Николай Юдин
Воспоминания об армии
(фрагменты книги)

© Юдин Н.В., 2017
Публикуется на сайте с разрешения автора

Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории
может не совпадать с мнением публикуемых авторов...

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Как космодром уламывал поселковую администрацию

Не так давно разговаривал по "Скайпу "со своим бывшим однополчанином и однокурсником по Пермскому ВКИУ, живущим в Екатеринбурге. Он после училища попал служить в боевую часть в Калининградской области, а потом ушел в «чекисты» - закончил курсы в Новосибирске и прибыл служить в Лиду, где я командовал уже батареей. Разговорились, то да се, как здоровье, да ничего, а у тебя... – в общем, обыкновенный пенсионный треп.

А потом он и спрашивает, слышал ли я, что в Екатеринбурге открылся Ельцин-Центр? Я ему ответил, что, конечно, слышал. И не только слышал, но и наблюдал за полемикой Никиты Михалкова с нашими доморощенными либералами. «А знаешь ли ты, сколько средств было потрачено на возведение этого грандиозного памятника лжи, лицемерия, искажения истории России, увековечившего жизнь Борьки-алкаша?» – и сам же ответил: «На сооружение этого храма мракобесия было потрачено порядка 7 млрд. рублей. А знаешь ли ты, кого водят в этот в этот дворец бескультурья? Детей. Причем, за деньги и в приказном порядке по разнарядке Министерства образования области!»

И говорил мне все это человек, служивший в органах, основной задачей которых была защита государственных интересов, высших должностных лиц государства, включая Президента.

Беда! Недели две назад прочел в интернете, что вдова «царя Бориса» годы его правления, то есть, те самые 90-е, назвала святыми. Может быть, для нее, её супруга и «семьи» они и были святыми, может быть, даже золотыми. А вот для простого народа это были годы бандитские, роковые, когда люди еле-еле сводили концы с концами, когда в семьях жрать было нечего, когда смертность превышала рождаемость в два раза.

В те годы я уже был начальником штаба космодрома «Плесецк» в звании генерал-майора и, как многим казалось, был «в шоколаде». Ан нет! Приходилось решать такие задачи, с которыми раньше никто и никогда из моих предшественников не сталкивался. А порождены были эти проблемы, прежде всего, обстановкой в стране и теми условиями, которые создал нам всем этот непредсказуемый, неуправляемый первый Президент России Ельцин. Шел, и вполне успешно, развал армии, оборонной промышленности, самолето- и ракетостроения, кораблестроения и других отраслей – все и не перечислишь.

Тогда создавалось впечатление, что рулят государством одни враги. Может быть, так и было? Безденежье в армии приводило к печальным последствиям – количество суицидов среди офицеров увеличилось в разы, раньше ничего подобного не было. Офицеры теряли смысл службы и уходили на вольные хлеба, то есть на «гражданку». Сколько прекрасно образованных, знающих ракетно-космическую технику офицеров было потеряно армией в те годы!

Помните, в очередной раз, спонтанно (за язык-то его никто не тянул), видимо, в не совсем трезвом состоянии Ельцин ляпнул, что Ракетные войска больше не нацелены на США, и будут нести боевое дежурство с «нулевым» полетным заданием. Сам-то он понял, что сказал? Или это подсказали «советники» из ЦРУ и воспитанные ими наши либероиды? Смеялись над этим и наши ракетчики и весь цивилизованный мир. А уж как смеялся Клинтон, наверное, не передать словами, хохотал над нашим «понимашь».

А фраза Ельцина: «Берите независимости сколько сможете проглотить!» И вот уже и война в Чечне не заставила себя ждать. Один не совсем разумный руководитель, а сколько бед натворил!

Вот и мне пришлось расхлебывать результаты его слов о свободе и независимости.

Дело было в октябре, предстоял очередной запуск королевского ракетоносителя Р-7 с космическим аппаратом. В общем-то, обычная для космодрома задача. Казалось бы, нет проблем. Проблема появилась в лице администрации поселка Уват в Тюменской области, на территорию которой приземлялась ОЧРН (отделяемая часть ракетоносителя), а проще говоря, первая ступень. Дело все в том, что запуск ракетоносителя может быть осуществлен только после согласования с местными органами власти и их доклада о том, что в районе падения ступени никого из местного населения нет.

