Альберт Вахнов
ОБРАЩЕНИЕ К СЕБЕ ДАЛЁКОМУ.

(Автобиографическое повествование)

Москва, 2007

© Вахнов А.Г., 2007
Разрешение на публикацию получено.

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Всем, кто знал Асасу, было очень жаль этого человека. Он был хорошо образованный, опытный летчик-истребитель, занимал очень высокий пост в сирийских ВВС. У него была прекрасная семья — красавица жена и два симпатичных сына. Сам он был очень красивый мужчина высокого роста, крепкого сложения, стройный, с копной седых волос на голове, хотя ему было тогда всего лишь тридцать семь лет. В цивильном костюме он выглядел вполне по-европейски. Он был хозяином своей судьбы и сделал свой выбор, который оказался неудачным.

Наша жизнь шла своим чередом. Мы много отдыхали, ездили купаться в бассейн, ходили друг к другу в гости, организовывали вечера отдыха с танцами в нашем клубе при совпосольстве. В это время в моду вошли танцы твист и рок-н-ролл. Посмотрев в кинотеатре фильмы «Rock around the clock« и «Twenty four hour twist», мы пытались освоить эти танцы. Мне почему удавалось лучше других, и вскоре мои друзья прозвали меня королем рок-н-ролла. На собственные деньги мы открывали бар с напитками в комнате, примыкавшей к залу, — словом, веселились по полной программе. Чувствуя себя раскрепощенно, многие, даже те, кто никогда не участвовал в самодеятельности, поднимались на сцену и исполняли русские и советские песни, пользуясь микрофоном.

По инициативе и под руководством жены переводчика-арабиста Михаила Анисимова Юлии мы организовали кукольный театр, вечерами сами изготавливали кукольных персонажей из глины и самодельного папье-маше, раскрашивали их, репетировали, а затем давали спектакли для маленьких детей. В одном из них, — «Терем-теремок», — мы участвовали всей семьей. Ира была мышкой-норушкой, Алла лягушкой квакушкой, а я серым волком. Спектакль пользовался большим успехом даже у взрослых, дети же реагировали на все происходящее непосредственно и с неподдельным вниманием. Из зала, в случае опасности, грозившей тому или иному персонажу пьесы, раздавались детские возгласы-предупреждения. Дети настолько проникались нашей игрой, что верили в реальность происходящего, и, когда мы в конце спектакля появлялись перед ними с куклами в руках, они все еще представляли их как живых персонажей. Когда я со сцены, зарычав на них по волчьи, наклонился к ним, они со страхом отпрянули от моего волка. Высшей же похвалой нашему спектаклю была просьба родителей показать этот спектакль еще раз специально для них, что явилось полной, но приятной для нас неожиданностью.

