Анатолий Корешков
За стеной секретов

© Корешков А.А., 2019
Публикуется на сайте с разрешения автора

Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории
может не совпадать с мнением публикуемых авторов...

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Для холуя, лобзающего своего господина
и готового при этом всадить ему в спину нож,
нет ничего святого.
Афоризм

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ВЕРСИЯ, ПОХОЖАЯ НА БЫЛЬ

Памятник Юрию Гагарину и Владимиру Серёгину под городом Киржач

СЛОВО – НЕ ВОРОБЕЙ

Здравомыслящему человеку, не посвящённому в мотивы преступления, трудно представить, чтобы верховный правитель мог поднять руку на человека, олицетворяющего гордость и величие его державы. И нам, испытателям, не могла и в голову прийти подобная мысль в отношении гибели Юрия Алексеевича Гагарина в авиационной катастрофе 27 марта 1968 года. Ибо о характере взаимоотношений между ним и Генеральным секретарём КПСС в ту пору на полигоне ничего не было известно, а о результатах расследования указанного происшествия в печать не просочилось ни строчки. Однако после распада СССР информация, так или иначе связанная с тем трагическим событием, стала всё шире освещаться в прессе и на телевидении, появились его новые свидетели, раскрывшие не известные ранее детали случившегося. И на этом фоне всё ясней вырисовывается картина происшедшей в тот памятный день трагедии, разыгравшейся на владимирской земле над городом Киржач. И, к великому огорчению и стыду, она не имеет ничего общего с официальной версией гибели первого космонавта планеты.

Как инженер-испытатель, выводивший Гагарина на орбиту Славы, и как человек, которому небезразлична его судьба, я не мог обойти стороной эту актуальную поныне тему и не поделиться с читателем своим видением случившегося. Начну с того, что, несмотря на отсутствие в ту пору информации об обстоятельствах гибели космонавта, повод для сомнений в её случайном характере у нас всё-таки был. В связи с этим вспоминается один эпизод, происшедший в беседке возле МИКа на площадке № 2 летом 1967 года.

Речь, помню, зашла о причинах гибели Владимира Комарова, и тут Александр Поляков – казалось бы, совершенно не к месту – огорошил присутствующих сногсшибательной новостью:

– А вы знаете, ребята, что недавно на одном официальном приёме Гагарин врезал Брежневу по роже?

Саня был мастак травить анекдоты, но на сей раз юмором в его словах даже не пахло, да и сказано это было вполголоса, с оглядкой. А серьёзные новости у него – как нам приходилось убеждаться уже не раз – были всегда достоверны, во всяком случае, основаны на реальных фактах. Взять хотя бы известную ныне амурную историю Юрия Алексеевича, «отмеченную» на его лице глубоким шрамом. Ещё задолго до появления космонавта в таком виде на полигоне Поляков потешил товарищей рассказом о пикантной истории, якобы случившейся на свадьбе среди земляков, на которой Гагарин покусился на честь невесты, за что и был наказан бдительным женихом. Тогда, посмеявшись от души, эту историю мало кто принял всерьёз. Но, когда космонавт вскоре после этого прибыл на полигон, то байка получила «документальное» подтверждение, и как было в ней усомниться? Кстати, она выглядит гораздо натуральней и убедительней её официальной версии, появившейся в печати¹⁵.

Но, даже принимая во внимание данный фактор, в этот раз преподнесённая Поляковым новость была воспринята как чья-то нелепая выдумка, не имеющая под собой никакой почвы: «Какой, в самом деле, конфликт, – думали мы, – может быть между космонавтом и генсеком?» А поскольку вести разговоры на эту тему было небезопасно, то никто не решился комментировать её вслух. И только много лет спустя, в «эпоху гласности» стало известно, что сообщения об этом инциденте публиковались в зарубежной печати, правда, в иной интерпретации: Гагарин, якобы, плеснул в лицо Леонида Ильича бокал шампанского. Дыма без огня, как известно, не бывает, а значит, у того были основания свести с ним счёты. И позже это подтвердится публикациями в нашей прессе.

