Альберт Вахнов
ОБРАЩЕНИЕ К СЕБЕ ДАЛЁКОМУ.

(Автобиографическое повествование)

Москва, 2007

© Вахнов А.Г., 2007
Разрешение на публикацию получено.

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

ДАМАСК. ТРИ ГОДА РАБОТЫ И ВОСТОЧНОЙ ЭКЗОТИКИ

30-го декабря 1960 года утром я вылетел через Прагу в Дамаск. Снова я уезжал от дорогих мне жены и дочери, но на сей раз не в горячую точку на земле, а в благополучную страну Сирию. Через три месяца, весной 1961 года ко мне должна была прилететь и моя жена Алла. Ей пришлось остаться в Москве, пока дочь не окончит третий класс, чтобы отправить ее к бабушке в Горький, так как в Дамаске тогда не было школы при советском посольстве.

В Прагу я прибыл во второй половине дня 30 декабря накануне Нового года, провел в ней почти сутки. За это время мне удалось познакомиться с центром Праги — Старо Място, зайти в промтоварный, продовольственный и кондитерский магазины, понаблюдать за поведением людей на улицах города. Меня поразило отсутствие суеты и толкотни в магазинах накануне Нового года. Люди стояли в очереди змейкой так, что любой человек мог, не толкаясь, подойти к прилавку и выбрать себе нужный ему товар. Ассортимент товаров, особенно продовольственных, был гораздо разнообразнее, чем у нас дома. В магазине было тихо, люди разговаривали вполголоса, не наваливались друг на друга, одним словом, вели себя культурно. Когда я зашел в небольшой кондитерский магазин, одна из продавщиц сразу подошла ко мне и сказала, обращаясь ко мне с улыбкой: «Добро пожаловать. Что пожелаете?». Я купил набор небольших пирожных. Получив от меня деньги, она проводила меня до входной двери, пожелала мне всего хорошего и пригласила заходить в ее магазин еще раз. Пустячок, а приятно. На улице народ также вел себя спокойно и дисциплинированно. В центре города на Старомястской площади со мной случился конфуз. Площадь пересекал трамвай. Все прохожие и я вместе с ними остановились на краю тротуара. Когда трамвай пересек площадь и скрылся в переулке, я поспешно сделал несколько шагов вперед по мостовой и вдруг боковым зрением увидел, что рядом со мной никого нет. Я остановился, оглянулся и увидел, что все, кроме меня, терпеливо ждут, пока загорится зеленый свет светофора и, как мне показалось, смотрели на меня с укоризной. Смущенный, я вернулся назад и после этого ни разу в Праге не нарушал правил передвижения пешехода на улицах. Должен, справедливости ради, честно признаться, что по возвращении в Москву я тогда, да и сейчас продолжаю, к моему стыду, нарушать правила перехода улиц. Дело в том, что у нас основная масса людей нарушает эти правила, особенно не на центральных улицах, и удержаться от такого поведения бывает очень трудно. Если все пошли, а ты стоишь и ждешь зеленого света светофора, то невольно чувствуешь нелепость своего положения.

Утром 31 декабря я успел пройти по мосту над Влтавой и посетить в Градчанах, нагорной части Праги, старинный дворец, в котором заседал чешский парламент.

После остановки в Праге, вечером, за два часа до Нового года я прибыл в Дамаск. Там меня встретил переводчик из аппарата военного советника и отвез меня в гостиницу «Рамсис», расположенную в самом центре города, и сообщил мне, что новый год все наши специалисты будут встречать в компании сирийских военнослужащих, для чего министерство обороны арендовало почти все приличные рестораны в Дамаске, и предложил мне быстро привести себя в порядок с тем, чтобы он смог за час до Нового года заехать и забрать меня из гостиницы. Я наотрез отказался от этого предложения, сославшись на усталость, с одной стороны, и на то, что пока еще не являюсь членом их коллектива. Я стану им только после доклада о своем прибытии главному военному советнику и моего представления нашему коллективу и местному командованию, что должно состояться только в новом году. Встречая новый 1961 год в одиночестве в дамасской гостинице, я никак не мог понять, на кой черт меня выпихнули из Москвы накануне нового года, не дав мне встретить его в семейном кругу, в чем тут заключался высший смысл такого решения. Сейчас я понимаю, что никакого смысла в этом не было. Просто кто-то формально, не думая, как всегда, о человеке, выполнил чье-то указание. Так или иначе я праздновал тот Новый год в своем номере гостиницы. Рядом со мной незримо присутствовали жена Алла и дочь Ирина.

