Альберт Вахнов
ОБРАЩЕНИЕ К СЕБЕ ДАЛЁКОМУ.

(Автобиографическое повествование)

Москва, 2007

© Вахнов А.Г., 2007
Разрешение на публикацию получено.

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Я вспомнил этот эпизод только в качестве примера ответственного отношения к делу, которое воспитывал Устинов в своих подчиненных. К сожалению, именно такого взаимопонимания в составе нынешнего руководства страны очень не хватает для обеспечения более быстрого роста экономики и оборонного сектора страны. Само собой разумеется, что в наше время нельзя распространять такой метод на все народное хозяйство, государственный и частный секторы, но вполне приемлемо было бы распространить его на бюджетную сферу и государственную часть народного хозяйства. То, что мы наблюдаем сегодня, «ни в какие ворота не лезет»: президент ставит задачу об удвоении ВВП, премьер требует ее выполнения, а министр экономики Греф заявляет во всеуслышание по телевизору, что все это вздор и такая задача не может быть выполнена ни к 2008, ни к 2010 году. После такого заявления он должен был бы либо сам подать в отставку, как человек, не согласный с политикой президента и правительства, либо президент должен был бы отправить его отставку. Ни того, ни другого не случилось. Греф и подобные ему министры остаются на своих местах. Процветают все, кроме государства. За все эти безобразия расплачивается простой народ своим нищенским состоянием.

Возьмем, к примеру Чубайса. Им допущены серьезные просчеты в обеспечении работы РАО ЕЭС, приведшие к срыву электроснабжения Москвы, Тульской, Рязанской и Калужской областей, в результате которых они понесли серьезные финансовые убытки. Кто понес наказание за это? Да никто. Чубайс по телевидению заявляет, что он не собирается подавать в отставку, что его могут уволить только акционеры. И это при том, что контрольный пакет акций РАО ЕЭС находится в руках государства. Руководство страны, расписываясь в собственном бессилии и отсутствии политической воли, признается в том, что ни один указ президента и принимаемые думой законы либо частично, либо полностью не выполняются. Можно приводить множество таких примеров, касающихся всех областей государственной деятельности. Возьмем хотя бы приватизацию. Государственные предприятия стоимостью в десятки и сотни миллиардов рублей продавались частным лицам за десятки миллионов рублей. Так мы легко и безответственно разбазарили государственное имущество (народную собственность), взрастили так называемых олигархов, а по сути дела преступников-казнокрадов типа Березовского, Гусинского, Ходарковского, Абрамоича и др. — несть им числа, и так далее и тому подобное.

По моему мнению, президент Путин своей бесхребетностью ведет страну к ослаблению и полному развалу или к закабалению ее китайцами. Такую страну никто в мире уважать не будет и, следовательно, не будет с ней считаться. Уже сегодня мы не уважаемы такими прислужниками США и Европы, как прибалтийские государства, Молдавия, Грузия, Украина, не говоря уже об их хозяевах.

Как только Китай, Россия, Казахстан, Узбекистан и Киргизия потребовали, чтобы США определили сроки закрытия своих баз на территориях среднеазиатских республик, последовал хамский окрик из-за океана. Американский генерал, второе лицо в американской военной иерархии, заявил, что они не собираются закрывать эти базы, и они будут функционировать до тех пор, пока их нахождение там будет соответствовать интересам США.

