Анатолий Корешков
За стеной секретов

© Корешков А.А., 2019
Публикуется на сайте с разрешения автора

Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории
может не совпадать с мнением публикуемых авторов...

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Глава 2

Как и в любом новом деле, на этапе ЛКИ ракеты для испытателей открылись новые возможности для реализации своего творческого потенциала, в связи с чем комиссии по рационализаторской работе под руководством М. Ф. Журавлёва работы хватало. По её представлению для поощрения наиболее отличившихся на этом поприще офицеров командование полигона решило поставить вопрос перед республиканскими органами власти о присвоении им звания «Заслуженный рационализатор». В список кандидатов на это звание был включён и Вершков, имевший к тому времени уже более 20-ти рацпредложений. Однако стать «заслуженным» новатором ему было не суждено: этой чести из всего списка удостоился лишь один человек – председатель комиссии.

Более удачливым на ниве творчества в тот период оказался другой испытатель – старший лейтенант Шульженко, которого все знали как заядлого футболиста и запросто звали Жорой. Занимаясь газозаправочным оборудованием, он помог решить серьёзную проблему, неожиданно возникшую перед конструкторами при подготовке дальнейших шагов в исследовании космоса.

Мощности двухступенчатой ракеты для этой цели было уже недостаточно, и в ОКБ-1 к ней разрабатывалась третья ступень, двигатель которой должен был запускаться на околоземной орбите, т. е. вне атмосферы и в условиях невесомости. Это были новые факторы, проверить влияние которых на работоспособность двигателя в земных условиях не представлялось возможным. Для проведения указанного эксперимента в реальных условиях летом 1958 года на полигоне была произведена целая серия запусков на орбиту специального блока «Д», снабжённого двигателем и баками с компонентами топлива. Однако каждый раз попытка включить двигатель на орбите заканчивались неудачей, и что тому было причиной, долго оставалось неразрешимой загадкой. На полигоне царили растерянность и уныние.

– Думайте, думайте, где тут собака зарыта, – не раз обращался Швыдкой к своим подчинённым, – ведь вы же инженеры! (он не делал скидки на то, что специальность у его подчинённых никак не соответствовала этой задаче).

Конструкторы, разумеется, тоже ломали головы над разрешением данной проблемы, но все доработки, производимые время от времени в блоке «Д» на основе их предположений оказывались неэффективными: найти ключ к разгадке никак не удавалось. Так прошло около полугода. В тот период всерьёз казалось, что конструкторская мысль зашла в тупик, и дальнейшие шаги в освоении космоса в принципе невозможны.

И разрубить этот гордиев узел, в конце концов, удалось именно Георгию Викторовичу Шульженко. Проведя умозрительный анализ процессов, происходящих в топливном баке блока «Д» в условиях невесомости, он сумел отчётливо представить себе всю картину. А суть её заключалась в следующем. Известно, что устойчивую работу насоса в земных условиях обеспечивает гидростатическое давление в ёмкости, из которой выкачивается жидкость. Если её уровень, а поэтому и давление на входе насоса малы, то последний перестаёт качать жидкость – происходит его «срыв». В условиях невесомости подпор компонентов топлива на входе насоса блока «Д» осуществлялся путём наддува баков сжатым газом. Но вся загвоздка оказалась в том, что при контакте газа с жидкостью при повышенном давлении тот быстро в ней растворялся, чему в немалой степени способствовала и низкая температура окружающей среды. В результате топливо в баке, вспениваясь, резко утрачивало свою изначальную плотность, необходимую для нормальной работы насоса, и именно по этой причине последний, вращаясь вхолостую, не в состоянии был подавать его в двигатель.

Докопавшись до сути дела, талантливому испытателю было уже нетрудно найти техническое решение стоящей перед конструкторами задачи. А оно было гениально просто: при наддуве бака сжатым газом не допустить его контакта с поверхностью жидкого топлива, разделив их внутри эластичной плёнкой. А та в свою очередь может быть выполнена наподобие воздушного шарика, надетого на штуцер газового баллона. О новаторском предложении Шульженко тотчас было доложено Королёву. И тот по достоинству его оценил. А вскоре после его внедрения и апробации на орбите оно сняло все проблемы с запуском двигателя в условиях невесомости и открыло путь к дальнейшим исследованиям космического пространства.

К этому лишь следует добавить, что когда о столь изящном решении сложной технической задачи стало известно приехавшим на полигон преподавателям из «можайки», они помогли Георгию Викторовичу оформить свою идею как изобретение и получить на него авторское свидетельство. А вскоре и сам изобретатель № 1 полигона НИИП-5 был переведён для продолжения службы в Академию имени Можайского, бывшую в ту пору одним из лидеров в стране в области изобретательства.