Однажды наша веселая жизнь накануне нового 1962 года была омрачена трагическим событием. Наши специалисты и переводчики, служившие в гарнизоне городка Кунейтра в непосредственной близости от сирийско-израильской границы, приехали в Дамаск с женами для того, чтобы заказать нарядные новогодние платья. Как я уже описывал ранее, сирийское командование снимало несколько больших ресторанов города для празднования нашего нового года. Сирийские офицеры устраивали на новый год различные аттракционы, розыгрыши, фейерверки. Мы готовились встречать уже второй новый год в Сирии. И надо же такому случиться. Поздно вечером, сделав соответствующие заказы у французской мастерицы, они отправились на автобусе в Кунейтру. Отъехав от Дамаска на пятнадцать-двадцать километров, их автобус столкнулся с двигавшемся навстречу им самосвалом, груженным булыжниками. Удар пришелся по левой части кабины водителя. Самосвал пропахал три ряда кресел, прилегающих к окнам левой стороны автобуса. В результате погибли переводчики молоденький Саша Прохоров и выпускник ВИИЯ Александр Сериков, а также жена полковника Маслий. Жена Серикова оказалась в госпитале с переломом нижней челюсти и сотрясением мозга. Она не знала о гибели супруга, так как потеряла сознание в момент столкновения и в таком состоянии была госпитализирована. Вся русская колония была несколько дней в шоке. Мне было поручено сходить в госпиталь к жене Серикова и сказать ей, что Саша в тяжелом состоянии был отправлен в московский военный госпиталь, там предпринимают все необходимые меры к его спасению. Когда я говорил ей эти слова, она неотрывно смотрела мне в глаза и, когда я кончил говорить, она с недоверием спросила, правду ли я говорю? Я утвердительно кивнул головой. По выражению ее глаз я видел, что она мне не поверила, но я вынужден был говорить ей неправду — лечащий врач сказал мне, что она все еще находится в тяжелом положении и сообщение о гибели ее мужа может ее доконать. Несколько дней до отправки ее в Союз продолжалась эта пытка для нас обоих. Я с каждым приходом говорил ей, что положение его ухудшилось, но маленькая надежда все же остается. Как мне тогда казалось, она все поняла. Может быть, мы поступили тогда неправильно — она имела право знать правду, хоть и горькую. Гробы с телами трех погибших были отправлены в Москву только на третий день. Полковник Маслий все эти трое суток не отходил от гроба своей жены в морге. Трое суток он ни крошки не брал в рот. Похудел, осунулся и все время плакал — этот мужественный офицер, прошедший фронт и повидавший много горя на своем веку. На него жалко было смотреть. Он с нами почти не разговаривал. Только один раз перед отправкой самолета он сказал: «Она была необыкновенным человеком, я так ее любил. Жизнь без нее теряет для меня всякий смысл». Слезы снова покатились из его глаз. В его глазах затаилась глубокая печаль и неизбывная горечь невосполнимой утраты. Я и сегодня помню эти глаза, в них не было ни грана фальши. После того, как он покинул Дамаск, все только и говорили о той искренней и безграничной любви, свидетелями которой мы все невольно оказались. Такая любовь, наверное, посещает очень немногих — это дар божий.

Зимой 1962-1963 года, в самое лучшее время года в Сирии для ознакомления со страной, мы совершили две экскурсии. Первая — в маленький город Тартус, расположенный на берегу Средиземного моря в трехстах километрах от Дамаска и недалеко от порта Латакия, где провели целый день на пляже, много купались. Все, принимавшие участие в этой экскурсии, получили сильные солнечные ожоги, на следующий день после возвращения в Дамаск спины у всех покрылись волдырями, которые долго потом не заживали. Как нам стало известно некоторое время спустя, в тот день была необычайно высокая солнечная активность, по этой причине мы сильно обгорели несмотря на то, что все время после купания проводили под тентами, сооруженными нами из простыней. Вторая экскурсия была более интересной — это была поездка в Пальмиру, город, находившийся в 250 километрах к северо-востоку от Дамаска. В глубокой древности в этом оазисе, расположенном в центре Сирийской пустыни, существовало очень богатое государство. Его столицей была Пальмира. Ее дворцы, театры, бассейны, раскинувшиеся вдоль центрального проспекта по обеим его сторонам, были воздвигнуты из белого мрамора. Она стояла на месте пересечения торговых караванных путей, идущих из Индии в Европу через Средиземное море и с юга на север Аравии. Купцы, следовавшие с товарами через Пальмиру, платили ей большую дань, или, как теперь говорят, таможенные пошлины, поэтому государство это было в свое время очень богатым и процветающим.

