Галась, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии, был лет на 8–9 старше меня и уже возглавлял группу ведущих конструкторов. По каждому изделию, по каждой ракете был свой ведущий конструктор – тот, кто вел тему и отвечал за нее. А Галась был над ними. И Михаил Иванович взял меня к себе ведущим конструктором. Мне было 28 лет, когда я начал свою полигонную эпопею в солнечном Казахстане техническим руководителем ракетных испытаний. Режим работы у меня был такой: полтора-два месяца, иногда до трех, на полигоне, какое-то время в Днепропетровске, и опять – на испытания. Если суммировать, я на полигонах провел много лет.

Жизнь была своеобразная, чему посвящена песня: «Степь да спирт – и ни одной девчонки, иногда работа до утра, иногда – ракеты голос звонкий, иногда зуденье комара». Был еще гитары голос звонкий. Это была даже не степь, а пустыня. Городок, где жили военные, испытательные установки и две гостиницы. У меня уже тогда в подчинении были люди, была «Волга» с личным водителем. Кум королю, сват министру. Номер «люкс» в гостинице. Всего полторы комнаты, но все-таки. В моем номере холодильник, а во многих других нет. Конечно, утешение слабое, если сопоставить это с сорокаградусной жарой, пыльными бурями, диким холодом зимой и такими ветрами, что валят с ног. Но чувство, что ты делаешь исключительной важности дело, перевешивало все это. И еще приз в виде весны. Пустыня покрывалась тюльпанами, вид необыкновенный.

Конечно, я был все эти годы советский человек до мозга костей. Меня могли перевести на работу, скажем, на Урал, и я бы поехал, но это не значит, что у меня появилось бы чувство, будто я работаю на Россию. Нет, именно на Советский Союз, которым я, крестьянский сын, безмерно гордился. Естественно, и в КБ «Южное» в украинском Днепропетровске я работал на Советский Союз.

То, что я был руководителем испытаний, означало, что на мне лежала вся ответственность и за подготовку, и за сам пуск ракеты. А съезжались люди со всей огромной страны. В создании каждой ракеты и запускаемого космического аппарата участвуют сотни предприятий. Это огромная кооперация. И ты действительно становишься руководителем крупного размаха. Там я проходил первую школу управления и принятия решений. Ну и, конечно, общения с людьми. Было много аварийных и нештатных ситуаций, когда требовалось принимать решения и брать на себя ответственность. От технического руководителя испытаний порой зависела судьба огромной разработки, многолетний труд многих тысяч людей. Во время испытаний я должен был руководить людьми старше себя по возрасту и по должности. Но наши генеральные могли быть спокойны: если что-то не ладится, в чем-то нет уверенности, я не дам команду на пуск, не буду попусту рисковать. Лучше еще и еще раз собрать специалистов, разобраться во всем вместе с военными и докопаться до сути. Кто не имеет отношения к нашей профессии, тот не поймет, что значит угробить ракету.

Конечно, за срывы сроков «вставляли фитили», но это пережить можно.

Выговоры я не считал. Дали выговор, через месяц, если не проштрафился, его снимают. Но спрос был жесткий. И чем выше на должностной ступени, тем жестче. Уже много позже, когда я стал первым заместителем генерального, а потом директором завода, я каждый месяц бывал на коллегии министерства, и не раз выходил оттуда взмокший. Министром общего машиностроения у нас был Сергей Александрович Афанасьев, этакая глыбища. Он, во-первых, досконально знал дело и никогда не допускал разболтанности, расхлябанности, панибратства. Жесткий человек, но, как говорится, по делу. Поэтому никаких обид не возникало. Он недавно умер, 15 мая 2001 года. Я вспоминаю его с огромным уважением. В таком деле, как наше, нельзя действовать мягенько: ладно, мол, не получилось сегодня – получится завтра.

Все, кто прошел школу Янгеля, не затерялись в жизни. Он умел доверить ответственную работу молодым. Я иногда вспоминаю, кого он выдвинул – люди просто на подбор. Это Конюхов, нынешний генеральный конструктор КБ «Южное», Мащенко – его первый заместитель, Агарков – главный конструктор ракет космического назначения, заместитель генерального, Команов – заместитель генерального по программе «Морской старт», лауреат Ленинской премии и Государственной премии Украины, Герой Украины, Ус – главный конструктор, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР...

Мне довелось быть ведущим конструктором при Янгеле, и эта работа – одно из лучших моих воспоминаний. Изделие было сложнейшее, космический носитель «Циклон-2», одно из главных звеньев системы противоспутниковой обороны страны. Эта ракета выводила на орбиту, во-первых, спутники-разведчики, которые вели морскую разведку, следили за подводными лодками, во-вторых, спутники-мишени и, в-третьих, истребители спутников. Надо было гарантированно выводить их в любую точку пространства, чтобы уничтожить спутник противника, где бы он ни находился.

Я горжусь всеми проектами «южан», независимо от того, принимал я в них участие или нет, горжусь «Морским стартом», с нежностью вспоминаю прообраз ракеты «Зенит», «изделие 11К77». Никакие голливудские фильмы со всеми их компьютерными и «техно-тронными» наворотами не сравнятся, на мой вкус, с видеосъемкой подготовки «Зенита» к старту. Напоминаю, это безлюдный запуск, все автоматизировано! Ракета поднимается, отходят защитные плиты, по всем четырем плоскостям выдвигаются коммуникации. Все посадочные точки совпадают, все разъемы, а их огромное число, идеально стыкуются между собой. Вот это зрелище! Готов смотреть хоть каждый день.

Вот на этой вселяющей надежду сцене торжества высоких технологий я и закончу главу о ракетах – советских, украинских, российских, совместных. На самом деле, эта сцена – не что иное как «воспоминание о будущем». Я уверен, об очень скором будущем.

 

Яндекс.Метрика