|
Работы в области атомной энергетики.
Встреча с Э. Теллером.
Завершение моей работы на «Хартроне»
Работы по созданию автоматизированных систем управления технологическими процессам (АСУ ТП) в атомной энергетике, как и модернизация существовавших там систем, были начаты полностью по моей инициативе, так что за них мне и отвечать. Исходил я перед тем, как предложить услуги Хартрона «Укрэнергоатому», из убедительных для меня тогда соображений.
1. После Чернобыля стала очевидной полная непригодность установленных на АЭС АСУ ТП. Не только к аппаратуре, но к самим принципам обеспечения безопасности, это утверждение относится еще в большей мере. Так что я полагал, что заинтересованный заказчик у нас будет.
2. Я исходил из очевидного, как мне казалось обстоятельства, что раз электростанция работает, то деньги у нее есть. Проблему неплатежей я предвидеть не мог.
3. АСУ ТП АЭС в СССР разрабатывалась далеко не первой сборной советской науки и промышленности. Первая сборная делала системы управления ракетами, самолетами, кораблями и другой военной техникой. Министерство среднего машиностроения, в котором поначалу создавалась атомная энергетика, возможно, и располагало первоклассными физиками (хотя и в этом есть серьезные сомнения, судя по Чернобылю), хороших специалистов в области сложных электронных систем управления не имело, ввиду их полной невостребованности для основной продукции министерства. Главная принципиальнейшая ошибка, допущенная еще при создании АСУ ТП, состояла в том, что она позволила неправильным действиям, в конечном счете, одного из работников станции, пусть даже не в стандартной ситуации привести к катастрофе такого масштаба, т.е. АСУ ТП была не «дуракоустойчивой», что совершенно недопустимо для таких систем, и это задача физиков. В условиях СССР ситуация, при которой головную роль в области АСУ ТП АЭС исполнял полуакадемический институт проблем управления, являлась абсолютно ненормальной, так что ожидать первоклассной техники не приходилось.
4. Даже по нашим скромным тогдашним знаниям мы понимали, что АСУ ТП АЭС, может быть в научном отношении проще системы управления МБР с разделяющимися головными частями, но, безусловно, система очень громоздкая и сложная (насколько именно, мы себе тогда отчета не отдавали), а все фирмы, которые могли бы взять на себя функции головной организации, остались в России.
Так что конкурентов на Украине мы не ожидали, хотя, как выяснилось, наглости украинских организаций, делавших достаточно простую релейную аппаратуру для АЭС, мы не оценили.
Этот довод, к большому сожалению, имел место не только в области АСУ ТП АЭС. После развала СССР на Украине остались только мелкие филиалы и институты оборонной промышленности. («Хартрон», как и КБЮ — исключения).
Большинство из них в СССР делали отдельные приборы и небольшие системы, входящие в создаваемые московским и ленинградскими НПО комплексы. Никогда роль головных по этим системам они не исполняли, но, пользуясь полным невежеством украинских бюрократов в вопросах разработки военной техники, тут же предложили свои услуги для создания любой новой военной техники. Еще со времен товарища Сталина военная промышленность, особенно, научно-исследовательская, не подчинялась никаким местным органам, часто даже партийным, поэтому и минимально грамотных руководителей на Украине не было. Вновь назначенные бюрократы в министерствах в этом не признавались даже самим себе и творили абсолютно невежественные вещи. Мое предложение руководству министерства — прежде, чем давать украинской организации, претендующей на роль разработчика, государственные деньги, проверять, что они сделали в СССР, успеха не имело. Так что вначале многие из таких квазиразработчиков перетянули на себя значительную часть средств, выделяемых из бюджета, безусловно, не забывая министерских чиновников, распределяющих эти деньги. Конечно, ни одна их них ничего не создала, да и деньги у государства кончились, но первоначально выделенные средства они растранжирили и, в значительной мере, их руководители просто разворовали.
Исходя из вышесказанных выше соображений, мы и предложили руководителям украинских АЭС «Хартрон», как головную организацию в области АСУ ТП, и это предложение было принято, а затем оформлено государственными решениями на самом высшем уровне.
Уже сейчас, после большого числа неудач, преследовавших нас на этом пути (в том числе, по нашей вине), я считаю тогдашнее свое решение правильным, так как есть и достижения, достаточно значительные. Сейчас в составе «Хартрона» некоторые структуры удачно работают с АЭС, хотя рассчитывали мы на существенно большее.
И, конечно, нам сильно помогло сотрудничество с мировым лидером в области атомной энергетики американской фирмой «Вестингауз». По причинам, рассказ о которых может меня увести в сторону, выяснилось, что правительство США, исходя из собственных интересов, заинтересовано либо в полном закрытии всех АЭС, построенных в Восточной Европе (Германия так и сделала у себя после объединения), либо в повышении их безопасности.
Подчеркиваю, не работоспособности, а безопасности. И дело здесь не в конкуренции (какие уж мы им конкуренты в научно-технической области), или в боязни, что радиация при аварии на такой АЭС достигнет США (это — ерунда), а в менталитете самих граждан США, донельзя запуганных мировыми СМИ чернобыльской катастрофой, и перенесших свои страхи и на американские АЭС.