На следующий день я рапортовал о прибытии главному военному советнику (ГВС) полковнику Ульянову Николаю Николаевичу. После беседы со мной он представил меня военным специалистам и переводчикам, а также начальнику штаба сирийской армии полковнику Али Ахмаду. Он был египтянином, потому что в то время существовала Объединенная Арабская Республика (ОАР), в которую входили собственно Египет и Сирия. Все высшие должности в армии занимали сирийцы, египтяне же были либо их заместителями, либо начальниками штабов. Они оказывали сильное давление на своих сирийских коллег, вели себя надменно по отношению к ним, что, естественно, не нравилось последним. Подобная обстановка была и в министерствах и ведомствах. Недолго просуществовала такая республика. Уже к лету 1961 года это навязанное сирийцам объединение распалось как карточный домик.

Вначале мое рабочее место находилось в главном штабе армии, хотя все мои подчиненные переводчики работали в штабе ВВС Сирии. Дело в том, что все сирийские летчики в прошлом обучались в Великобритании и владели английским языком, в то время как все остальные офицеры в сухопутных войсках — французским и только начальник штаба, упомянутый ранее полковник Али, египтянин, говорил только на английском языке. В этой связи Ульянов держал меня в штабе армии для обеспечения контактов с начальником штаба, в то время как мне было необходимо постоянно находиться в штабе ВВС и руководить работой переводчиков английского языка, которые в основном были молоденькими выпускниками гражданских вузов и не владели специальной лексикой. Все это было результатом бездумного, если не сказать преступного, решения о роспуске ВИИЯ в 1956 году. Первый выпуск квалифицированных военных переводчиков воссозданного ВИИЯ состоится только в конце 1963 года, а пока приходилось брать на себя основную работу нам — старшему поколению выпусков до 1956 года. Мне, например, в то время исполнилось тридцать три года. При обсуждении сложных, специфических вопросов в штабе ВВС, требовавших знаний не только соответствующей терминологии, но и реалий, связанных с той или иной военной специальностью мне зачастую приходилось подменять своих молодых коллег, так как они не были готовы обеспечивать квалифицированный перевод, но не по своей вине. Пополнять свои знания им пришлось в ходе службы. Я организовал с ними занятия по вечерам для изучения лексики, используемой при обсуждении различных аспектов деятельности в области авиации (тактика ведения боя, штурманское дело, техническое обслуживание и ремонт самолетов и т.д. и т.п.).

После окончания моего первого рабочего дня в Дамаске (а рабочий день длился там шесть часов с восьми утра до двух часов пополудни и практически вся вторая половина дня находилась в нашем распоряжении) мои будущие друзья Саша Климов и Василий Федосеев, старшие референты французского языка, повели меня в портновскую мастерскую, которая находилась недалеко от центра города на набережной реки Барада, которая протекала через центр города. Среди наших переводчиков бытовало название той мастерской «Братья разбойники», потому что портные были братьями, у них был хороший вкус, шили они отличные костюмы и очень быстро, но брали за свою работу очень высокую плату, за что и были прозваны — разбойниками. Они сказали, что в моем костюме, в котором я приехал в Дамаск, в городе появляться нельзя, так как он старомоден и в нем я буду выглядеть белой вороной среди людей на улице. Хотя я и сопротивлялся, они все же меня уговорили, и я заказал в той мастерской коричневый костюм, который был готов на следующий день, я с удовольствием носил его несколько лет и очень сожалел, когда пришла пора с ним расстаться. В тот же день я купил себе новые остроносые ботинки, которые были в моде в Париже в то время. Местные портные и сапожники очень быстро реагировали на веяния французской моды. То, что в Париже входило в моду в начале года, становилось модным в Дамаске в течение того же года. Дело в том, что Сирия в течение долгого времени была колонией Франции. Французы в большом количестве работали в Сирии. Надо отдать им должное, они обеспечивали аборигенам получение приличного образования, поощряли ремесла, получивших образование сирийцев привлекали к работе в органах власти. Таким образом, еще в период своего владычества подготовили необходимый персонал, которому и передали власть, управление экономикой и хозяйственной деятельностью страны. Именно по этой причине, на мой взгляд, бывшие колонии Франции выгодно отличались от колоний Англии и других европейских стран.

