 |
|
 |
|
|
|
|
А.Долинин, С.Калинин,
С.Кузьмин, А.Матвейчук (О совместной деятельности комсомольских работников 50-й армии РВСН и вожаков комсомола Смоленщины 1960–1990 гг.) Москва, 2018 © А.Долинин, С.Калинин, С.Кузьмин, А.Матвейчук, 2018 |
ТВОРЧЕСТВО
Юрий Беличенко Всю жизнь Юрий Беличенко писал стихи. Он выпускник Харьковского политехнического института и Литературного института им. Горького. С 1962 года его жизнь связана с армией: сначала – офицер-ракетчик начинал службу в первой ракетной дивизии в Гвардейске, потом, уже комсомольским работником, служил в учебном центре Острова Псковской области, который многие годы шефствует над Пушкинским музеем-заповедником в Михайловском…
[431]
|
| Капитан Ю.М. Рощупкин (слева) с генералом Н.ТТаварткеладзе. 35-летие Курской битвы. Под Прохоровкой. 1978 г. |
 |
Мне тоже сначала был интересен Беличенко как однополчанин. Потом я узнал о нём больше в окружной газете «За Родину», в которой он трудился начальником отдела культуры в свое время. Находилась она в Риге, на улице Муйтас, д.1. Недалеко от Даугавы. Учась в Рижском университете, с газетой я сотрудничал, частенько туда во время сессий забегал. Беличенко в ту пору служил в Венгрии. Я стал следить за его творчеством.
Позднее опубликовал его стихи в сборнике смоленских и армейских поэтов – «Вечный огонь». В газете, которую мы выпустили к открытию комсомольской конференции Ракетных войск, поместил в сокращенном варианте его поэму «Ракетная застава». Каждую строчку Беличенко искали: о Ракетных войсках писалось мало, тем более не баловали стихами. [436]
И часы поэзии я проводил для солдат по стихам Беличенко, и читал его поэму офицерам на боевом дежурстве под землей. Обо всем этом осмелился сообщить в письме. Мэтр не ответил.
Впервые встретились мы с ним на Беговой, в «Красной звезде», году в 83-м. Запомнился он молодым, подтянутым подполковником. Дежурил по номеру, был чрезвычайно занят и на беседу у него времени не хватило. «А, детка, это вы», – протянул он артистично, и, показалось, вяло свою руку в приветствии.
Через семь лет меня неожиданно призвали в «Красную звезду», и тогда он уже проявил ко мне интерес. Ему, похоже, было приятно, что однополчанин пишет о Ракетных войсках. Никогда со мной праздно не заговаривал, но, как выяснилось, за публикациями следил и даже радовался, представил с гордостью уважаемым им и мною Алексею Петровичу Хореву и Юрию Тарасовичу Грибову: «Это наш посткор по Ракетным войскам». И глаза его при этом просто искрились. (Публикациями Хорева в журнале «Журналист» я просто зачитывался, по ним знал его давно. А кто ж не читал первый советский еженедельник «Неделя»! Думал ли я, что с главным редактором его буду дружен).
Помню, как провожали Беличенко по случаю увольнения в запас на заседании редколлегии, куда он пришел по форме. Отдел поэзии и литературы, возглавляемый им более десятка лет, сократили, посчитали в чумовом 1992 году, что он в новый облик газеты не вписывается, обидели его этим – Беличенко и написал рапорт. К тому же он, полковник, демократично избранный председателем офицерского собрания редакции, чем очень гордился, не мог терпеть то обстоятельство, что офицерами «Красной звезды» стала «править» женщина, в качестве заместителя главного редактора.
Через несколько лет он вернулся в газету, потому что жить без неё не мог. Мне часто говорил: «Не уходи, «Красная звезда» – это непотопляемый авианосец. Это наша газета». Стал обозревателем, писал тонкие, глубокие очерки, публицистику, [437] выступал с оригинальными литературными заметками, историческими зарисовками.