Несколько слов об истории этого государства. Первое упоминание о городе относится к 42-41 году до н.э. после того, как Римский император Марк Антоний совершил попытку, правда, неудачную, захватить его богатства. Первое местное письменное свидетельство о Пальмире относится к 9-му году до н.э., когда она стала центром для обмена товарами между Римом и Персией. Ее географическое положение, огромные запасы пресной воды сделали Пальмиру центром торгового обмена между востоком и западом, югом и севером. Самыми уважаемыми и значительными гражданами Пальмиры были главы караванов, приходящих в город, и глава рынка Пальмиры. Она была расположена между двумя соперничавшими империями — Римской и Персидской, поэтому ее безопасность зависела от поддержания баланса в отношениях с ними, от ее нейтралитета. В 17-ом году н.э. она вошла в орбиту Римской империи, что подтверждается найденными приказами о взимании пошлин. Затем последовал Хадрианский период (117-138 годы н.э.). В 193-211 годах, во времена Сомнимуса Севериусаб она была провинцией римской империи, а в начале 3-го века Пальмире был присвоен статус колонии, Но она продолжала пользоваться административной самостоятельностью, номинально признавая суверенитет Рима. Рим признавал военное значение города, поскольку дорога из Дамаска к Евфрату проходила через него. Наибольшего расцвета Пальмира достигла в период с 130 по 270 годы н.э. К концу этого периода относятся все знаменитые памятники того периода. Внешняя торговля города распространялась далеко на восток до границ Китая. Пальмирцы не считали себя воинами до того, как их правитель Одаянат освободил Пальмиру от Сирийского правителя Шапура 1-го, который в 260 году покорил большую часть территории Сирии и захватил бывшего правителя Валерьяна. В длительной войне между Римской империей и Сасанидами, которые в 226 году унаследовали ее от Персии, глава Пальмиры принял сторону Рима и в 262 году был назначен вице-императором Востока и руководителем римских легионов. Это означало, что под его юрисдикцию попали и Малая Азия, и такие страны, как Сирия, Северная Аравия и, возможно, Армения. В 266-267 Одаянат был предательски схвачен и казнен по повелению Рима — слишком большую силу и значение он приобрел. Достойной преемницей Одаяната стала его жена, прекрасная и амбициозная Зенобия. Она правила от имени своего малолетнего сына Ваб-Аллата. Присвоив себе титул королевы Востока, она отвергла римское владычество. Цивилизация Пальмиры включала в себя греческий, сирийский и персидский (иранский) элементы. C энергией, свойственной мужчинам, она раздвинула границы своего государства настолько, что включила в сферу своего владения Египет и большую часть Малой Азии, вынудив римские гарнизоны отойти в 270 году аж до Анкары. В том же году ее победоносные войска взяли Александрию и ее юный сын был провозглашен королем Египта. Царица Зинобия в то время была широко известна своей красотой, твердостью и смелостью. Для многих она была лакомым кусочком. Были многочисленные безуспешные попытки покорить ее, но она каждый раз отважно отражала их. Наконец, взбешенный римский император Аврелий собрал многочисленное войско и в битве под Антиохией (город, расположенный на севере Сирии вблизи Средиземноморского побережья) разгромил пальмирскую армию и весной 272 года вступил в Пальмиру. Гордая королева арабов Зинобия в отчаянии убежала в пустыню. Ее там схватили и закованную в золотые цепи в сопровождении Аврелия повезли в Рим. На пути в Рим Аврелий был оповещен, что в Пальмире произошло восстание. Он вернулся в Пальмиру, разрушил окружавшие ее стены. Город был разграблен, полностью разрушен, практически до того состояния, в котором он находится и по сей день. Римляне вывезли из Пальмиры все ее богатства и исторические памятники, включая орнаменты, украшавшие большой и малый храмы Солнца (пальмирцы поклонялись богу солнца). После этих событий торговые пути пошли через Басру — город на юге Сирии, минуя Пальмиру. Таков был печальный конец знаменитой, блистательной и славной Пальмиры и ее царицы.