Китай, в лице своего высокопоставленного генерала, немедленно отреагировал на слова американского генерала, пригрозив нанесением ударов по этим американским базам в случае, если от них будет исходить угроза Китаю, вплоть до применения ядерного оружия. Наши президент, министр обороны и МИД хранят молчание и никак не ответили на этот вызов. В то же время какая-то американская шавка, президент Грузии Саакашвили, а точнее агент ЦРУ, требует немедленной ликвидации наших военных баз на территории Грузии и мы на это безропотно соглашаемся. Неужели нашему руководству не понятно, что вместо них на территории Грузии появятся военные базы США? Мне хотелось бы ошибаться, но в результате этого Закавказье станет вотчиной США. Почему мы так быстро забываем уроки истории? Горбачев под честное слово сдал всю восточную Европу. Американцы обещали не продвигать НАТО на восток. Разве мы не видим, к чему это привело? Еще пять-десять лет такой недальновидной и беззубой политики, и мы будем полностью отрезаны от Закавказья, а там не за горами восстановление независимой Пруссии и возврат базирования нашего Балтийского флота в Кронштадт, а Черноморского — в Новороссийск. С какой же легкостью мы отдаем все наши завоевания Петровских и Екатерининских времен и Великой Отечественной войны 1941-1945 годов, за которые положили свои головы десятки миллионов российских людей. Как же можно с этим мириться? Мы что, решили «закрыть» Россию и разделить ее на удельные княжества, а потом снова бороться за ее объединение? Но то, что было возможным в прошедшие столетия, совершенно невозможно в современную эпоху — «цари» не те и мощь не та, одна немощь во всем. Вот такова пессимистическая картина состояния сегодняшней России, как я себе ее представляю.

А тогда шел к концу третий день визита Устинова в Индию. Юлий Михайлович Воронцов находился в приподнятом настроении. Я думаю, что Устинов в беседе с ним отметил хорошую работу нашего посольства и советских загранучреждений в Индии. Мне кажется, что Юлий Михайлович в ходе разговора c ним отметил, в числе других, также мою скромную лепту, внесенную в обеспечение успеха этого визита. Вероятно, хотя об этом никто и никогда не узнает, он затронул возможность представить меня к присвоению звания генерал-майора, что могло быть встречено Устиновым положительно. Логика говорит в пользу именно такого варианта развития событий. Не исключено, что именно после такого разговора с Устиновым Юлий Михайлович сказал мне, что решил сделать представление Устинову на присвоение мне генеральского звания.

Я с благодарностью отреагировал на эти его слова. Рассказал ему, как у меня складывалась служба в вооруженных сила СССР, что прошло уже десять лет со дня присвоения мне звания «полковник», что моя штатная категория уже не один год соответствует званию «генерал-майор», что у меня никогда не было каких-либо покровителей или блата и что, если он оценивает мою работу столь высоко, я очень благодарен ему и постараюсь оправдать его доверие своей дальнейшей работой. Попросил его написать представление на имя Сергейчика М.А. и передать его только ему. Эта моя просьба его удивила, так как, по его мнению, выдалась редкая возможность вручить представление непосредственно Устинову. Мне пришлось объяснить ему, что у военных есть такое понятие, как субординация, и большие начальники очень болезненно воспринимают, когда такие шаги совершаются через их голову, и в таких случаях, как правило, находят тот или иной предлог для того, чтобы присвоение звания не состоялось. Воронцов, сославшись на то, что он не знаком ни с формой составления таких представлений, ни с подробностями моей служебной деятельности, предложил мне от его имени написать проект такого представление на самого себя. Увидев смущение на моем лице, он успокоил меня тем, что, в конечном счете, он сам будет решать, что оставлять в тексте представления, а что изменить или исключить. Я должен отнестись к этому, как к чисто технической работе.

К утру четвертого дня визита Устинова я передал текст представления Воронцову, он отредактировал его, а я лично отпечатал документ на посольской бумаге желтого цвета. Как мне потом рассказывал Юлий Михайлович, Сергейчик сказал ему, что он полностью согласен с представлением Воронцова, что он и сам думал выйти на Устинова по этому вопросу после успешного завершения его визита, а поддержка посла, члена ЦК КПСС, облегчает его задачу. Он принял это представление и, сложив его вдвое, положил в боковой карман своего мундира. На следующий день Устинов дал прием в честь индийской стороны, на которой присутствовал министр обороны Индии Раджив Ганди. Cреди членов нашей делегации находился и я.