Между тем, быт в семействе Вершковых понемногу налаживался. Претворяя в жизнь свою «продовольственную программу», Толька по почте запасся семенами и уже в апреле, вскопав во дворе несколько грядок, развёл огород. Всходы огурцов, помидоров, моркови, редиски при обильном поливе и ярком южном солнце не заставили себя долго ждать, и, начиная с мая месяца, с дефицитом свежих овощей в его доме было покончено. Буйная зелень под окном радовала глаз, особенно усыпанные одновременно и цветом, и плодами ветвистые кусты помидоров. При этом обрываемые с кустов листья пришлись по вкусу курам и входили в их ежедневный рацион. Тольке по душе было его незатейливое хозяйство – крестьянские корни родителей давали о себе знать. По вечерам, возвратившись с работы изнемогающим от усталости и жары, он находил в нём отдохновение и покой.

В жилищном вопросе для его семьи также наметился положительный сдвиг. Одновременно с летним кинотеатром и рядом с ним для испытателей был построен первый панельный жилой дом (из серии «хрущёб») и туда переехала, получив квартиру, семья Яковчи–  А. Освобождённая соседом комната досталась Вершковым, и жить в квартире стало уже вполне сносно. Регина, намаявшись с грудными детьми, буквально грезила об отдыхе на море, И Толька, сознавая, что она его в полной мере заслужила, решил исполнить её заветное желание и предложил в предстоящий отпуск отправиться в Сочи. Но поскольку сам он предпочитал активный отдых на природе в родном краю, то выдвинул условие – разделить отпуск на две части и посвятить поездке на юг лишь одну его половину. Проявив благоразумие, супруга не стала возражать против такого плана, и их обоюдный интерес в этом щекотливом вопросе, был, таким образом, соблюдён.

А вскоре настал и долгожданный отпуск. По прибытии в Сочи у Вершковых поначалу всё складывалось как нельзя лучше. Им без труда удалось снять недорогую отдельную комнатку в благоустроенной квартире, загодя приобрести железнодорожные билеты на обратный путь (в предварительной кассе они продавались как раз за 15 суток), а море при полном штиле казалось необыкновенно ласковым и приветливым. Первое время Тольке даже не слишком досаждала июльская жара, от которой, при перенасыщенном влагой воздухе, он испытывал определённый дискомфорт. (Как тут не вспомнить давние времена, когда этот регион считался «гиблым местом» и служил для ссылки неугодных царскому двору особ!). На морском курорте молодые супруги были впервые и поэтому с большим интересом познавали его достопримечательности. Ощущение новизны, полной беззаботности и душевного покоя возымели своё действие, и первую неделю они жили, что называется, душа в душу.

Однако далее вынужденное бездействие стало тяготить моего друга, и он понял, что пляж – это не его стихия. По мере приближения срока отъезда ему всё чаще вспоминались родимые края, где прошло его детство, и куда его неумолимо влекло, как магнитом. И постепенно сочные краски юга в его глазах начали блекнуть, а непривычный влажный климат – раздражать. Подобно солдату, заканчивающему нелёгкую воинскую службу, Толька был рад скорому отъезду с опостылевшего ему курорта. Он даже представить себе тогда не мог, что у жены на этот счёт совсем иные планы. И вскоре на этой почве между ними пробежала чёрная кошка.

Когда до предполагаемого отъезда оставалась пара дней, Регина в категоричной форме вдруг предъявила мужу ультиматум:

– Я не хочу уезжать отсюда. Давай сдадим билеты и останемся ещё хотя бы на неделю.

– Как же так? – возмутился мой друг. Ведь мы уже решили этот вопрос. Да и билеты сейчас можно взять в лучшем случае лишь на полмесяца вперёд – раньше никак не уедешь. Так я и на службу опоздаю.

Но никакие разумные доводы на супругу не действовали: повысив голос, она вошла в раж и решительно стояла на своём. Уговоры мужа её только раздражали, и, убедившись, что тот не собирается уступать, она пустила в ход последний козырь:

– Ну и езжай один, если совести у тебя нет, и одну меня бросить можешь, а я останусь.