Уват – это известное сейчас всему миру место, где проводится этап кубка мира по биатлону. А в те 90-е годы это был Богом забытый медвежий угол в Сибирской тайге, каких много на огромной территории матушки-России. И вот администрация этого поселка потребовала от нас заключения договора о пользовании их землями и оплате за это землепользование! Все наши уговоры ни к чему не привели, они требовали, чтобы прилетел генерал и заключил договор, иначе они гарантий безопасности не дадут, Для нас это означало, что запуск космического аппарата мы не произведем. Что было делать?

После Ельцинских слов о независимости и свободе, многие руководители областей и районов истолковали эти слова по-своему. А, может быть, их кто-то умненький, типа Чубайса (а этот мог!), надоумил, чтобы любое действие со стороны Министерства обороны на территории, подведомственной местным органам, должно быть Министерством обороны оплачено.

Кстати сказать, за всю многолетнюю эксплуатацию космодрома и падения ОЧРН в этих местах не погиб не только ни один человек, но и даже ни одно животное. А тут вот на тебе – договор! Ничего не оставалось делать, как лететь в эту Тмутаракань. Собрал команду. Со мной полетели подполковник Николай Иванович Волнейко – начальник отдела полей падения ОЧРН, капитан – начальник радиомастерской, водитель с машиной «Волга», и еще один офицер, увольняемый в запас, из местных, тюменских, знающий город.

Вылетели на АН-26 в Тюмень часов в 12, а лететь надо было часа 4. Пользуясь возможностью, поспали. А я проверил, что взял с собой Николай Иванович. А взял он, надо сказать, немало. Сало, тушенку, лук, хлеб, 3-литровую банку соленых огурцов и такую же банку помидоров, а в бидончике прихватил еще и заквашенную капусту. И... три 3-литровых банки спирта! «А это-то зачем?» – спросил я. «Надо!» – коротко ответил Волнейко.

Ну, надо – так надо, ему виднее, ведь он в такую командировку летел не в первый раз, бывал в Увате и ранее, причем, неоднократно. Это для меня была не паханая целина, а для него – прочитанная книга. Прилетели в Тюмень, поехали в гостиницу, разместились. Когда мы заполняли листки прибытия, женщина, которая выдала нам эти листки, поинтересовалась целью нашего прибытия. Я спокойно так, полушутя, сказал, что прилетели мы из Москвы, и завтра будем трясти вашу налоговую инспекцию, а то что-то область мало денег в Москву отправляет.

А далее собрал коллектив, довел программу на завтра. Все мы хотели есть и кто-то предложил спуститься вниз и поужинать в ресторане. Я согласился. Мы переоделись в «пятнистую» полевую форму одежды и дружно спустились на первый этаж. Было примерно 20 часов, а «храм веселья и разврата» был пуст. Совсем пуст! Никого. Оркестра не было, играл магнитофон на полную громкость, из динамиков лилась песня про Ксюшу, у которой юбочка из плюша.

Выбрали столик, который не шатается на дубовом паркетном полу, и стали ждать официантку. Вскоре показалась и она, похожая на пароход «Титаник», который уж точно бы не потонул столкнувшись с айсбергом. Неторопливым шагом она подходила, наглядно доказывая всеми своими формами, что «у нас не забалуешь». Небрежным движением руки метнула меню, сказав, что кроме овощного салата и котлет по-киевски ничего нет. Волнейко робко так попросил минеральную воду «Боржоми», забыл, видимо, что Грузия уже не в составе России. «Давно уж нет!» – ответили ему. – «А когда и была, то её быстро выпивали, запивая водку!»

Что было делать? Заказали салаты, котлеты по-киевски, какую-то минеральную воду местного разлива и бутылку смирновской водки. И «Титаник» уплыл, поражая крутыми бедрами и кормой невероятных размеров. Прежде, чем нам принесли заказ, пришлось раза три перекурить, и, наконец-то, на горизонте показался поднос с салатами, минералкой и водкой «Смирновская». В зале ресторана было достаточно прохладно, а мы все теплое белье оставили в номерах. Чтобы как-то согреться хотя бы изнутри, выпили по две рюмки водки и закусили салатиком.

