|
Вмешательство партии в конкретные вопросы развития ракетно-космической техники
Партийные вожди (кроме Сталина, который был «корифей всех наук» и вмешивался во все, включая вопросы развития языкознания) не занимались конкретными делами ракетно-космической техники. Все они были крайними милитаристами, все хотели побольше МБР и помощнее, чтобы, если не напасть на США ракетами (так как в ответном термоядерном ударе СССР был бы точно уничтожен, это они хорошо понимали), то, по крайней мере, угрожать. В этом смысле был достигнут ракетно-ядерный паритет, так что в результате глобального конфликта (кто бы его ни начал) погибли бы не только эти две страны, но была бы уничтожена жизнь на Земле. Какие конкретно МБР разрабатывать их не интересовало, да и интеллекта (если прочесть биографии членов Политбюро и названия ВУЗов, которые они закончили) не доставало, для этого были советники из Минобороны и научно-исследовательских институтов промышленных министерств. В нашем Минобщемаше целям консультирования ЦК служил НИИ-88, от которого в свое время отделилось ОКБ-1 С. П. Королева, уехал в Днепропетровск М. К. Янгель и пр.
Исключение и здесь составил Н. С. Хрущев, который, наконец, понял, что авиация в случае глобального термоядерного конфликта со США никаких стратегических задач решить не сможет, и вся надежда на МБР. В отличие от других советских вождей, он это не только понял, но и объявил развитие МБР главной задачей, в том числе за счет авиационных фирм. Многие авиационные конструкторы решили, что, как обычно бывало в СССР, все ограничится словами.
Первым понял новую реальность Генеральный конструктор подмосковного (г. Реутов) авиационного ОКБ-52 Владимир Николаевич Челомей, человек талантливый и незаурядный во многих отношениях.
ОКБ-52 перешло в Минобщемаш, уж не знаю как Челомей уговорил перейти к нему на работу сына Н. С. Хрущева — Сергея, что облегчило ему доступ к встречам с верхушкой страны. Ни в коем случае из этого не следует, что предложения Челомея были неправильными и принимались только благодаря своеобразному «блату». На самом деле, это были глубоко продуманные идеи, большинство из которых было реализовано уже после снятия Хрущева, но, конечно, наличие такого сотрудника как сын Н. С. Хрущева, помогало «пробивать» многочисленные бюрократические препоны и часто способствовало ускорению дел.
В. Н. Челомей предложил всеобъемлющую программу развития почти всех видов ракетно-космической техники, многие фрагменты которой были реализованы и доныне служат базой теперь уже российской РКТ. Начнем с ракеты-носителя УР-500К, которая была предложена как следующий большой шаг после королёвской Р-7. Как и положено в СССР, она предлагалась как сверхмощная МБР, способная доставить водородную бомбу с тротиловым эквивалентом в 20 миллионов тонн (мегатонн) и даже 50.
В таком виде она, конечно, никуда не пошла, но как ракета-носитель под названием «Протон» широко используется в случаях, когда мощности Р-7 не хватает (орбитальные станции и блоки). Ее единственный, но весьма существенный недостаток, вытекающий из того, что предлагалась она как боевая МБР, высококипящее топливо — яд для окружающей среды. Но еще раз хочу сказать, что в то время в СССР об экологии вообще никто всерьез не думал, да и кто бы допустил экологов к совершенно секретным разработкам межконтинентальных ракет. Это вам не США, где на главном боевом и космическом полигоне на мысе Канаверал на время появления нового потомства у живущих в тамошних болотах аллигаторов прекращаются все пуски ракет, чтобы, не дай бог, случайно помешать этому весьма важному периоду в их (аллигаторов) жизни.
В области собственно космических аппаратов Челомеем взамен относительно небольших «Союзов» и «Прогрессов» был предложен пилотируемый комплекс «Алмаз», состоящий из орбитального блока (ОПС), тяжелых транспортных кораблей снабжения (ТКС), из которых потом были сделаны все блоки станции «Мир» и возвращаемого аппарата (ВА), для доставки на орбиту и спуска с нее космонавтов. С этим комплексом возникли самые большие трудности. Все пуски кораблей «Алмаз» должны были осуществляться на УР-500, т.е. и в этом отношении фирма Челомея выглядела вполне самостоятельно и достойно. Но пилотируемый космос являлся и является абсолютной прерогативой королевского ОКБ-1 (ныне ракетно-космическая корпорация (РКК) «Энергия», и они стояли стеной, чтобы никого туда не пускать, что им и удалось.