После этого она, замкнувшись в себе, умолкла. По горькому опыту Толька знал, что это означало полный разрыв в отношениях между супругами по крайней мере на неделю, а то и на месяц. Оставшиеся пару дней они, хотя и продолжали держаться вместе, но были друг другу совсем чужими. Толька тяжело переживал происшедшее и в итоге мысленно дал себе зарок – больше никогда в жизни не ездить вместе с женой на курорты. А на обратном пути в вагоне поезда (билеты он всё-таки не сдал) официально уведомил об этом решении строптивую супругу. На этом семейная идиллия для него закончилась.

На исходе 1958 года в Советском Союзе была предпринята попытка доставить на Луну вымпел с гербом СССР, ознаменовавшая собой начало лунной гонки с США. Лунный аппарат вместе с ракетой прибыл на полигон накануне Нового года, и запуск его был намечен на второе января. Несмотря на опасения, что праздничные дни могут негативно отразиться на качестве испытаний, ракета успешно стартовала точно в намеченный срок. Однако дальше произошёл неожиданный казус: управляемая системой РУ, она вывела космический аппарат «Луна-1» на расчётную траекторию с ошибкой, в результате чего тот пролетел мимо цели, став спутником Солнца. (Цель данной программы будет достигнута лишь 12 сентября 1959 года.)

Анализ полученной с борта телеметрической информации показал, что причиной промаха явилась ошибка в работе пеленгатора РУПа. По полигону пополз слух о том, что виноват в этом боевой расчёт, который якобы с похмелья после праздника неправильно установил рабочий угол антенны пеленгатора. Павел Владимирович Гусев, обеспокоенный этим, немедленно послал на РУП своего зама Д. И. Курятникова для выяснения причин происшедшего. По рассказу ведущего специалиста этой станции, испытателя Генриха Боровикова, тогда в ходе этой работы – совместно с гражданским персоналом – было установлено:

1) причиной отклонения ракеты от расчётной траектории явился факт её захвата равносигнальной зоной не основного (рабочего) лепестка диаграммы направленности антенны пеленгатора (угол которой был установлен точно по Полётному заданию), а бокового лепестка, отстоящего от рабочего на 20 угловых минут;

2) ложный захват цели пеленгатором явился следствием нового режима работы бортового передатчика, который – в соответствии с требованиями радиомаскировки – был в этот раз включён не при старте ракеты, а только на разгонном участке её траектории.

О проведённых исследованиях составили отчёт, который был разослан во все заинтересованные организации. Из него однозначно следовало, что причиной неудачи является чисто технический фактор, а не человеческий. После этого институтом ЦНИИ-108 в пеленгаторе были проведены необходимые доработки, исключившие подобные рецидивы при последующих пусках ракет.

На этом данный инцидент, казалось бы, раз и навсегда был исчерпан. Ан нет – в упомянутой выше книге «Ракеты и люди» Б. Чертока этот эпизод квалифицируется как результат неправильных действий оператора: «...при расследовании оказалось, что антенна радиопеленгатора РУП ошибочно была выставлена⁴ для связи с бортом носителя не по главному лепестку диаграммы направленности, а по одному из боковых». Такая неточность в формулировке, противоречащая результатам расследования и приводящая к дезинформации читателя, мягко говоря, вызывает недоумение. Показательно, что Г. В. Боровиков впервые узнал о ходивших тогда слухах, порочащих боевой расчёт РУПа, только спустя полвека из беседы с автором этой книги.

Попытки сокрытия подобного рода конструктивных недостатков техники её разработчиками на полигоне были далеко не единичны и порой весьма изобретательны. Аналогичный казус позднее произошёл при пуске ракеты 8К75, когда её головная часть упала далеко в стороне от цели. Было ясно, что это могло произойти только «по вине» системы радиоуправления, конструктором которой был М. И. Борисенко. В поисках причины промаха Михаил Иванович предположил, что оператором РУПа был неправильно выставлен рабочий угол одной из антенн, что могло привести к такому результату. А поскольку после приведения антенн после пуска в исходное положение проверить это было уже нельзя, то он обратился к боевому расчёту с просьбой добровольно признать возможную ошибку, посулив за это бутылку коньяка.

И на эту приманку (как представляется автору) клюнул техник-лейтенант Ващук, выставлявший угол антенн по лимбам. В самом деле, трудно себе представить, как можно ошибиться в такой простой и одновременно в столь ответственной операции, выполняемой к тому же под контролем представителя конструктора. Да и вспомнить (если ошибка имела место) о такого рода промахе уже после приведения техники в исходное состояние представляется маловероятным. Тем более, спустя какое-то время.