В это время в зал ввалилось человек пятнадцать аборигенов, бандитского вида, все в «трениках», спортивных куртках, кроссовках, А возглавлял всю эту «шушеру» гражданин в малиновом пиджаке. На столах у них моментально появилась водка, пиво, какая-то сушеная рыба, другие закуски и все дружно стали все это поглощать, не обращая на нас никакого внимания. Кроме одного – «товарища» в малиновом пиджаке. Он иногда улыбался полным ртом золотых зубов, и что-то в этой его улыбке, как мне тогда показалось, было зловещее и мне раньше не знакомое.

Наконец-то «Титаник» притаранила котлеты по-киевски, и мы, как голодные псы, стали рвать мясо зубами. И вдруг на столе появляется бутылка коньяка «Белый Аист» (связи с Молдовой у тюменцев оказались не прерванными). «Откуда?» – спрашиваю. – «Оттуда, это презент» – ответила официантка. И показала на стол где сидела «бригада» и малиновый пиджак. Я сказал, чтобы она немедленно отнесла коньяк назад. Она, не взяв коньяк, подошла к столу, где сидел «человек в малине» и что-то негромко сказала ему.

Когда этот «крендель» направился в нашу сторону, у меня даже сердце защемило, а его «пацаны» притихли. На шее у него болталась золотая цепь весом, как минимум, в полкило, а на груди висел золотой крест в палец толщиной. Подойдя кошачьей походкой к нашему столу, он, «как культурный человек», поздоровался, поздравил нас с прибытием, пожелал хорошей работы в налоговой и сказал, что от презента у них, в Тюмени, отказываться не принято. Открыл бутылку, разлил всем по фужерам, любезно для этого случая принесенным «Титаником», пожелал всем успеха и залпом выпил.

Что нам оставалось делать? Тоже выпили, а он такой же кошачьей походкой удалился к своему столу. Мы быстро проглотили все, что заказывали, попили чайку и быстро смотали удочки, помахав напоследок руками «малиновому пиджаку».

В семь часов утра мы уже были на аэродроме и готовы лететь в Уват. На арендованном у Казахских авиалиний вертолете примерно часов в 10 мы взлетели курсом на Уват. Лететь, как сказал мне Волнейко, надо часа полтора. Летели с постоянной болтанкой, вертолет бросало из стороны в сторону, а перед приземлением в Увате хвостовым винтом чуть было не зацепили верхушку сосны. Сели жестко.

Я сказал Волнейко, чтобы он построил экипаж и передал приказ командиру: доложить, почему так болтало во время полета. Зря я так хвост распушил – экипаж не желал выходить из своей кабины. А когда я их все же дождался, то увидел, что они в «мат» пьяные. Все! Буквально, все! Первым от меня получил командир экипажа почти смертельный удар в челюсть. Бездыханным он покатился под вертолет. Штурман отправился тем же маршрутом. А вот техника пришлось ловить. Поймали и отправили туда же, в тень от вертолета.

А между тем, нас встречали далеко не первые лица, какие-то второстепенные, к договору не имеющие никакого отношения. Какой-то замглавы администрации по земельным вопросам и другие непричастные к этому договору лица на «таблетке» (УАЗ-«буханка»). Поехали в гостиницу, разместились и дальше наш путь лежал в администрацию, но к нашему приезду там уже никого не было. Было обеденное время, и мы тоже пообедали в столовой администрации.

После обеда мы вообще были озадачены. Глава администрации уехал в Тюмень, его заместитель тоже куда-то уехал и будет поздно, скорее всего, завтра с утра. Ничего себе встреча! Пока я сидел в здании администрации и ждал руководителей Увата, Волнейко в гостинице уже накрывал столы и наливал из первой банки всем чиновникам администрации, оказавшимся в наличии. Придя в гостиницу уже в около 18 часов, я увидел результаты действия этого злого напитка. Некоторые тупо смотрели в одну точку, другие лежали под столом, а третьих вынесли на природу охладиться.

Здесь отношение к питию оказалось своеобразным. Обычную водку в Сибири называют белым вином. А спирт – водкой. И любят они только такую водку. А государственная для них служит только для затравки. Эта оргия администрации, если бы я её не прекратил, скорее всего, продлилась бы до утра. Я этот праздник жизни прекратил и стал приводить в порядок пилотов вертолета. Приковал их наручниками к батарее отопления. Наручниками я разжился на время у милиции. Расстелили им матрасы для отдыха, поставили графины с водой, чтобы побольше пили, и тазик – понятно для чего. Дверь я закрыл на ключ и из номера не выпускал летчиков в течение суток. К утру они отошли, но не до конца. Я их накормил, дал опохмелиться и – снова под ключ!