В наше время Пальмира предстает перед путешественниками в развалинах, которые сохранились практически в том же виде, в каком они были в то далекое от нас время. Я сделаю попытку описать их без уверенности, что сумею сделать это хорошо. Вход в город выполнен в виде громадной триумфальной арки греческого стиля. Если стать лицом к входу, то справа от вас в низине находится зеленый пальмовый оазис с источниками пресной воды, о которых я упоминал ранее. Поскольку город был оставлен жителями после его разрушения в 702 году, жизнь там захирела, большая часть источников не эксплуатировалась, так как ими пользовались только малочисленные племена бедуинов, и была засыпана наступающими песками пустыни. Некогда огромный оазис превратился в небольшую пальмовую рощу. Слева и сзади, поодаль от арки, сохранились полуразрушенные стены храма ханзанского бога Бела, одного из трех главных пальмирских богов. Храм строился в I в. н. э. Миновав входную арку, вы оказываетесь в начале главной, осевой улицы Пальмиры, обе стороны которой ограничены остатками греческих колоннад. На колоннах кое-где сохранились кронштейны, на которых в период расцвета Пальмиры устанавливались скульптурные бюсты знаменитых, богатейших и влиятельнейших граждан города. Естественно, они не сохранились до наших дней. Довольно длинная улица, протяженностью около километра, упирается в гору, на вершине которой находятся развалины замка, называемого местными жителями замком короля Бадреддина III-го. В известных мне описаниях Пальмиры это имя не упоминается, равно как и развалины замка, стоявшего некогда там. По обеим сторонам за колоннадами располагались дворцы, бассейны и цирки и другие строения, некогда принадлежавшие богатейшим людям города. Все это возводилось из белого мрамора. Город был обнесен крепостной стеной, за которой жили рабочие, ремесленники, мелкие торговцы и другой небогатый люд. Образно мыслящий человек с более богатой фантазией, чем у меня, которой я, к великому сожалению, не обладаю, находясь там, смог бы воссоздать силой своего воображения этот великолепный и славный город во всей его первозданной красе. Я же в меру своих способностей сумел дать только краткое описание увиденного мной. Покинув развалины города, мы пошли осматривать большой и малый храмы солнца. От них остались не до конца разрушенные стены. Любопытно и поразительно, что все стены и колонны возводились из монолитных элементов правильной геометрической формы, устанавливавшихся один на другой без скрепляющих их растворов и стоявших века только благодаря своей собственной тяжести. Трудно себе представить, как эти элементы должны были быть отшлифованы, чтобы плотно прилегать друг к другу, не давая возможности влаге проникать в щели между ними и разрушать их.

Закончив осмотр, мы почувствовали себя чрезвычайно утомленными. Ведь для того, чтобы попасть в Пальмиру нам пришлось преодолеть на автобусах без кондиционеров 250 километров пустыни под палящими лучами южного солнца, а затем под теми же безжалостными лучами солнца не один час провести в Пальмире, которая не давала никакой возможности для экскурсантов отдохнуть в тени. От прямых лучей солнца нас спасали только зонтики. Мы с тяжелыми мыслями думали об обратной дороге в Дамаск через пустыню, но нас ожидал приятный сюрприз — сопровождавший нас сирийский офицер, подвез нас к месту, над которым возвышалась небольшая скала с прорубленным в ней входом, и сказал, что сейчас мы будем купаться, чтобы освежиться перед дальней дорогой. Он рассказал нам, что глубоко в пещере протекает маленькая речушка с серной водой, освещения там нет, но естественный свет немного попадает на поверхность воды из отверстия, через которое она вытекает из этой пещеры, там можно даже поплавать, но не более пяти минут. Когда мы вошли в пещеру, перед нами открылась лестница, вырубленная в скальной породе и спускающаяся к источнику. Она была слабо освещена факелами, горевшими в четырех нишах, по две ниши с каждой ее стороны, служившие раздевалками. Мы разделись и осторожно спустились к источнику. Окунувшись в воду этого серного источника, мы испытывали необыкновенный восторг от мгновенно наступившего облегчения, и через несколько минут усталости как не бывало. Вышли мы оттуда обновленными, как будто бы и не было того тяжелого испытания, которое мы прошли на пути к Пальмире. Это было удивительное состояние! Мы снова были готовы к преодолению трудностей предстоящего возвращения в Дамаск.

Однако нас ждал еще один сюрприз — сопровождающий офицер пригласил нас отведать настоящей по-бедуински приготовленной баранины. Нас провели к небольшому зданию, похожему на сарай. Там в полумраке стоял длинный, простой стол, за который мы уселись, приходя в себя после необычного купания в центре Сирийской пустыни. Перед каждым из нас стояло большое блюдо, ножи и вилки отсутствовали. Через несколько минут появился огромный, как нам показалось, араб с подносом, на котором лежали большие куски только что приготовленного барана, он своими огромными смуглыми ручищами отрывал от них довольно приличные куски баранины и не клал, а просто бросал их на наши блюда. О, с каким наслаждением первобытных мы поглощали это мясо! Насытившись и попив крепкого чая, мы бодрые и веселые покинули гостеприимную Пальмиру, чтобы навсегда сохранить ее в нашей памяти. Незаметно (дорога домой всегда кажется более короткой) мы без каких-либо приключений вернулись в Дамаск. Весь следующий день, находясь под впечатлением этого путешествия, мы только и говорили о нем — это было действительно далеко не ординарное событие, как и место, которое мы посетили.