Перед началом приема Сергейчик подошел ко мне и сказал, что он принял решение представить меня к присвоению звания генерал-майора, и этот вопрос он уже согласовал с Устиновым. Произнося эти слова, он показал мне, чуть-чуть вытянув из кармана, текст представления, отпечатанный на желтой посольской бумаге. Мне не оставалось ничего больше, как поблагодарить Михаила Алексеевича за ок0000000000азываемое мне высокое доверие. После окончания приема мы проводили индийских гостей. Устинов попросил нас не расходиться. Простившись с главным гостем — Радживом Ганди, он подошел к нашей группе и, обращаясь к нам, предложил поднять тост за членов нашей делегации, нелегкий труд которых принес успех высокому визиту. И далее, отступив от принятого в политбюро штампа, используемого в подобных случаях: «Вы неплохо поработали», он произнес: «Вы хорошо поработали» и добавил: «Вы сделали все возможное и даже невозможное». Для нас всех его слова прозвучали, как прекрасная музыка и справедливая оценка наших усилий.

Представьте себе, мы всю неделю работали с шести часов утра до двух часов ночи следующего дня, на сон нам оставалось три, а порой и два часа. К концу визита мы, далеко не молодые люди, едва не падали с ног и плохо соображали. В одну из последних ночей я провожал Сергейчика в гостиницу. Обращаясь ко мне, он произнес мое имя и, выдержав паузу, смущаясь, сказал, что не может вспомнить мое отчество. В ответ я также, назвав его имя, не смог вспомнить его отчество. Извинившись перед ним, я заметил, что я значительно моложе его и мне уж это совсем непростительно. Укатали сивку крутые горки.

Наконец, девятого апреля мы проводили Устинова в Москву и получили долгожданную возможность отоспаться. На вторые сутки после его отъезда жизнь наша вернулась в привычную колею, и мы вспоминали этот визит как страшный сон.

Приближались майские праздники. Юлий Михайлович сказал мне, что, насколько ему известно, моя фамилия должна быть включена в проект приказа министра обороны о присвоении генеральских званий, который он обычно подписывает ежегодно 30 апреля.

Прошло первое мая, второе мая. Никаких сообщений из ГИУ не поступало. Я уже перестал строить какие-либо надежды в этом плане. Утром третьего мая я, как обычно, прихожу в референтуру и прошу своего референта Шестакова Алексея принести мне поступившую почту. Кстати, мы с ним работали вместе много лет назад в Адене. Алексей принес мне папку, положил ее передо мной и смотрел на меня с необычной, лукавой улыбкой на лице. Я посмотрел на папку — это была особая папка, кожаная, тисненая, какая-то торжественная. Я почувствовал необычность момента. Раскрыв папку, я увидел первые слова шифровки: «Сообщаю вам, что указом Верховного Совета СССР.......». Мне все стало ясно. Я почувствовал, как кровь приливает к моему лицу. Мне не хотелось, чтобы другие увидели мое небывалое волнение, и поспешно закрыл ее. Обратившись нему, я сказал: « Алеша, забери это и дай мне папку с рабочими документами, а это может и подождать». Не торопясь рассмотрев входящие документы и успокоившись я сказал: «Шестаков, давай-ка сюда эту загадочную папку». Открыв ее, я c радостью и удовольствием прочел сообщение о присвоении мне 30 апреля 1982 года воинского звания «генерал-майор». Я горячо поблагодарил Алексея за такой его подарок. Мы вспомнили, что ровно десять лет назад в Адене он таким же образом сообщил мне о присвоении звания «полковник».

Я тут же позвонил Воронцову и спросил его, когда я могу представиться ему по случаю присвоения мне звания «генерал-майор». В ответ услышал: «Я жду вас». Я представился ему. Он крепко пожал мою руку и сказал, что дает мне трехдневный отпуск по такому торжественному поводу. Я, конечно, не смог им воспользоваться, так как связь с Москвой не прерывалась ни на час. Все двадцать четыре часа в сутки я должен был находиться в постоянной боевой готовности. Возвратившись от посла в референтуру, я дал телеграмму Сергейчику, поблагодарил его за поздравление и высокую оценку моего труда, которая накладывает на меня серьезные обязательства работать в дальнейшем с удвоенной энергией, а интенсивно работать было над чем.