Уже на третий день после прилета в Дамаск я прибыл на службу хорошо, по-современному одетым молодым человеком и приступил к исполнению своих обязанностей. Все переводчики были гражданскими, очень молодыми людьми, кроме Владимира Брюханова, довольно опытного переводчика английского языка из Ленинграда, исполнявшего обязанности старшего референта английского языка до моего приезда. Он был моим ровесником и очень сильно переживал в связи с тем, что ему приходится сдавать свои полномочия. Я понимал его состояние и объявил всем моим подчиненным, что отныне он будет моим заместителем и в мое отсутствие в штабе армии будет исполнять мои обязанности. В какой-то степени это удовлетворило его самолюбие, и он спокойно продолжал свою работу до отъезда в Союз. Мое положение осложнялось тем, что основная часть моих подчиненных работала в штабе ВВС, а я находился в штабе армии и лишен был возможности полностью контролировать и направлять их работу в служебное время, что являлось моей прямой обязанностью. Я доказал главному военному советнику (ГВС) правомерность моего предложения о моем переходе в штаб ВВС. Он дал свое согласие на это, но после первых, в мое отсутствие, переговоров с начальником штаба армии полковником Али, во время которых перевод обеспечивал Брюханов, полковник Али попросил ГВС, чтобы на их встречах перевод обеспечивал я. Полковник Ульянов не смог ему отказать и все, к сожалению, вернулось на круги своя. К счастью, такое положение сохранялось недолго. Весной 1961 года египтяне инспирировали попытку государственного переворота в Сирии, которая окончилась полной неудачей, и противоестественный альянс Египта и Сирии потерпел крах. Мне это принесло облегчение, так как начальником штаба армии стал сирийский генерал, владевший только французским языком, и моя проблема отпала сама собой. В это же время Ульянову было присвоено звание генерал-майора и его сменил прибывший из Москвы генерал-майор Андрющенко. Я полностью перешел на работу в штаб ВВС, в котором и работал до возвращения в Москву в 1963 году, а в штабе армии оставил на всякий случай Владимира Брюханова. Военно-воздушными силами Сирии руководили очень интересные люди: командующим ВВС был генерал Мукабори, его заместителем и главным инспектором ВВС — очень опытный летчик-истребитель генерал Асаса, который имел солидный налет на истребителях МиГ-21, главным штурманом ВВС был майор Ашрам. Руководителем группы советских специалистов ВВС — полковник Павел Иванович Зайцев, бывший начальник штаба воздушной армии, дислоцированной в Ростове-на-Дону, советником по штурманской службе — подполковник Чайкин. Основной задачей наших советников являлась выработка, совместно с сирийскими руководителями, основных руководящих документов по боевой подготовке летчиков и штурманов, совершенствование штурманских полетных карт. После ознакомления с уровнем боевой подготовки летчиков и штурманов наши специалисты пришли к выводу, что он на удивление низок. На законные вопросы наших специалистов, с чем связан такой низкий уровень знаний после довольно длительной подготовки их персонала в Англии, генерал Асаса и майор Ашрам рассказали, что первоначальное обучение все сирийские летчики и штурманы проходили в Великобритании. Завершалось двухлетнее обучение боевой стрельбой. Во время полетов на спарке огонь вели только английские летчики, сирийские летчики самостоятельно стрельб не производили, они только наблюдали за стрельбами. На этом их подготовка заканчивалась. То же самое происходило при подготовке штурманов. Таким, образом они возвращались домой не готовыми к самостоятельному выполнению боевых задач и обучению своих молодых летчиков и штурманов. В этой связи они были вынуждены приглашать специалистов из Великобритании для консультирования местных специалистов. Эти английские военные специалисты жили в гостинице, в управлении боевой подготовки штаба ВВС Сирии не появлялись. Они систематически пили виски и забавлялись с местными женщинами. Сирийских же специалистов они приглашали на консультации только в свои номера и отвечали только на конкретные вопросы, которые они им задавали. Никакого плана работы у них не было. Они делали все, чтобы их командировка в Сирию длилась бесконечно, поэтому они делали все от них зависящее, чтобы сирийские военные специалисты не могли без них обходиться. Когда руководство министерства обороны, наконец, поняло, что выбрасывает деньги на ветер, было принято решение о закупке новой технике (МиГ-21) в СССР и переподготовке своих летчиков в учебных центрах советских ВВС. Когда первая группа сирийских летчиков и штурманов прошла курс обучения в СССР, они получили возможность сравнить качество подготовки специалистов в Великобритании и в СССР. Их впечатления выразил майор Ашрам: «В Англии за подготовку сирийского персонала отвечал некто майор Смит, Когда к нему подходили наши летчики и говорили ему, что они очень мало летают, он обычно отвечал: «Капитан, куда вы торопитесь, у вас впереди еще очень много времени, пойдем лучше в бар и выпьем виски». В Советском Союзе за нашу подготовку отвечал полковник Смирнов, между собой мы его называли «Рыжий». Обычно он, увидев нас, говаривал: «Что сидите, лентяи? Есть, спать, летать! Есть, спать, летать!». В результате за один год нас сделали классными летчиками и штурманами. Наша учеба в СССР заканчивалась только тогда, когда мы самостоятельно проводили все положенные стрельбы с оценками «хорошо» и «отлично. И здесь, в Сирии, ваши советники не отдыхают, как англичане в гостиницах, а работают полный рабочий день в нашем штабе, подготавливают необходимые рекомендации и в любое время готовы обсуждать все возникающие у нас вопросы». Это был прекрасный монолог от сердца, лучше не скажешь.