Оставалось пять месяцев до окончания моей командировки, а значит и нашего пребывания в Сирии. Мы начали производить, что называется плановые закупки, памятуя, что в Союзе нас ждут определенные житейские трудности. Я заказал себе три хороших костюма у лучшего портного Дамаска мистера Хадида. Это была колоритная личность. В недалеком прошлом он работал садовником в нашем посольстве. Сколотил какой-то небольшой капиталец и открыл свою собственную маленькую пошивочную мастерскую. Через короткое время он зарекомендовал себя лучшим портным мужских костюмов Дамаска и открыл большую пошивочную мастерскую на центральной торговой улице Дамаска. Там на него работали несколько хороших портных, сам же он только принимал заказы, производил раскрой материалов и примерки костюмов. С первого взгляда он казался неприветливым, всем недовольным и ворчливым человеком, но это только с первого взгляда. Этим своим видом он отпугивал большинство наших переводчиков, и после первых контактов с ним они предпочитали шить костюмы у «братьев разбойников». Не могу объяснить когда и как это произошло, но все свои костюмы, кроме первого, я шил у мистера Хадида. Первый костюм я сшил у него, чтобы проверить качество его работы — оно оказалось превосходным. С тех пор я других портных в Дамаске не видел в упор. Я стал захаживать к нему, интересовался новыми моделями костюмов по журналам, новыми материалами, которые у него появлялись, мы изредка перебрасывались с ним короткими репликами — он был очень немногословный человек. Но со временем я стал понимать, что он, вопреки своей внешности, внимательный и добрый человек. Когда я пришел к нему заказывать второй костюм, он увидел меня в дверях своей мастерской, по-доброму метнул свой взгляд на меня и скрытно, как бы стесняясь, улыбнулся в свои усы. Вот, вероятно, именно тогда я понял его человеческую суть и решил, что все буду шить только у него. Плата за работу у него была несколько выше, чем у других портных, но зато у него почти всегда можно было выбрать хороший материал, запас и ассортимент которых в его мастерской мог поспорить с хорошим магазином. Кроме того, он мог дать профессиональный совет относительно модели, цвета и качества материала. Только у него можно было сшить костюм из купона под печатью, с гарантией того, что второго такого костюма в Дамаске вы не встретите. Он очень болезненно воспринимал, когда кто-либо приходил к нему и просил сшить костюм из собственного материала. Я неоднократно был свидетелем его реакции в подобных случаях и поэтому никогда этого не делал. Но все-таки однажды я решил рискнуть и пришел к нему с купоном тонкой бежевой шерсти, с едва заметной крупной клеточкой, высвечивавшей как-бы изнутри, и попросил его сшить из него костюм по модели, которую он мне порекомендует. Он взял купон, внимательно посмотрел и пощупал его руками, а затем, выдержав паузу, сказал мне: »Я вам сошью костюм из этого материла, такого материала у меня сегодня нет«. Он задумался. Я успел вставить: «Мистер Хадид, я очень доволен нашим сотрудничеством, но, к великому сожалению, все хорошее всегда имеет свой конец — я скоро уезжаю в Союз, но и там всегда буду вспоминать вас и с удовольствием носить сшитые вами костюмы». Хадид засопел, видимо растроганный моей тирадой, и предложил сшить костюм с двумя разрезами сзади и без шва на спине. Такой фасон только входил в моду в Париже. Пиджак ему долго не давался, вспухал на спине под воротом, он сердился сам на себя за то, что не все получается так, как ему хочется. После второй примерки мне стало жалко старика, тем более, что все было уже совсем неплохо. Я сказал ему, что по моему мнению пиджак сидит на мне хорошо, но Хадид все же оставался недовольным и назначил третью примерку и в конце концов добился своего — костюм был выполнен отлично. То, что Хадид решил сделать мне костюм ультрамодного фасона (без шва на спине до сих пор мужские костюмы не шьют, видимо это очень сложная и трудоемкая работа), скорее всего говорит о том, что он таким образом хотел выразить свое уважение ко мне, как его постоянному клиенту.