В скором времени предстояла сдача БПК (большого противолодочного корабля) по завершении года его гарантийного обслуживания. Я был уполномочен осуществить сдачу первого БПК совместно с главным конструктором Шишкиным из Ленинградского КБ «Рубин» и главным строителем Ставицким из Николаевского судостроительного завода имени 61-го коммунара. Но еще до этого мне надлежало представлять советскую сторону во время торжественного акта введения в строй ВВС Индии самолетов МиГ-23, собранных на местном авиапредприятии, построенном с помощью Советского Союза. Индийская сторона придавала серьезное значение этому событию — на территории Индии, силами местных ВВС, впервые вводился в строй вполне современный самолет-истребитель. Этот акт, по замыслу властей, должен был получить международное звучание. На эту базу ВВС Индии были приглашены высокие гости — руководящий состав ВВС, ПВО и представители правительства Индии, военные атташе многих стран, аккредитованных в Дели. Воронцов посоветовал мне принять участие в этом торжестве, хотя я и не получал такого поручения из центра. Он заметил, что в этом случае я буду представлять советское посольство, а, следовательно, советскую сторону.

За сутки до начала проведения этой акции я прибыл к месту торжества, которое должно было состояться на аэродроме местного авиапредприятия. Я представился маршалу авиации Волену, командующему ВВС Индии. Он неподдельно обрадовался моему появлению там, рассказал мне о запланированном порядке проведения этого торжественного мероприятия.

На открытом воздухе был возведен громадный тент, под которым стояли раскладные кресла из расчета на несколько сот приглашенных. Была также построена импровизированная трибуна для командующего ВВС, представителя правительства, руководства базы ВВС и авиапредприятия. На эту трибуну был приглашен и я. Маршал Волен попросил меня выступить с краткой речью на английском языке, поскольку у них нет переводчика.

Вначале было объявлено публике, что сейчас состоится пролет звена самолетов МиГ-23 местного производства, названы фамилии и звания летчиков, которые будут пилотировать указанные самолеты. Присутствующие с энтузиазмом встретили это объявление. Затем начались выступления руководителей. Мое выступление было заключительным. Маршал Волен объявил, что предоставляет слово cвоему другу, генералу Вахнову, главе представительства ГИУ в Дели, отвечающему за военно-техническое сотрудничество СССР с Индией. Я выступил на английском языке. План моего выступления сводился примерно к следующему:

1. Характер и значение этого неординарного события заключается в том, что в результате дальнейшего развития советско-индийского военно-технического сотрудничества индийские ВВС вступают в новый этап своего развития, поднимающий их на более высокий уровень.

2. Знаменательно, что в своем развитии индийские ВВС опираются в значительной степени на свои собственные достижения в промышленности и на компетентность индийских специалистов.

3. Индийские ВВС продемонстрировали высокий уровень подготовки своих летчиков и инженерно-технического персонала, которыми они вправе гордиться.

4. Страна может гордиться достижениями своими ВВС, которые вносят серьезный вклад в дело повышения ее обороноспособности.

5. Мне предоставлена такая счастливая возможность присутствовать и принимать участие в этом торжестве вместе с моими индийскими коллегами.

Завершая свое краткое выступление, я поблагодарил публику за оказанное мне внимание.

Мои последние слова были встречены аплодисментами всех присутствующих.

Особенно доволен был маршал Волен. После завершения моего выступления он, улыбаясь, подошел ко мне и с благодарностью обнял меня, публика отреагировала на это аплодисментами.

По этому случаю маршал авиации Волен устроил прием в штабе базы ВВС. В моем присутствии он отметил громадное значения Советского Союза в становлении и развитии в Индии современных ВВС. За короткий срок в Индию были поставлена современная боевая техника, обучены в СССР индийские авиационные специалисты, оказана помощь в создании предприятий для сборки и ремонта в Индии современных боевых самолетов. Обратившись ко мне, он поблагодарил в моем лице за это советское правительство.

Утром следующего дня я вылетел в Дели. По прибытии в Дели я доложил Воронцову Ю.М., с каким успехом прошло это мероприятие. Он попросил меня подготовить для него сообщение Громыко в связи с эти событием. Я, в свою очередь, информировал Сергейчика по этому вопросу.

Используя появившееся окно в моей работе, я решил дать прием для советских и индийских официальных лиц по случаю присвоению мне генеральского звания. Мой авторитет и положение укрепились как среди советской колонии, так и среди индусов, приглашенных мною на этот прием. Что ни говори — «генерал — он и в Африке генерал». Главным гостем с советской стороны был посол Воронцов, а с индийской стороны министр обороны Индии. Присутствовали также все главкомы родов войск Индии.