Отсутствие в первое время каких-либо сведений о гибели Юрия Гагарина в официальных средствах массовой информации породило на этот счёт массу домыслов – начиная от преднамеренного убийства космонавта до его изоляции в психушке. Лишь в 90-х годах прошлого века материалы на эту тему начали открыто публиковаться в печати, и на их основе издаваться книги. Так в 1997 году Центром исследований «Хиросима-2» была издана книга «Убийство космонавта Юрия Гагарина». Её автор Борис Мурасов провёл титаническую работу по сбору ценнейшей информации по данному вопросу, что называется, из первых рук и на её основе сделал вполне обоснованный вывод, что гибель первого космонавта планеты действительно могла быть результатом изуверского заговора, инициированного Брежневым и организованного Андроповым. Однако книга написана весьма сумбурно – в ней нет единой, чёткой версии случившегося. С одной стороны, утверждается, что причиной авиакатастрофы был «взрыв бомбы», с другой – самолёт сбит зенитной ракетой, и в то же время приводятся доказательства, что Гагарин остался жив и был упрятан в «психушку». А главное – в ней нет ни слова о мотивации убийства, без которого в возможность такой акции трудно поверить даже в наше время.

Чтобы у читателя на этот счёт не осталось сомнений, вернёмся на время к событиям, предшествующим полувековому юбилею Октябрьской революции. После полёта Юрия Гагарина и выхода в открытый космос Алексея Леонова каких-либо новых достижений в космонавтике вплоть до 1967 года у нас не было. Программа Н1-Л 3, предусматривавшая высадку космонавта на Луну, шла со скрипом, и неожиданно ушёл из жизни её руководитель – Сергей Павлович Королёв. Американцы в лунной гонке буквально наступали нам на пятки. В этой связи руководство страны возлагало большие надежды на новый корабль «Союз», создаваемый в ОКБ-1, которое возглавил Василий Павлович Мишин.

Но и тут положение к тому времени было не лучше. Лётные испытания корабля «Союз» начались в 1966 году. Первая попытка его запуска завершилась неудачей: из-за возникшей неисправности в системе управления ракета отклонилась от курса и была автоматически подорвана. При подготовке к старту второго корабля произошёл несанкционированный запуск двигателя САС, приведший к пожару с последующим взрывом ракеты и гибелью нескольких испытателей. Лишь с третьей попытки, предпринятой в феврале 1967 года, «Союз» был всё-таки выведен на орбиту, но при посадке его спускаемого аппарата возникли проблемы. Во-первых, он приземлился на озеро и, пробив лёд, затонул, а во-вторых, у СА во время спуска прогорело днище, и он потерял герметичность. Было ясно, что корабль ещё далёк от совершенства и требует существенной доработки.

При таком положении вещей планировать пуск очередного «Союза» в пилотируемом варианте было бы сущей авантюрой (до полёта Гагарина, например, было произведено 7 запусков кораблей «Восток», из которых два последних завершились успешно). Тем более, что ракета Н1 для доставки корабля к Луне была не готова, и форсировать события с «Союзом» не было нужды. Но приближался праздник Первомая, и Брежнев, решив в год 50-летия Октября «порадовать советский народ» очередной победой в космосе, настоятельно «рекомендовал» Мишину – в плане работы над лунной программой – готовить к этому сроку пуски сразу двух кораблей «Союз» с экипажами на борту. Можно с уверенностью сказать, что Королёв на такую авантюру никогда бы не пошёл. Но у его преемника была иная «весовая категория», и он не посмел перечить Генеральному секретарю КПСС, о чём впоследствии горько пожалел.

Гагарин к тому времени, вдоволь хлебнув мировой славы и завидуя своим соратникам, ставившим мировые рекорды в космосе, осаждал пороги начальства с просьбами вернуться к своей основной профессии. И оно, в итоге, пошло ему навстречу, назначив дублёром командира корабля «Союз-1» – Владимира Комарова. В экипаж Союза-2» вошли: Валерий Быковский, Алексей Елисеев и Евгений Хрунов. В соответствии с программой корабли должны были, осуществив манёвр, состыковаться на орбите и обменяться экипажами.