Перед моим убытием из Сирии в Москву главный штурман сирийских ВВС майор Ашрам устроил в мою честь прием в ресторане, на котором вручил мне памятный подарок — замечательную инкрустированную шкатулку хорошей кустарной работы, которая хранится у меня по сей день.

В июле 1962 года мы с женой выехали на автомашине в Латакию, откуда снова на туристическом теплоходе «Феликс Дзержинский», уже во второй раз, отправились в Одессу по тому же маршруту, что и в первый раз. Весь путь до Москвы был подробно описан мною ранее. В отличие от первого турне мы на сей раз имели возможность не ездить на экскурсии, а спокойно, не спеша прогуляться по городу в Александрии, Афинах и Стамбуле.

Я должен сказать, что мы с грустью покидали гостеприимный Дамаск, его людей и коллектив наших специалистов и переводчиков, так как атмосфера в коллективе была доброжелательной и спокойной, в чем была немалая заслуга Владимира Кузьмича Андрюшенко. Я впоследствии неоднократно выезжал за пределы СССР, но нигде не чувствовал себя так уютно, как в Сирии, которую всегда вспоминаю с благодарностью.

Несколько слов о Дамаске. Дамаск — столица Сирии, крупнейший мегаполис страны и древнейший из постоянно обитаемых городов мира. Историки считают, что люди жили здесь еще за три тысячи лет до н.э. Именно здесь Каин убил своего брата Авеля. С этого преступления началась длинная череда убийств, грабежей и разбойных нападений, от которых жители города страдали на протяжении тысячелетий. Именно этим они и объясняют появление уникального дамасского архитектурного стиля. Главное в нем — внешняя неказистость. Снаружи дом должен казаться таким бедным и ободранным, чтобы ни у кого даже мысли не могло возникнуть его ограбить. Именно такими лачугами застроен весь Старый город, окруженный кое-где еще сохранившимися римскими стенами. Как рассказывают люди, побывавшие в Дамаске недавно, мечеть Амаядов, считающаяся одной из самых красивых мечетей мира, только за последние годы была очищена от прилепившихся к ее стенам бараков. Она стоит на святом месте, которое никогда не пустовало. Здесь были и древние святилища, и храм Юпитера, и христианская базилика. Мечеть является действующей, по ней свободно разгуливают увешанные фото- и видеокамерами туристы. Иностранцам и особенно иностранкам в «неприличной» одежде выдают длинные плащи с огромными капюшонами, в них они выглядят как средневековые паломники и придают мечети еще большую мистическую загадочность.

Надеюсь, некоторые заметки о местных традициях могут представлять интерес для читающего эти строки. Когда я приехал в Дамаск, меня поразила религиозность его жителей. Все они молились по пять раз в день в определенное время, независимо от того где их застало время молитвы. Передвигаясь по городу, они всегда носили с собой небольшой коврик и совершали намаз, подстилая его под свои колени. Если во время молитвы вы зайдете в магазин, его хозяин, находясь на полу с обратной стороны прилавка, не обратит на вас никакого внимания и будет продолжать молиться, даже если небо над ним разверзнется. Они очень строго соблюдали великий пост (по арабски «Рамадан»), согласно которому целый месяц верующие не должны были принимать пищу, курить и исполнять супружеские обязанности с восхода солнца и до его захода. На все про все им отводилось всего четыре часа. Время начала поста и его конец отмечалось выстрелом пушки. Поздно вечером с выстрелом пушки все арабы бросали свою работу, магазины и стремглав неслись домой. На торговой улице Салхи, например, многие магазины оставались открытыми и без охраны.

У них существовал обычай отдавать замуж девочек двенадцати, тринадцати лет за стариков. Как-то, находясь в командировке в небольшом городке Суэйда, я сфотографировал девочку тринадцати лет — маму двоих детей. Одного их них она держала на руках, второго, старшего, держала за руку.