В силу этой главной причины, конгресс США согласился выделить деньги на работы, связанные с повышением безопасности восточно-европейских АЭС. Наученные опытом разворовывания денег, выделенных ранее СССР, США твердо заявили, что деньги они будут давать только американским фирмам, чтобы те выполнили необходимые работы, отвечая перед министерством энергетики США. Правильное решение, так как, кроме денег, потребовалась и их аппаратура, и их специалисты. В противном случае значительная часть средств была бы разворована нашими людьми, накопившими к этому времени большой опыт в подобных делах.
Так на Украине появился «Вестингауз», который был выбран (и правильно) американцами для решения этой непростой задачи.
Для выполнения своих работ американцам был нужен местный научно-технический партнер. После изучения украинских предприятий они предпочли в качестве такого партнера «Хартрон».
Все остальные шаги делались уже по их предложениям, так как деньги, выделяемые «Вестингаузу», шли из американского бюджета.
Было создано совместное американо-украинское предприятие, названное «Вестрон» («Вестингауз» + «Хартрон»), в котором с самого начала американцам принадлежало 60%.
Единственное, на чем я твердо настоял, что директором должен быть хартроновец, а не американец. Сейчас и «Вестингауз» понял, насколько это было правильным, тем более, что этим директором был назначен один из самых талантливых наших инженеров М. А. Чернышев. Он и сейчас успешно руководит «Вестроном». «Вестрон» одно из весьма немногочисленных, очень успешно работающих структур «Вестингауза» за границей. Об уникальном опыте такого предприятия на Украине и говорить не стоит, хотя последователей у нас не нашлось. «Вестрон» не только успешно выполняет поручаемую ему «Вестингаузом» часть работы на Украине, но и привлекается тем же «Вестингаузом» для его работ на российских АЭС (опыт создания в Москве предприятия, аналогичного «Вестрону», оказался неудачным), а также на АЭС других стран (Швеция, Чехия, Болгария и др.).
Но очень важно понимать, что сотрудничество с «Вестингаузом» в определяющей мере основывается на том, что для работ по повышению безопасности, по крайней мере, украинских АЭС, деньги выделяют США, т.е. украинские АЭС, на которых «Вестроном» устанавливается аппаратура, денег ни «Вестрону», ни «Вестингаузу», ни «Хартрону», как правило, не платят.
К сожалению, «Вестингауз» — единственный пример взаимовыгодного сотрудничества «Хартрона» с серьезным западным партнером. Следует полагать, что там, где речь идет о деньгах, выделяемых не правительством, а самими фирмами, никакого сотрудничества не получается в силу именно того, что украинские заказчики, как они говорят, неплатежеспособны, а проверить их нельзя, так что обман не исключен.
Мы прилагали большие усилия, чтобы наладить сотрудничество с немецким «Сименсом» и серьезными французскими фирмами, но слышали стандартный ответ — «мы вам аппаратуру, а вы — нам деньги. А если нет (как в советском анекдоте), то — нет».
И кто может их упрекнуть?
Единственное, что можно вспомнить, это — прекрасно организованные поездки в Германию и во Францию, когда эти фирмы еще рассчитывали, что финансовые проблемы удастся решить не за их счет.
Остается надеяться на улучшение ситуации в будущем, но меня это уже не коснется.
Об одной из моих зарубежных поездок все же нужно рассказать.
Опять приходится напомнить, что, несмотря на большие средства, затрачиваемые СССР на так называемый режим секретности, эффективность этих затрат нулевая.
Первой ласточкой был корреспондент известной английской газеты «Гардиан» г-н Миик, который приехал к нам уже в первых числах января 1992 г. (Украина стала самостоятельным государством в декабре 1991 г.). Напечатанное в его газете интервью со мной касалось советских ракет SS-19, более 100 из которых размещались на Украине.
Еще более значимым было приглашение Эдварда Теллера, «отца водородной бомбы» США, принять участие в семинаре, проводимом при его участии в Стенфордском университете. В семинаре, кроме сотрудников университета и крупнейших американских аэрокосмических фирм, приняла участие и расположенная недалеко всемирно известная Ливерморская лаборатория. Благодаря помощи, оказанной тем же Теллером, мы получили разрешение на ее посещение.
Семинар был посвящен проблеме глобального космического мониторинга земной атмосферы. Одним из практических результатов создания такой системы было бы повышение точности метеопрогнозов, а в дальнейшем, возможно, создание системы, позволяющей предсказывать крупные катаклизмы. Для вывода на космические орбиты необходимого для этого большого числа аппаратов предполагалось использовать в качестве дешевых ракет-носителей советские SS-18. Из бесед с Теллером (у меня даже хранится совместная фотография) и другими американскими участниками семинара определенно следовало, что самостоятельный интерес для них представляло само использование для вывода космических аппаратов именно SS-18, чтобы уменьшить их число, стоящее в боевых шахтах, пусть даже для запуска других космических аппаратов вне программы мониторинга. В конечном счете, эта идея была нами реализована спустя несколько лет путем создания ракеты-носителя «Днепр» на базе все тех же SS-18 c необходимыми для этих целей доработками системы управления. На «Днепре» и сейчас запускаются околоземные аппараты, остановка только за заказчиками, готовыми оплатить запуск.