Осваивая новую технику на предприятии, космонавты тесно общались с её разработчиками и изготовителями, поэтому не могли не знать истинное положение с «Союзом». А оно не внушало оптимизма: фактически им предстояло лететь в космос на ещё не апробированном после доработок корабле. Даже сами работники ОКБ-1 считали данную программу несвоевременной и, опасаясь за жизнь космонавтов, пошли на неслыханный по дерзости шаг: в обход начальства, они составили коллективное письмо с изложением реального состояния дел с «Союзом» на имя Брежнева. Однако секретное письмо по почте не пошлёшь, они обратились за помощью по этому вопросу к Юрию Гагарину, и тот согласился передать их послание адресату¹⁶.

Однако к тому времени между генсеком и космонавтом уже назревал конфликт из-за протеже Леонида Ильича – Георгия Берегового, который, судя по внешнему облику, был его отпрыском. Даже в отряд космонавтов тот попал, видимо, не без помощи своего покровителя, ибо его физические данные никак не соответствовали требованиям к работникам этой профессии. И в отношениях к товарищам он не отличался скромностью и тактом. Так, затеяв однажды ссору с Гагариным, бывшим уже заместителем начальника ЦПК, Береговой обозвал его выскочкой, на что Юрий Алексеевич, вспылив, пообещал ему, что в космос тот попадёт только через его труп. Надо полагать, Брежнев знал об этом, и Гагарин был у него не в фаворе. А потому на приём к нему с «челобитной» космонавту попасть не удалось.

Тогда он решил действовать через министра обороны – маршала Гречко. А. А. Но тот, не желая иметь служебные неприятности, наотрез отказался ему помочь, да ещё и обвинил космонавта в трусости. После безуспешных и долгих мытарств Гагарин поделился данной проблемой со своим телохранителем, офицером КГБ – В. И. Русяевым, которого считал своим другом. И тот изъявил готовность попытаться передать крамольное письмо адресату по служебным каналам. На другой же день в поисках решения этой задачи Вениамин Иванович начал обивать пороги кабинетов своих начальников. Те встречали его с пониманием, и вскоре выход из щекотливого положения был найден: ему посоветовали обратиться за помощью к фронтовому другу генсека – к Георгию Карповичу Ценёву, у которого с допуском в Кремль не было проблем. Русяев так и поступил. Ценёв внимательно прочитал содержимое письма и согласился исполнить просьбу офицера.

Дошла ли «челобитная» учёных и конструкторов до Брежнева, доподлинно неизвестно. Но последовавшие затем кадровые перемены в центральном аппарате КГБ свидетельствуют об этом весьма красноречиво. В скором времени там всех, имевших к данному письму лиц, постигли служебные неприятности: генерал Макаров был уволен в отставку без пенсии, генерал Фадейкин, страдавший тяжёлым недугом, отправлен послом в Иран (климат в котором был ему противопоказан) и вскоре скончался, а Русяев сослан на периферию. Причём им всем дали понять, чтобы по поводу этого письма держали язык за зубами. При этом сам Ценёв круто шагнул по служебной лестнице, став начальником управления. Над головой Гагарина уже тогда начали сгущаться тучи.

В итоге предмайские сроки полётов кораблей «Союз» не были изменены, и в апреле космонавты отправлялись на космодром в предчувствии неминуемой беды. Вот как рассказывает об этом В. И. Русяев корреспонденту «Литературной газеты».