Советские специалисты, где бы они ни работали, всегда встречали весьма благожелательное отношение со стороны сирийцев. Нередко эти отношения принимали дружеский, доверительный характер. По окончании командировки каждому убывающему на Родину специалисту и переводчику, независимо от его звания и положения, вручался ценный памятный подарок от имени местного командования.

Вскоре меня переселили из гостиницы в дом, в котором жили ГВС и все старшие военные советники по родам войск. Так как в скором времени должна была приехать в Дамаск моя жена, Алла Федоровна, мне выделили двухкомнатную квартиру в этом доме. Он располагался на улице Абурмани и своим фасадом был обращен к площади, где стоял дворец президента Сирии его святейшества архиепископа Маркоса. Эта красивая улица была застроена фешенебельными двух- и трехэтажными особняками и тянулась от президентской площади до подножия горы Салхи. Так случилось что после получения независимости Сирию, мусульманскую страну, возглавил христианский религиозный деятель.

В марте 1961 года я получил письмо от жены, в котором она сообщала, что ее мама, Анна Павловна, приедет в Москву и поживет с Иришкой до окончания ею третьего класса школы. Как только она приедет в Москву, Алла ближайшим авиарейсом вылетит в Дамаск, а Ира приедет к нам после открытия в Дамаске при советском посольстве начальной школы, которое должно было состояться в сентябре того же года. Так что в 1961 году меня ожидали два радостных события — встреча сначала с горячо любимой женой, а немного времени спустя и с не менее горячо любимой дочерью. К этому времени я уже утвердился на работе, познакомился со всеми специалистами и переводчиками и приобрел хороших товарищей Александра Климова и Василия Федосеева, добрые отношения с которыми сохранялись до самой их смерти. Я успел также ознакомиться с городом, в котором предстояло жить и работать в ближайшие три года. Наиболее сильное впечатление произвели на меня мечеть Амаядов и сук (в переводе на русский язык — базар). Обе эти достопримечательности были хорошо известными и почитаемыми в арабском мире. Мечеть Амаядов это чисто мусульманская церковь, одна из самых древних и крупных на арабском Востоке, была построена в 705 году н.э. на месте базилики святого Джона. Строили ее квалифицированные рабочие из Египта, а отделочные работы выполняли греческие, персидские и индийские ремесленники. Мечеть Амаядов сгорала дотла трижды — в 1069, 1400 и 1893 годах и каждый раз восстанавливалась на том же месте, возникала вновь как птица феникс из пепла. В сознании арабов она считается четвертым чудом света. Она служила не только для моления верующих, но использовалась также для проведения в ней генеральных ассамблей, политических и образовательных форумов.