В один из последующих дней секретарь партийной организации советской колонии, назначаемый центральным комитетом партии, встретив меня на территории посольства, выразил свое крайнее удивление тому, что я пользуюсь такой известностью и авторитетом в индийском министерстве обороны, что даже министр обороны принял мое приглашение, что он и предположить не мог, какая я важная персона. В ответ я, как бы шутя, сказал ему, что партийный секретарь должен знать все о членах своей организации, и добавил, что дело не в моей персоне, а в том важном деле, которое я здесь представляю.

Весь мой опыт взаимоотношений с подобными деятелями как в Советском Союзе, так и за рубежом, учил меня не сближаться с ними, не искать их покровительства или дружбы, а держаться от них на расстоянии и встречаться с ними только по официальным поводам.

Вспоминая взаимоотношения посла Воронцова со своим партсекретарем, я пришел к выводу о том, что я выбрал правильную позицию по отношению к нему. Чем меньше он знает о твоей работе и поведении, тем лучше. Я знаю не по наслышке о том, что когда эти люди направляются для работы за рубежом в советских посольствах, одной из основных задач, которые перед ними ставили на инструктаже в ЦК КПСС, было наблюдение за благонадежностью советских послов и других официальных лиц. Думаю, что по этой причине посол никогда не встречался со мной в его присутствии.

Я не имел возможности пригласить на прием всех, кто, по моему мнению, был достоин такого приглашения, поэтому я извинился перед ними и сказал, что готов их принять в моем офисе в любое время и буду рад их видеть. В моем кабинете стоял шкаф c бутылками виски, джина, водки и пиалами с орешками.

Паломничество в мой кабинет продолжалось в течение всего мая месяца и, в основном, не из-за возможности и желания выпить «на халяву», а просто для того, чтобы лично поздравить меня с этим знаменательным для меня событием.

На очереди стояла сдача индийской стороне после гарантийного обслуживания БПК. Главный строитель проекта Ставицкий и главный конструктор Шишкин были в состоянии, близком к прострации. По телефону из Бомбея (теперь Мамбая) они сообщали мне о большом количестве необоснованных претензий индийского экипажа корабля. Я приказал им прибыть ко мне в Дели с подробным докладом. Прибыли они ко мне в страшном возбуждении и были не в состоянии обсуждать имеющиеся реальные недостатки и претензии, предъявляемые индийскими специалистами, которые они считают необоснованными и надуманными. Я попросил их написать мне докладную по всем недостаткам, которые требуют устранения, и что для этого может потребоваться от родного завода-изготовителя. Пока есть время, я помогу им, обратив внимание их директора на срочное решение вопросов, не терпящих отлагательства, чтобы еще до сдачи корабля индийской стороне удовлетворить серьезные претензии индийских специалистов. Дело в том, что всегда сторона, приобретающая ту или иную дорогостоящую технику или вооружение, делает все возможное, чтобы выжать у поставщика дополнительную поставку комплектующих изделий, которые в гарантийный период, по мнению покупателя, работали неадекватно или выходили из строя и были отремонтированы советской бригадой гарантийщиков.

При обсуждении подготовленной ими докладной я встретился с раздраженным и глухим сопротивлением любой моей попытке оправдать обоснованность или хотя бы убедить их не отметать с порога любые претензии, выдвигаемые индийскими специалистами. Мне стоило громадных усилий убедить их в необходимости изменить свой подход к рассмотрению подобных претензий. Я объяснял им, что в основе наших позиций должен лежать государственный интерес, а не частный интерес членов их бригады, которые зачастую знают, что претензии индийских специалистов небеспочвенны. Надо всегда соглашаться на удовлетворение копеечных претензий, чтобы, как говорится, не дразнить гусей, и таким образом избегать больших расходов советской стороны. При этом надо учитывать все эти претензии и недостатки, которые были вскрыты и устранены советским гарантийщиками, без обсуждения их с местными специалистами, и информировать о них директора завода, с тем, чтобы они были устранены в ходе строительства и поставки второго и третьего кораблей этого проекта или хотя бы сведены до минимума.