«Это было незадолго до старта. Комаров пригласил меня с женой познакомиться с его семьёй. Когда подошло время возвращаться домой, Комаров вышел нас проводить. Так вот тогда-то, прямо на лестничной площадке, Володя и сказал мне, что из полёта он не вернётся. Я просто опешил. Пытался возразить ему: ведь над сборкой корабля работали сотни высоких профессионалов. Комаров настаивал на своём, подчёркивая, что знает, о чём говорит. И вдруг он расплакался. Если бы вы знали Володю так, как знаю его я, то были бы поражены не меньше: волевой, бесстрашный человек и чуть не рыдает...

Что я ему мог сказать? Вообразите моё положение. Ну, единственное, что нашёлся:

– Если ты уверен, что погибнешь, откажись от полёта.

– Нет, – ответил он, – ты же знаешь: откажусь я, полетит первый. А его надо беречь».

Как свидетельствует Павел Попович¹⁷, Комаров пытался спасти положение на заседании Государственной комиссии, состоявшемся в Москве перед отлётом на Байконур. В ответ на заданный ему вопрос о готовности к полёту он заявил, что корабль ещё сырой, и лететь человеку на нём рано. Но когда, проигнорировав его заявление и намекнув на трусость, ему задали вопрос повторно, то космонавт твёрдо ответил:

– К полёту готов.

Гагарин и Комаров были не просто коллегами по работе – их связывала крепкая мужская дружба, и во имя её каждый готов был пожертвовать для спасения друга своей жизнью. В этом – ключ к пониманию последующих действий (либо их попытки), предпринятых со стороны Юрия Гагарина против Генерального секретаря КПСС, о которых речь пойдёт ниже.

Испытания корабля «Союз-1» на космодроме проходили трудно, в ходе их выявлялись всё новые и новые недоработки и дефекты. В итоге количество замечаний в бортовом журнале достигло беспрецедентного количества – 120 (примерно столько же, сколько на трёх предыдущих кораблях, вместе взятых). На их устранение уходила уйма времени, в результате чего дата старта несколько раз переносилась на более поздний срок. У испытателей не было полной уверенности в успешном выполнении полётной программы этим кораблём, о чём начальник Управления полковник Патрушев прямо заявил на заседании Государственной комиссии. Категорически против пилотируемого полёта на «Союзе» был и руководитель военной приёмки ОКБ-1 полковник Исаакян. Насколько обоснованными были эти сомнения, рассказывает испытатель Оврамец Н. Т.¹⁸ и подтверждает Павел Попович, признавший, что «корабль был обречён». Однако Главный конструктор, охарактеризовав выявленные на корабле замечания как «мелочи», не прислушался к мнению военных, и «Союз-1», пилотируемый Владимиром Комаровым, 23 апреля 1967 года стартовал в космос.

После выхода на орбиту на корабле продолжали появляться новые неисправности. В частности, отказала автоматика системы управления, и не раскрылась одна из панелей солнечной батареи. Управлять «Союзом» в ручную в таком состоянии было чрезвычайно сложно, а запаса энергии было недостаточно для выполнения всей программы полёта. Выводить на орбиту «Союз-2» уже не имело смысла, но среди руководства мнения на этот счёт разделились. И только по настоянию М. В. Келдыша было решено дальнейшее выполнение программы прекратить, а Комарову дана команда на посадку.

Нельзя не сказать несколько слов об этом крайне одарённом человеке, который по праву занимал пост Президента Академии наук. Обладая уникальными математическими способностями, феноменальной памятью и острой интуицией, Мстислав Всеволодович внёс бесценный вклад в отечественную науку, включая авиацию и космонавтику¹⁹. Мало кто знает, что именно он создал математическую модель первой советской атомной бомбы, он же рассчитал «безопасную» орбиту для полёта Юрия Гагарина на корабле «Восток» и т. д. И, как окажется в действительности, происшедшая в данном случае по его предложению отмена запуска «Союза-2» предотвратила катастрофу ещё большего масштаба – с гибелью экипажей обоих кораблей.