Хотя головная часть к ракете 8К71, спустя год после запуска первого спутника, была заново сконструирована и испытана, однако сама ракета, имея множество недостатков и связанная «по рукам и ногам» удалёнными от старта на сотни километров РУПами, не отвечала требованиям боевого применения. Поэтому на смену ей в 1959 году пришёл модифицированный вариант «семёрки» – 8К74 с единственным пунктом радиоуправления, расположенным в районе старта. К этому времени на площадке № 2 был построен служебный корпус, в котором по соседству с кабинетом начальника для личного состава отдела РУ была выделена большая комната, и офицеры, уже давно работавшие как единая команда, только сейчас получили возможность общения друг с другом, объединившись, наконец-то, в дружный коллектив.

Среди испытателей других отделов в первое время мало кто знал о своих коллегах на РУПах, имея представление об отделе радиоуправления в основном лишь по его первой лаборатории, где работал Вершков. Да и последующее размещение РУПа в районе старта мало что изменило: готовясь к пуску ракеты по своей программе, боевой расчёт этого пункта непосредственного участия в процессе её испытаний в МИКе и на старте не принимал, а поэтому всё время находился как бы в тени происходящих на полигоне событий. В итоге данное обстоятельство в последующем пагубно сказалось на признании заслуг этого контингента испытателей, составлявших основу отдела РУ. В частности, в издаваемых Советом ветеранов книгах редко можно встретить фамилию хотя бы одного из них. А в списке участников запуска первого спутника Земли, опубликованном в книге «Незабываемый Байконур», отсутствует добрая половина этого отдела. Вот почему автор считает уместным представить читателю хотя бы некоторых своих коллег с учётом мнения на этот счёт моего друга.

Больше всех по душе Тольке пришёлся Женя Цуканов. Это был человек широко эрудированный, отлично разбирающийся в политике и в совершенстве владеющий русским языком. Весьма показательно, что, будучи беспартийным, он единственный в отделе имел в личной библиотеке полное собрание сочинений В. И. Ленина. Выходец из казацкого рода, он отличался смелостью и независимостью суждений, никогда не шёл на сделку с совестью ради корысти, доставляя при этом массу хлопот начальству. И последнее не оставалось в долгу: в течении 20-ти лет под разными надуманными предлогами оно тормозило его продвижение по службе, «законсервировав» в воинском звании «инженер-майор». И только высказанное вслух (как бы в шутку) намерение Цуканова пригласить на юбилей по поводу этой даты Главкома РВ маршала Крылова – а на такой экстравагантный поступок он был вполне способен – наконец-то, побудило начальника отдела повысить его в должности, в результате чего он закончил службу в звании подполковника.

Всеобщим уважением в коллективе пользовался Гена Опокин, которого все – от подчинённых до начальника – запросто звали Геша. Родом из Архангельска, он закончил мореходку, успел побывать в плавании по Заполярью и был отличным рассказчиком и собеседником в любой компании. Обладая недюжинными аналитическими способностями, Геннадий Павлович – один из немногих испытателей – пытался защитить кандидатскую диссертацию, работая над ней в основном в ночное время суток. Однако эта затея в конечном счёте вышла ему боком: во время одной из командировок в Академию имени Дзержинского, где находился руководитель его научной работы, он узнал, что диссертацию на эту же тему защитил один из преподавателей этой Академии. От избытка переживаний при возвращении домой Геннадий Павлович получил обширный инфаркт, и самолёт, на котором он летел, был вынужден по этой причине сделать срочную посадку в Актюбинске. И лишь спустя два месяца, больной смог выдержать транспортировку до гарнизонного госпиталя космодрома. И хотя в дальнейшем защитить кандидатскую он уже не пытался, однако продолжал научные изыскания и стал основателем теории скрытности строительства военных объектов, за что был награждён орденом Красной Звезды.

Импонировал Тольке исключительной скромностью и «чрезмерной» (как и он сам) застенчивостью Иван Вергунов, с которым любил в мотовозе играть в шахматы. Он был безотказен в работе и охотно откликался на любую просьбу товарищей. И хотя, будучи многодетным отцом, превосходил многих из них по возрасту, но все без исключения называли его по-доброму Ваней. Наглядной иллюстрацией его характера явился один беспрецедентный на полигоне случай: когда командование отдела предложило ему занять освободившуюся должность начальника лаборатории, то Иван Ильич ответил отказом, полагая, что по деловым качествам её больше достоин его сослуживец Станислав Мурзин – интересы дела он ставил выше личных амбиций.