Казалось бы, я их убедил, и мы обо всем договорились. Но не успели они вернуться в Бомбей и продолжить свою работу, как ко мне посыпались жалобы от командующего юго-восточным морским командованием и штаба ВМС в Дели. Стычки между нашими гарантийщиками и индийским специалистами продолжались все с той же силой. И все это накануне сдачи первого корабля этого проекта. Мне пришлось дважды вылетать в Бомбей для работы на месте с адмиралом Хиранандани, бывшим командиром этого корабля, с которым я познакомился при встрече этого корабля в Бомбее. Наше сотрудничество с ним продолжалось вплоть до моего отъезда в Москву после завершения служебной командировки в Индию в начале 1986 года. Я делал все возможное, чтобы сгладить сложившееся неприязненное отношения индийских специалистов к нашим руководителям гарантийной бригады. Виноваты в этом были в основном Ставицкий и Шишкин, которые постоянно и в резкой форме отвергали практически все, даже справедливые замечания индийских специалистов, зачастую проявляя неуважение к ним. Мне стало ясно, что доверять сдачу этого корабля им, при сложившихся отношениях c индийцами, нельзя, так как за стол переговоров сядут непримиримые друг к другу стороны. В течение года они отягчали свои отношения длительными спорами и взаимными обвинениями. Ничего хорошего из такой сдачи не вышло бы. Стало очевидным, что за столом переговоров чувства будут превалировать над разумом и переговоры могут зайти в тупик. Допустить этого я не имел права, поэтому я принял решение договориться с командованием ВМС Индии провести сдачу корабля и подписание соответствующего акта в штабе ВМС в Дели, при этом советскую сторону возглавлю я, а индийскую сторону — адмирал Хиранадани. Индийские главные специалисты корабля войдут в состав переговорщиков наряду с представителями штаба ВМС и юго-восточного командования, в состав моей группы войдут руководители гарантийной бригады Ставицкий и Шишкин, а также члены аппарата уполномоченного ГИУ капитаны первого ранга Казначеев и Курицын.

За несколько дней до переговоров по подписанию акта приемо-передачи корабля я еще раз проанализировал все возможные болевые точки и пути их преодоления. Был подготовлен проект акта, копию которого я вручил представителя штаба ВМС за двое суток до начала переговоров. Со своими специалистами, особенно со Ставицким и Шишкиным, мы договорились, что переговоры по всем вопросам буду вести я, они, c моего разрешения, будут вступать в переговоры только в тех случаях, когда моих знаний предмета окажется недостаточно. В таких случаях я буду обращаться за помощью к ним. При этом я настойчиво просил их обуздать свои эмоции, а свои утверждения аргументировать, в случае необходимости, только достоверными фактами и ни в коем случае не переходить на личности, что действуют на индийских визави, как красная тряпка на быка.

Когда настал день переговоров я и четыре члена моей группы прибыли к назначенному времени в штаб ВМС. Встретивший нас офицер провел нас в зал заседаний штаба. Войдя в зал, я обратил внимание на множество сидящих за длинным столом флотских адмиралов и офицеров. Адмирал Хиранадани представил мне шестнадцать членов своей группы — это были командиры всех боевых частей принимаемого ими корабля, а я представился сам и представил ему членов моей группы. Вначале я поинтересовался, есть ли у индийской стороны замечания по форме проекта акта приемо-сдачи БПК (большого противолодочного корабля). Услышав в ответ, что по форме акта у индийской стороны замечаний нет, однако есть много замечаний и претензий по существу вопроса, я сказал, что именно для этого мы сегодня и собрались здесь, в штабе, и предварил предстоящее обсуждение проблем заявлением о том, что в Бомбее в завершение гарантийного обслуживания корабля был сделан учебно-боевой выход корабля в море для проверки состояния и боевой готовности корабля и всех его систем с участием советских гарантийных специалистов. Он показал, что корабль готов занять подобающее ему место в боевом строю военно-морского флота Индии. Я предложил приступить к рассмотрению конкретных замечаний экипажа корабля и представителей командования ВМС Индии по результатам выхода корабля в море и испытания всех его основных систем.