Из тех же бесед с Теллером и др. я понял, что они прекрасно осведомлены о том, кто создал СУ SS-18. Правда, исходя из американского опыта, они полагали, что к решению поставленных ими вопросов о дальнейшем использовании этих ракет будут привлечены и авторы МБР, я думаю, что именно поэтому я и был приглашен на семинар и буквально за 2 дня получил въездную визу. Безусловно, Теллер — великий физик, очередной еврейский эмигрант из Венгрии от фашистов (вместе со Сциллардом). Даже из краткой беседы с ним становится ясно, что речь идет о незаурядном ученом. Он пользовался непререкаемым авторитетом среди участников семинара.
Другие события, хотя и весьма важные для меня, уже не касались ракет.
Во-первых, мои дети уехали в Израиль. Они совершили этот шаг совершенно самостоятельно, даже не советуясь со мной. И дочь, и невестка нашли здесь интересную работу, русскоязычных друзей, а что еще нужно, тем более, что в США шансы на это были бы намного меньше.
Как мне и предсказывали, это и определило мой выбор страны, хотя поначалу я был с этим не согласен.
Ситуация усугубилась тем, что я попал в тяжелую аварию на служебном автомобиле, по дороге из Харькова в Киев.
Меня отвезли в наиболее престижную харьковскую больницу, где бы я отдал Богу душу при тамошнем лечении. Меня в прямом смысле спасла моя дочь, которая, все бросив, приехала в Харьков и провела там время до тех пор, пока не стало ясно, что я выживу. Во время учебы в мединституте она подрабатывала в больнице скорой помощи и многих там знала. Она почти силой заставила перевести меня туда и поместила в отделение реанимации к своей доброй знакомой, оказавшей мне максимальное внимание. Я в самом деле был очень плох, и, если бы не Таня, не выжил. И это не единственный случай, когда она спасла мне жизнь. За несколько лет до этого времени лучший харьковский хирург делал мне операцию. Саму операцию он сделал быстро и хорошо, но при советской гигиене я оказался зараженным, и если бы не дочь, использовавшая все свои медицинские связи для доставания самых сильных антибиотиков, история эта кончилась бы для меня самым печальным образом.
Следующее обстоятельство было совершенно объективным. Я считал, что принятый во всем мире возрастной ценз для начальников, очень правилен, и нельзя, чтобы организациями руководили люди в возрасте, так как эта работа, если стараться ее делать хорошо, требует много сил и здоровья. Попытки решить эту проблему в СССР, а теперь и в Украине, несмотря на принятые правила, оказались вполне безуспешными. У руководителей всегда находятся «веские» доводы, чтобы не расставаться с насиженным местом. Меня удерживала только задача завершения акционирования и приватизации «Хартрона». Я полагал, что для меня это будет легче, чем для другого. В конце концов, я понял, что сопротивление бюрократии мне не преодолеть.
Ну, и наконец, семейные обстоятельства, вынудившие меня ускорить уход с поста руководителя фирмы и поехать в Израиль, чтобы жена могла оказать конкретную помощь дочке в очень тяжелом вопросе получения (или подтверждения) в Израиле диплома врача. Помощь могла состоять только в том, чтобы забрать к нам нашу внучку, обеспечив Тане время, необходимое для занятий.
Последующие события уже с моим здоровьем (мне здесь делали операцию, и я прохожу почти годовой курс послеоперационного лечения) подтвердили правильность нашего решения, так как в Украине меня лечить не могли. Я уехал ко всеобщему удивлению, так как никто добровольно не уходит с такой должности, какая была у меня.
На свое место я рекомендовал назначить заместителя руководителя фирмы по финансовым и экономическим вопросам Николая Ивановича Вахно. После окончания механико–математического факультета Харьковского университета он пришел на работу в теоротделение «Хартрона» и проработал там до моего назначения на пост руководителя фирмы. В третьем отделении он вырос до должности начальника отдела, что явно свидетельствовало и о трудолюбии, и о порядочности.
Я исходил из того, что вопросы финансово-экономической деятельности, особенно в реорганизованном «Хартроне», являются сейчас определяющими в его выживании, и фирму должен возглавить специалист в этих делах. Очень надеюсь, что мое решение правильное, и Н. И. Вахно, который много моложе меня (что весьма немаловажно), сумеет не только сохранить, но и приумножить достижения «Хартрона».
В новой структуре это было единственное серьезное изменение, все структуры «Хартрона» вполне самостоятельны, и их успехи зависят от их руководителей, а не от президента фирмы.
В этом смысле я оставил «Хартрон» во вполне работоспособном состоянии, так что совесть моя перед коллективом чиста.
|