В нашем доме жил шофер генерала Андрющенко Мухамед, у которого было семеро детей. Когда Саре, его старшей дочери, исполнилось двенадцать лет, он решил выдать ее замуж за старика, с которым у него была соответствующая договоренность. Она наотрез отказалась выйти за него замуж, говоря отцу: «Почему Ира, дочь советского специалиста, учится, а я должна бросить учебу?». Несмотря на то, что ее отец и старший брат нещадно избивали ее в течение нескольких дней, она стойко сопротивлялась, и они вынуждены были отступиться от нее, и Сара продолжала учиться в школе

В конце июля мы вернулись домой в Москву. На следующий день я прибыл в генштаб. В !0-м главном управлении мне оформили отпуск, на мой вопрос о моей дальнейшей службе мне было сказано, что, скорей всего, работа моя будет связана с подготовкой к открытию академии генерального штаба им. Гамаль Абдель Насера в Каире. Конкретный разговор со мной состоится после прибытия из отпуска.

Не задерживаясь надолго в Москве, мы поехали в Горький, так как Иришка в то время жила у бабули, и после отпуска к началу нового учебного года мы должны были вернуться в Москву. Мы хорошо отдохнули в Горьком, повидались со всеми родными и знакомыми. Когда мы вернулись в Москву, Иришка пошла учиться в шестой класс средней школы.

Мы с Аллой были очень благодарны ее родителям Анне Павловне и Федору Федоровичу, которые нам оказывали всю возможную помощь в трудные для нас и нашей дочери времена. Они подняли и воспитали трех своих дочерей Аллу, Арису и Тамару и нашли в себе достаточно физических и духовных сил, чтобы поддерживать нас и нашу дочурку Ирочку. К великому сожалению, их уже давно нет с нами. Вечный им покой и наша благодарная память.

После отпуска я действительно был назначен начальником бюро переводов при академии генерального штаба вооруженных сил СССР. В моем распоряжении было одиннадцать военных переводчиков и машбюро. Задача — в трехмесячный срок сделать перевод на английский язык всего курса лекций первого года обучения в академии и распечатать их в необходимом количестве. Произведя соответствующий расчет, я определил ежедневный объем работы для каждого переводчика и машинистки с недельным запасом времени на случай возникновения непредвиденных обстоятельств. Открытие академии в Каире находилось на личном контроле у министра обороны СССР маршала Малиновского, настолько серьезное значение придавалось открытию академии. В этой связи я был напрямую подчинен генералу армии Радзиевскому Александру Ивановичу, заместителю начальника академии генерального штаба по науке. Начальником академии в то время был маршал Советского Союза Матвей Захаров, считавшийся главным знатоком военной стратегии в Советской армии. Во время Великой Отечественной войны он был начальником штаба нескольких фронтов, которые успешно провели ряд самых известных операции в 1942-1945 гг.

В самом начале работы меня вызвал к себе Радзиевский для знакомства со мной и проверки хода работы. Он поинтересовался моим послужным списком, затем спросил меня, сумеем ли мы в отведенный срок выполнить весь объем работы. Я ответил ему, что y нас другого выхода нет, и сказал, что график нашей работы будет очень напряженным. Единственной моей просьбой было обеспечить постоянную загрузку бюро переводов, то есть бесперебойное поступление к нам лекций на русском языке. Он был удовлетворен сказанным мною и пожелал мне успехов в работе.

Через несколько дней он собрал всех преподавателей академии, задействованных в этой работе. В основной массе это были генералы и полковники. На это совещание он пригласил и меня. Он четко поставил перед ними задачи по подготовке материалов по срокам, представил меня им и сказал, что их лекции, не переведенные на английский язык, и гроша ломаного не стоят. Он обязал меня и их стыковать необходимые сроки поступления материалов в перевод, приказав мне при этом докладывать ему о каждом случае задержки поступления материалов с указанием соответствующей кафедры.

Я поставил задачи своим переводчикам и машбюро, установил ежедневную норму перевода и печатания материалов. Уходить с работы мог только тот из них, кто выполнил эти нормы. Работа пошла полным ходом при точном соблюдении выработанного и утвержденного мною графика.