Мастерски произведя ориентацию корабля вручную, космонавт включил тормозной двигатель и начал сход с орбиты. Но при приближении к земле в спускаемом аппарате появилась ещё одна, оказавшаяся роковой неисправность: не сработала должным образом парашютная система, в результате чего Владимир Комаров погиб. Официально причиной его смерти в печати было объявлено скручивание строп парашюта, приведшее к посадке СА на недопустимо большой скорости. А виновником происшедшего был признан руководитель соответствующего НИИ Фёдор Ткачёв, который был отстранён от занимаемой должности.

Однако, по свидетельству испытателя Л. Н. Ермакова, бывшего в курсе результатов расследования этой трагедии, её исходной причиной явилось несовершенство самого корабля «Союз», а именно неудачная конструкция контейнера для парашюта. После отстрела люка и сообщения с внешней средой, внутри него резко упало давление, в то время, как снаружи (внутри СА) оно оставалось равным атмосфере. Это привело к прогибу крышки контейнера во внутрь и к заклиниванию в нём парашюта. В ОКБ-1 этот конструктивный недостаток был устранён «без шума и пыли», и формально фирма осталась непричастна к случившейся трагедии. Лишь десятки лет спустя, об этом поведал миру²⁰ работник данного предприятия, космонавт Елисеев А. С.

На предыдущем корабле данный дефект не мог проявиться из–за происшедшего на нём прогара днища СА: по указанной причине перепада давления в нём по отношению к атмосферному не было, а потому контейнер с парашютом не деформировался, и система сработала нормально. У конструкторов корабля, таким образом, не хватило данных по результатам ЛКИ (которые фактически были прерваны), чтобы доработать должным образом этот узел. По сути, именно об этом они и предостерегали Брежнева в своём письме.

В итоге поспешный запуск корабля «Сою-1», предпринятый в угоду политических амбиций Генерального секретаря КПСС, не только омрачил советскому народу праздник Первомая, но и надолго отодвинул сроки завершения ЛКИ этого корабля, предрешив тем самым проигрыш американцам в лунной гонке. Стыковка этих кораблей на орбите была произведена только после гибели Гагарина в январе 1969 года (с участием Георгия Берегового).

Смерть Комарова, таким образом, была целиком на совести Брежнева и легла на его душу тяжёлым бременем. Тот, естественно не хотел, чтобы мир об этом узнал. Именно тогда была проведена упомянутая выше кадровая чистка в аппарате КГБ, а Юрий Гагарин стал для генсека не только неудобной, но даже опасной фигурой, и с тех пор был «освобождён» от поездок за рубеж. Последний тяжело переживал смерть друга, сознавая, что тот, не отказавшись от полёта, фактически спас ему жизнь. По дороге в Москву Юрию не давала покоя мысль – дошло ли до Брежнева письмо, переданное им через своего телохранителя? Поэтому по возвращении домой он сразу же позвонил Русяеву и договорился о встрече. Тот посвятил Гагарина в суть принятых им мер в отношении письма, и чем всё это дело закончилось. Юрий внимательно его выслушал и сказал буквально следующее:

– Хорошо. Я сам пойду к нему. И если он обо всём был в курсе и спустил ситуацию на тормозах, то точно знаю, как поступить.

Это была прямая угроза в адрес Генерального секретаря КПСС. Мог ли кадровый офицер КГБ, хорошо понимая это, не принять соответствующих мер, утаив о намерениях своего бывшего подопечного от начальства? Вопрос, разумеется, риторический, но ответ на него напрашивается однозначный: навряд ли – это был его прямой служебный долг. А в таком случае служебным долгом Юрия Андропова, возглавлявшего КГБ, было предотвратить планируемую акцию против главы государства, а ещё лучше – ликвидировать саму угрозу покушения на его честь (а возможно, и на жизнь).

Гагарин, таким образом, своей неосторожной фразой в беседе с Русяевым сам подписал себе смертный приговор. Если же предположить, что Вениамин Иванович, поддавшись эмоциям, всё-таки скрыл от начальства содержание беседы с космонавтом, то приведение последним угрозы в исполнение (о чём упоминалось в начале главы) уж тем более заслуживало соответствующей кары. Да и как носитель тайны, порочащей генсека, Юрий Алексеевич отныне стал для него на этом свете персоной нон грата, и дни его в любом случае были сочтены. Такое же впечатление, судя по названию статьи – «За что могли убить Гагарина» – произвёл рассказ офицера КГБ и на корреспондента «Литературной газеты» Игоря Морозова.