Определенные основания у них были, так как ракета с людьми в космосе требует особых мер, которыми практически владеет только РКК «Энергия». Поэтому (тем более после отставки Н. С. Хрущева) вопрос о челомеевском ВА был снят с повестки дня, космонавты продолжают летать на модификациях «Союзов», а орбитальный корабль (ОПС) комплекса «Алмаз», где находятся космонавты, поступил в распоряжение ОКБ-1, которое и занималось его оснащением и использованием. Принятыми оказались только ТКСы, получившие после необходимых переработок названия «Квант», «Кристалл», «Спектр», «Салют» и пр. Ими продолжали заниматься сотрудники челомеевского филиала №1 на территории завода имени Хруничева (бывшее авиационное КБ Мясищева, входящее сейчас под названием КБ «Салют», в состав космического центра имени Хруничева). Один из таких кораблей — функционально-грузовой блок «Заря» явился первым модулем международной станции «Альфа». Системы управления всех этих блоков создала наша фирма.
Ну, и самое главное. Челомей предложил сразу две новые МБР УР-200 и УР-100. Даже в названиях Владимир Николаевич решил соригинальничать, даваясвоим ракетам название УР (универсальная ракета) вместо используемого до этого «Р». Он, правда, объявил, что буква «У» в названии означает, что ракета может использоваться не только как межконтинентальная, но и как противоракета. Эта идея, конечно, критики не выдерживает, уж очень разные требования предъявляются к этим двум видам оружия, и их нельзя объединить в одном изделии. Ракета УР-200 по массово-габаритным характеристикам была очень близка к янгелевской 8К67 и явно с ней конкурировала. А вот УР-100 была совершенно оригинальным предложением. По массе и габаритам она была вдвое меньше и 8К67 и УР-200, но была очень технологичной (наконец, в РКТ стали использоваться промышленные достижения авиации), относительно дешевой, позволяла наладить массовое производство и имела ряд других достоинств. Военные за нее ухватились, она была быстро разработана, испытана и в большом количестве поставлена на вооружение. Таким образом, В. Н. Челомей предложил целую программу развития боевой ракетной техники. Конечно, для ее реализации нужны были смежные организации и, в первую очередь, разработчики СУ. Само ОКБ-52 такого опыта не имело, и в Минавиапроме таких организаций также не было. Разработчиков СУ надо было приглашать из Минобщемаша.
Таким разработчиком СУ для ОКБ-52 стал НИИ-885. Более того, НИИ-885, как и наша фирма, не имела специалистов и производства для разработки комплекса командных гироскопических приборов. В. Н. Челомей сделал следующий шаг, надо было принять постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР об объединении в один институт под началом Н. А. Пилюгина НИИ-885 и НИИ-944. Таким образом, под эгидой В. Н. Челомея создавался ракетный монополист, который мог сделать весь ракетный комплекс, кроме двигателей. Но их все равно делало ОКБ-456 В. П. Глушко, который не влазил во все эти перипетии, так как позиции его ОКБ оставались незыблемыми, у него конкурентов по мощным двигателям не было.
Конечно, реализация идей В. Н. Челомея в решающей мере повлияла бы на ракетные кооперации, заменив все одной. Это был бы длительный процесс, но наша фирма при принятом решении об объединении фирм Пилюгина и Кузнецова практически сразу выбрасывалась из разработок. Нам гироскопию создавал НИИ-944 В. И. Кузнецова, которому Пилюгин этого бы не позволил, так как мы в кооперации с НИИ-944 представляли конкуренцию НИИ-885, а без гироскопистов наше ОКБ просто ничего сделать не могло.
Я полагал, что наше будущее плачевно. Но появились и более благоприятные для нас факторы. Мы к их возникновению не имели никакого отношения, но воспользоваться могли.
Первый фактор был чисто личностный. Используя свое положение В. Н. Челомей через ВПК и ЦК начал командовать Пилюгиным, заставляя его принимать на себя невыполнимые сроки, причем, по рассказам мне самого Н. А. Пилюгина, это принимало для него недопустимые формы. С самого утра раздается звонок от зам. Министра или начальника Главка «почему такой-то прибор до сих пор не поставлен Челомею?». Пилюгин даже не следил за поставкой каждого прибора. Он отвечает, что разберется и позже позвонит.
Через пару часов звонок с аналогичным вопросом следует из ВПК, а еще спустя некоторое время из ЦК КПСС. Пилюгин вообще не привык к такому обращению, поставками приборов занимался кто-нибудь из его замов, причем далеко не первый. Более того, он просто не привык, что его дергают клерки из Минобщемаша, ВПК и ЦК по таким мелким делам.