Работу по сплочению коллектива с самого начала добровольно взял на себя Валя Богачёв. Это был истинный энтузиаст-затейник. В условиях «сухого закона» он умудрялся по праздникам организовывать вечера отдыха для отдела, выезжая порой за спиртным на поезде за тысячу километров в Ташкент, рискуя при этом по возвращении быть «раскулаченным» бдительным комендантом на КПП. Помимо того, в частности, по его инициативе в отделе была организована касса взаимопомощи, из средств которой ко дню рождения каждого офицера торжественно вручался имениннику ценный подарок. Особой популярностью при этом пользовался портативный радиоприёмник «Селга», обладателями которого постепенно стали почти все офицеры отдела. Одним словом, жизнь в коллективе с его лёгкой руки била ключом.

Разумеется, далеко не все коллеги по работе своим нравом были Тольке по душе. Ему претила, например, манера общения Володи Шевченко и Алика Беседина (один из Киева, другой из Одессы), которые на любую просьбу товарища непременно, как бы шутя, отвечали вопросом: «А шо я с этого буду иметь?» При этом нарочито шутливый тон у обоих был лишь прикрытием их истинных намерений. На полигоне такие люди, слава Богу, долго не задерживались, и вскоре оба – при всей сложности добиться перевода – благополучно убыли к себе на родину.

А вот Иван Савон, будучи старше всех по возрасту, служил постоянной мишенью для всевозможных шуток и розыгрышей, чему он сам в немалой степени способствовал. В обеденный перерыв его частенько можно было видеть на свалке списанного ракетного оборудования, где, будучи заядлым автолюбителем, он подбирал впрок различные «железки». И однажды Опокин, увидев его с очередным «трофеем», пошутил:

– Иван Васильевич, так ты скоро всю свалку домой унесёшь и нам ничего не оставишь.

– Понимаешь, Геша, – чистосердечно признался тот, – мне просто душа не позволяет уходить со службы на мотовоз с пустыми руками. А если такое и бывает, то считаю, что этот день у меня пропал зря.

Однако Савон был, что называется, себе на уме и «прославился» тем, что сумел оказаться первым в очереди на автомашину «Волга» и, несмотря на препоны высокого начальства, смог-таки её приобрести.

Неоднозначное впечатление сложилось у Тольки о Владимире Волкове. С одной стороны, будучи парторгом отдела, тот прекрасно разбирался в политике и добросовестно выполнял свою работу, а с другой – начисто лишён духа романтики, которое было присуще всему коллективу, проявляя себя порой как истинный прагматик. В частности, на собраниях он постоянно выступал со «шкурными» вопросами на тему быта, которые были, впрочем, в интересах каждого из присутствующих, но его при этом никто не поддерживал. Пользуясь нынешней терминологией, Владимир Савельевич был типичным борцом за права человека, а для начальства – что кость в горле. Судьба его в итоге сложилась трагично.

Размышляя на досуге о тупиковой ситуации, в которой оказался «развитой социализм», о неизбежности перемен, он фиксировал свои мысли в дневнике и делился ими с другом-единомышленником, доверяясь почте. Но «бдительное око» КГБ не дремало: в 1982 году у обоих офицеров был произведён обыск с изъятием компрометирующих документов, и за совершение «особо опасного государственного преступления» их приговорили к солидным срокам ИТР строгого режима⁵. Правда, в 1988 году, после отбытия наказания, Владимир Волков был реабилитирован «в виду отсутствия состава преступления».

Ещё более трагично сложилась судьба у Толькиного земляка, уроженца города Мурома – Миши Кислова. Импозантного вида и богатырского телосложения, всесторонне эрудированный и кристально честный по натуре, он вызывал невольную симпатию у окружающих. В Толькином сознании он непременно ассоциировался с былинным Ильёй-Муромцем. Будучи холостяком, Михаил Сергеевич всецело был предан делу, жил интересами коллектива и пользовался всеобщим уважением. Не приемля ложь и очковтирательство, он готов был «волком выгрызть» бюрократизм. Жизнь его оборвалась совершенно неожиданно: получив перевод по службе в престижный институт НИИ-4, он устроил в общежитии по этому поводу прощальный ужин, по завершении которого покончил с собой выстрелом из малокалиберной винтовки. Мотивы его поступка остались неизвестны. По мнению одних, в том числе и Цуканова, тут была замешана женщина – жена его близкого друга, Толька же в этом акте отчаяния был склонен видеть политическую подоплёку.

К сожалению, рассказать о всех испытателях, проходивших на полигоне службу в отделе РУ, в этой книге не предоставляется возможным.