К тому же нельзя сбрасывать со счёта и такой фактор, как ревность честолюбивого политика к чужой славе. В этой связи уместно вспомнить печальный эпизод из биографии популярного в прошлом артиста Ивана Переверзева, ставшего по воле случая жертвой ущемлённого самолюбия Н. С. Хрущёва. А произошло это так.

Для встречи в Ялте приглашённого в Советский Союз знаменитого американского певца Поля Робсона Никита Сергеевич собрал представительную делегацию из отдыхавшей в это время у моря творческой интеллигенции. Робсон, сойдя с парохода, будучи сам могучего телосложения, сразу обратил внимание на статного, с привлекательной внешностью артиста и, подойдя к Переверзеву для знакомства, больше в тот день с ним не расставался. Естественно, что за столом во время торжественного приёма они оказались рядом, но поодаль от главы правительства. Иван Переверзев, таким образом, оказался в центре внимания присутствующих.

Хрущёва такое положение вещей не устраивало, и он послал к Робсону «гонца», чтобы напомнить тому, кто является хозяином застолья, и пригласить на подобающее почётному гостю место – возле себя. Но американская знаменитость игнорировала это приглашение, повторенное неоднократно. Тогда премьер, не привыкший в подобных ситуациях оставаться в тени, сам подошёл к Полю Робсону и пригласил его на почётное место лично. И тут Переверзев, к тому времени уже изрядно захмелев и не выдержал такой, по его мнению, настырности и выразил своё возмущение вслух:

– А не пошли бы вы, Никита Сергеевич, на х...?

За столом – подобно немой сцене в пьесе Гоголя «Ревизор» – мгновенно воцарилась гробовая тишина. У премьера при этом от неожиданности и неслыханной дерзости, должно быть, отвисла челюсть, и он не нашёлся сразу, как на это отреагировать. Артист же, сообразив, что ляпнул лишнее, сразу протрезвел и тотчас покинул застолье. В гостинице – в ожидании, что за ним вот-вот должны прийти, чтобы отправить в каталажку – он, не раздеваясь, лёг в постель и не сомкнул глаз до утра. Когда же этого не случилось, бедолага облегчённо вздохнул, полагая, что инцидент исчерпан. Однако, как оказалось в действительности, радовался он рано: двери на все киностудии страны для него отныне оказались закрыты.

Брежнев, как известно, отличался чрезмерным тщеславием и коварством, и поэтому находиться постоянно в тени славы первого космонавта планеты для него, надо полагать, было гораздо обидней, чем его предшественнику в приведённом выше эпизоде. А потому и последствия этой ревности к чужой славе могли проявиться у генсека в более решительных действиях против «конкурента». Кто на самом деле мог стать их инициатором, вероятно, навсегда останется тайной: таких дел бумаге не доверяют. Но совершенно очевидно, что без ведома Генерального секретаря КПСС пойти на крайние меры против космонавта председатель КГБ сам бы не мог.

Представляются симптоматичными «чудеса», которые происходили с автомашиной Гагарина незадолго до гибели. Его шофёр Ф. Я. Климчук поведал о том, как в ней ни с того, ни с сего периодически лопался бензопровод между баком и бензонасосом. Автомобилисты знают, что такая неисправность, чреватая взрывом, случается чрезвычайно редко, а тут в течение пары месяцев – три раза подряд! Поэтому есть все основания полагать, что это происходило по чьему-то злому умыслу. И злодей едва не добился-таки своего: с третьей попытки в феврале 1968 года на автомашине возник пожар, и лишь по счастливой случайности Гагарин отделался лишь лёгкими ожогами. Ему была уготована судьбой другая участь.