Что касается сука (базар по-арабски), то он был вторым в арабском мире по величине занимаемой им площади и обороте товаров на нем. Первое место занимал сук в Багдаде. В те годы за покупками в Дамаск съезжались многочисленные гости из разных, в основном арабских стран. Их, кроме сука, привлекал к себе также более умеренный климат Сирии по сравнению с другими арабскими странами. В сентябре-октябре на улицах Дамаска можно было наблюдать богатейших шейхов из других арабских стран, особенно из персидских эмиратов, которые разъезжали по городу в роскошных, невиданных размеров, открытых автомобилях, сделанных по специальному заказу на автомобильных заводах в Соединенных штатах. В них восседали шейхи и все члены их семей. Однажды в одной из таких автомашин я насчитал семнадцать голов. В те годы считалось, что чем больше автомобиль, тем богаче ее хозяин. Вот и лезли они из кожи вон, чтобы отличиться. На базаре они скупали самые дорогие вещи и ткани, не считаясь с ценой. Поэтому во время их нахождения в Дамаске цены на базаре и в магазинах повышались до совершенно невообразимого уровня. Интересным может быть такое явление: их маленькие дети были одеты в платья, сшитые из самых дорогих тканей вплоть до королевской парчи — это была особая парча, которая раз в году изготавливалась по заказу английской королевы дамасскими ткачами. Именно в такую парчу одевали они своих детей, причем они, эти дети, ходили босиком и вытирали свои сопливые носики рукавами своих платьев.

Что же представлял собой этот сук? По сути — это огромная торговая территория, расположенная недалеко от центра города, состоящая из массы маленьких магазинов, объединенных под общей кровлей. От входа в сук тянется длиннейшая галерея, типа нашего пассажа, по обе стороны которой расположены магазины. Она на своем протяжении пересекается несколькими торговыми улочками, которые составляют как бы периферию этого сука. Купить там можно практически все, что может потребоваться человеку для обустройства его быта. Попав туда впервые, я был оглушен гортанными криками зазывал, которые стояли у каждого магазинчика и приглашали зайти в него. Кроме того, посредине галереи стояли тележки со всякой мелочью, каждая их которых стоила всего четверть лиры (по-арабски — урба лира). Они беспрерывно истошно орали «Урба лира!!!», стараясь перекричать друг друга. Все эти крики, отражаясь от витрин магазинов и сводов галереи, превращались в сплошной гул, который ошеломил меня своей громкостью и невозможностью услышать, кто, куда и зачем меня зазывает. Я углубился внутрь галереи на расстояние не более тридцати метров от входа в нее и, ошеломленный увиденным и услышанным, выскочил назад на улицу и успокоился только тогда, когда весь этот галдеж остался за моей спиной. Мне казалось, что разобраться в этом Содоме и Гоморре я не смогу никогда. Мои товарищи, которые повели меня на этот сук, нисколько не удивившись моей реакции, сказали, что они уже давно прошли через это и привыкли к этому шуму, привыкну и я со временем. Так оно и случилось. Буквально после трех или четырех посещений сука я перестал обращать внимание на крики и научился различать только те из них, которые касались товаров, в которых я был заинтересован, все другие звуки становились просто постоянным фоном и больше не отвлекали моего внимания. Таким образом я был готов встретить Аллу во всеоружии.