Утром встретились с замглавы администрации Кожевниковым. Примерно к 14 часам подписали договор о сотрудничестве космодрома и администрации Увата – права, обязанности, особые условия, форс-мажор, порядок оплаты предоставляемых администрацией услуг – в общем, все чин по чину. Замглавы администрации намекнул, что такой договор не мешало бы и «обмыть». Для военных слово «обмыть» чаще всего звучит как симфония. Но только не для нас в нашем сегодняшнем положении.

Впрочем... Наш радиомастер-капитан пока мы разбирались с договором, перелечил все радиоприемники, телевизоры и другую радиотехнику у аборигенов и даже в администрации. К вечеру он уже мог по полной расслабиться. Вот его я и отдал «на съедение» местной администрации. А сам конкретно занялся экипажем вертолета, чтобы завтра можно было улететь.

Наутро нашего капитана поднять даже моим приказом было невозможно. Бесчувственное тело погрузили в «таблетку» и вместе с трезвым экипажем доставили к вертолету. Здесь экипаж успешно прошел медосмотр, занял свои места по штатному расписанию и приступил к подготовке к взлету. Тут и мы приехали. Провожал нас по-моему весь штат администрации, в том числе и непричастные к этому договору люди во главе с замглавы. Здесь допили последнюю 3-литровую банку спирта и съели последний соленый огурец и последний помидор (вся капуста была съедена еще до этого). Бесконечные тосты, обнимания и целования, клятвы в вечной дружбе и очередные доливания.

Наконец, команда: «Все от винта». Взлетели. Вертолет летел плавно, не шарахаясь в стороны, как было при полете в Уват. Капитан-радиомастер и подполковник Волнейко спали мертвым сном, даже не сняв шинели, а я, как мог, крепился, но недолго. Через тридцать минут и меня сразил Морфей.

Приземлились в Тюмени. Построив экипаж, я попросил у них прощения, и пожелал счастливого пути, легких взлетов и мягких посадок. «Бывает» – произнес в ответ командир, и мы крепко пожали друг другу руки и обнялись на прощание.

А на земле нас уже ждал наш родной космодромовский экипаж АН-26. Командир доложил, что самолет к вылету готов, за исключением заправки. «Почему?» – спросил я. Оказалось, по чековым книжкам не заправляют, требуют «наличку». А где нам было ее взять? В карманах – ни шиша! Пришлось мне включить все свое обаяние перед местными заправщицами. Шоколадные конфеты и шампанское почти решили все проблемы. К самолету подошел заправщик керосина ТЗ -22 и начал заправку. Однако это увидели с КДП, диспетчерского пункта, и заправка была прекращена. Топлива хватало только до Перми. Запросили взлет. Разрешили. Начали рулежку, но тут получили приказ с КДП: «Вернуться на исходное и заглушить двигатели!» Приказываю командиру воздушного судна продолжить движение и начать взлет. Он в недоумении – чью команду выполнять. Я – во все горло: «Взлетаем! Ты что, хочешь всю оставшуюся жизнь просидеть в Тюмени? Денег нам в ближайшее время никто не пришлет!» Это подействовало!

Самолет с воздушными хулиганами на борту начал набирать скорость и взлетел. В Свердловской зоне воздушного движения нас пытались посадить в Екатеринбурге. Но помогли мои друзья по учебе в академии Генерального Штаба, с которыми мне через диспетчера удалось связался. А то уже собирались поднимать дежурную пару истребителей и принудительно садить наш Ан-26. Большой авиационный начальник, с которым я учился в академии, узнав, кто на борту, дословно сказал следующее: «Да не трогайте вы его, он всегда был таким рисковым. Посадить его в Перми, заправить по заглушку и отправить в Плесецк, а то он вам еще и там чудес натворит!»

Команда была в точности выполнена, за что я ему благодарен по сей день.

Вот вам, Наина Иосифовна, и святые 90-е! Вот в таких условиях, без денег, на одном энтузиазме, приходилось решать дела государственной важности по запуску космического аппарата. Еще раз говорю вам, Наина Иосифовна: для вас эти годы может быть и были святые или золотые. А для нас, простых людей, они были лихими, роковые 90-е годы 20-го столетия.