Кончилось это тем, что Пилюгин не захотел иметь вообще никаких дел с В. Н. Челомеем, но это он мог позволить только себе самому, а остальные сотрудники все время бегали, докладывали и суетились, тем более что большинство точно знало, что пока этот прибор на челомеевском заводе еще не нужен, их просто подгоняют, чтобы иметь возможность прикрыть собственное отставание отсутствием аппаратуры смежников. В результате, при первой же возможности (ею оказалось снятие Хрущева) Н. А. Пилюгин заявил, что с фирмой В. Н. Челомея он работать не будет. Ведь Н.А. — не рядовой главный конструктор, а родоначальник автономных СУ в СССР, о чем все (и он в том числе) хорошо знали и требует соответствующего к себе отношения. Ни в каких вопросах он не признавал права Челомея им руководить, считая, что и сделал неизмеримо больше в ракетной технике, а уж разбирается, что именно и в какие сроки должен делать НИИ-885, просто несравненно лучше всех начальников и подгонять его не стоит.
Он, конечно, был прав, но пока Хрущев стоял во главе СССР, сделать Пилюгин ничего не мог. Крайне негативным было отношение к работам В. Н. Челомея и у М. К. Янгеля, и у С. П. Королева, считавшим, что, используя близость к Хрущеву, Челомей вытесняет их из ракетно-космической техники. Единственными, кто поддерживал В. Н. Челомея, полагая, и справедливо, что его предложения очень полезны, были военные во главе с Минобороны и членом Политбюро ЦК КПСС (напоминаю, что это был самый важный орган власти в СССР, именно его решения оформлялись потом как Постановления ЦК КПСС и Совмина СССР) Маршалом Советского Союза А. А. Гречко.
Но Н. С. Хрущева, главного опекуна В. Н. Челомея, сняли. Немедленно была создана комиссия из самых видных ракетных специалистов, перед которыми поставили задачу — найти причины, по которым работы Челомея надо прикрыть, сохранив весь космос за королевским ОКБ-1, а боевую тематику за янгелевским ОКБ-586.
Не знаю, по какой причине меня наряду с академиком Б. Н. Петровым сделали членом этой комиссии. Представители фирмы Н. А. Пилюгина в работе комиссии не участвовали, так как поддерживать предложения о закрытии комплексов РКТ, СУ которых они сами делали, было бы совершенно неприлично.
Главными и единственными защитниками предложений Челомея выступили представители Минобороны, получившие четкие команды своего министра. Это была очень серьезная поддержка, и закрыть работы В. Н. Челомея не удалось. О закрытии УР-500 военные и слышать не хотели, утверждая, что для их целей нужен существенно более мощный носитель чем Р-7, а у Королева пока нет ничего, кроме разговоров. Ракета УР-100 массово производилась и состояла уже на вооружении, о ней и речи быть не могло.
Единственное, что можно было закрыть, была УР-200, аналогичная янгелевской 8К67, и она отставала на тот момент от 8К67, так что наша комиссия рекомендовала эту разработку прекратить. Орбитальные корабли решили не закрывать, так как при наличии УР-500, можно было их вывести на орбиту, а их масса была существенно больше, чем масса кораблей Королева, а масс советскому космосу (при наших весах аппаратуры) точно всегда не хватало. Решили, что с ними разберутся совместно ОКБ-52 и ОКБ-1, что и было сделано, хотя многим сотрудникам ОКБ-1 это было не по душе, но у них не было никакой альтернативы. В конце концов, они договорились, и нашей фирме даже достались СУ кораблей разработки фирмы Челомея и его филиала.
Так и закончилась работа комиссии. Ясно, что мое участие носило в ней чисто формальный характер, так как речь шла только о ракетах и кораблях, а вопросы СУ даже не рассматривались. Зато я приобрел многочисленные и очень интересные научно-технические знакомства и посмотрел, как решаются вопросы так называемой «политики» на самых высоких технических уровнях. Я не случайно назвал этот раздел словами о КПСС, так как при Хрущеве они занимались очень конкретно помощью фирме Челомея, а потом также интенсивно попытками закрыть работы Челомея, поскольку руководил клерками из ЦК теперь Д. Ф. Устинов, который был противником Владимира Николаевича. Это было на моей памяти первое вмешательство (к сожалению, не последнее) работников ЦК КПСС в конкретные работы по созданию РКТ (что делать, кому делать, в какой кооперации и пр.). Они просто стремились точно выполнить поручения своего начальства. Вообще, я пришел к выводу, что самая жесткая дисциплина в СССР была в партийных органах, а только на втором месте — КГБ.
|