В конце апреля из 10-го главного управления пришла телеграмма о том, что моя жена вылетает в Дамаск, далее следовал номер и дата рейса. Окрыленный, с большим красивым букетом цветов в руках, я ждал прилета самолета. Когда все пассажиры покинули борт самолета, моей супруги среди них не оказалось. На следующий день я вновь на аэродроме с букетом цветов и вновь осечка. На третий день я решил, что надо ждать другого сообщения из Москвы, но на всякий случай подъехал к очередному рейсу самолета, на этот раз без цветов, в полной уверенности, что на борту этого самолета моей жены нет. Когда все пассажиры вышли из самолета, и я, опечаленный, собрался ехать на работу. Как вдруг, после небольшой паузы, последовавшей за выходом последнего пассажира, выплывает будто пава моя Алла и невозмутимо, не торопясь, идет к зданию аэропорта в гордом одиночестве. При встрече я, извиняясь, рассказал ей, что встречаю ее третий раз без малейшей надежды на ее прибытие и поэтому приехал без цветов, так просто, на всякий случай, забыв пословицу: «Бог троицу любит», и известное артиллерийское правило: «Первый снаряд — недолет, второй — перелет, третий — в цель«. Само собой разумеется, я был прощен, и мы, счастливые, поехали домой на Абурмани, 16. Единственное, что огорчало нас, было отсутствие дочери, которую мы очень любили и в отсутствие которой жизнь наша была неполна. По пути домой я вспомнил наш приезд в Капустин Яр и реакцию Аллы и спросил ее, как ей нравится город по сравнению с Капустином Яром. Алла ответила, что они несравнимы, потому что тогда мы в своей любви делали первые счастливые шаги, там родилась в 1950 году наша дочурка, Ирочка, да и мы стали другими, обогащенными как жизненным опытом и образованием, так и опытом работы — словом, повзрослели за двенадцать прошедших трудных, а иногда чреватых опасностью лет.

Так начался новый период нашей счастливой совместной жизни, который длился почти два с половиной года до июня 1963 года, временами приносивший огорчения в связи с вынужденными разлуками с дочерью. А пока мы жили ожиданием скорой встречи с ней, которая должна была состояться через три-четыре месяца, то есть к началу работы школы при советском посольстве в Дамаске. Мы принимали самое активное участие в подготовке к открытию этой школы. Алла занималась подбором учителей из числа членов семей советских специалистов, а я искал преподавателя английского языка среди сотрудников посольства Великобритании в Сирии. После ряда бесед с возможными кандидатами я остановился на кандидатуре Мэри Смит, девятнадцатилетней девушки из Лондона, которая имела какое-то начальное педагогическое образование. Она мне объяснила, что ее кредо — прямое, беспереводное обучение английскому языку, и гарантировала мне, что все ученики за один год будут прилично разговаривать и объясняться на нем. Мы договорились с ней, что окончательное решение по этому вопросу будет принято после нескольких уроков английского языка, которые она проведет в течение первой недели нового учебного года в моем присутствии. Мне с большим трудом удалось убедить всех родителей учеников оплачивать ее работу, которая должна была увенчаться полным успехом. За один учебный год, сказал я им, они все будут говорить по-английски. Ничего удивительного для меня в этом не было. В свое время в 1944 году Зинаида Николаевна Боярская, преподаватель кафедры иностранных языков Киевского государственного университета, находившаяся в то время в эвакуации в Уральске, за два с половиной месяца обучила меня немецкому языку. Между прочим, она учила меня тоже прямым методом, не говоря со мной по-русски ни слова с самого первого урока. Результат — известен.