Как-то подошёл и попросился в командировку: «Отбатрачу, не волнуйся. Давно в гарнизонах не был, тем более в Ракетных войсках». Раньше, при погонах, не просился, потому как связанный секретами мог лишиться возможности бывать в заграничных командировках. А тут и времена изменялись: нас уже секретоносителями не считали, да и сам он в заморские края не рвался. К тому же увидел (позднее признался), какая дружная команда у нас подобралась – признанный «боевик», добрая и цельная натура Геннадий Миранович, наш любимец, совсем юный Александр Богатырев, деятельный и инициативный Игорь Детинич. И вписался он в неё сходу. Я был «вождём», Геннадий «командиром», Александр «капитаном» (и это соответствовало истине), а Беличенко, конечно же, «мэтром» (что тоже было верно, он и не опротестовывал это имя, посмеиваясь в усы). Десятки гарнизонов, все ракетные армии посетили мы с этой великолепной краснозвездовской бригадой, даже писать сообща научились, подлаживаясь под стиль друг друга. Единомыслию (по принципиальным вопросам) учиться нужды не было: понимали друг друга с лёту. Какое же это было счастье – совместно работать и приятельствовать! Разные по возрасту, темпераменту, опыту жизни и стажу в журналистике, мы легко находили общий язык и доверяли друг другу. Спасибо главному редактору, что он почти никогда не препятствовал нашим дальним поездкам в гарнизоны, прекрасно понимая, что по приезде будут серьёзные, интересные очерки и репортажи. Спасибо прежде всего ракетчикам, которые нас принимали. Как правило, командировочный фонд в редакции был скуден, и «принимающая сторона» житейские заботы брала на себя. Поездки эти были праздником души для нас, и, хочется надеяться, для ракетчиков тоже. Встречаясь с ними, заряжались энергией этих основательных и надёжных людей. Друзей мы в поездках обрели много.
Ракетчики стали свидетелями успеха его глубокой литературоведческой книги «Лета Лермонтова» (никто тоньше [438] Беличенко не напишет о русском поэте-воине), самого лучшего сборника его стихов, на мой взгляд, – «Арба». Вышел он при его жизни, щедро раздаривал Юрий Николаевич книгу друзьям и почитателям. Недоедая порой, он свои книги в издательстве ещё и выкупал, чтобы нам дарить. В договоре не прописывал количество авторских экземпляров, а там не подсказывали. Я его долго журил за это: только стихи хорошие писать можешь. Не зря я ругался: здоровье у него барахлило, и он чувствовал это, без конца говорил о грустном. Средств на лекарства и на неизбежную, как выяснилось, операцию, понятно, не было. Хорошо, нашлись добрые люди и в редакции, и в госпитале, и проблема была снята. Однако полный надежд после выписки протянул он недолго.
Большая часть тиража поэтической книжки так и осталась нераспечатанной в кабинете. И мы уже с Ольгой Юрьевной Ермолаевой, женой, поэтом и верным другом, «несли в массы» сборник большого русского поэта Беличенко, которого в одночасье потеряли. Тромб выстрелил, как пуля, в сердце. И упал наш могучий Беличенко, подкошенный по дороге в «Красную звезду» ранним морозным утром 8 декабря 2002 года, в ста метрах от дома. Когда об этом узнал в воскресный день дежуривший по редакции Влад Павлюткин, он тотчас позвонил мне. Эх, Юра, а ведь ещё в пятницу, встретившись как-то по-особому тепло на этаже, мы мечтали об очередной командировке в дальний гарнизон.
Потом выяснилось, что день в день, только несколько лет назад, при до сих пор невыясненных обстоятельствах погиб, считаем мы, и приятель Юрия по РВСН и редакции Анатолий Васильевич Белоусов.
Не без трудностей издали мы с Ольгой Юрьевной написанный Беличенко последний сборник стихов – «Прощённое воскресение» (название символическое, его придумал он сам, читая нам новые стихи в госпитальной палате), к юбилею Ракетных войск другой – «Как первая любовь – ракетные войска» и исповедальный документальный роман – «Пишу, чтобы жить». Большую часть тиража отдали в воинские библиотеки и [439] радуемся этому. Спасибо генералу Михаилу Солнцеву, начальнику Центрального узла связи РВСН, Александру Вовку, Елене Малашенковой и Вадиму Ковалю – из «ракетной» пресс-службы, которые знали и любили Юрия Николаевича и которые помогли доставить роман во все уголки нашей страны и в ближнее зарубежье, где стоят в ядерном карауле ракетчики.
– Саня, – сказал Юрий Николаевич как-то, – сейчас на Руси не до поэтов, но через пятнадцать лет я буду востребован.
Он как бы убеждал и меня, и себя в этом.
Не избегнув по пути ни беды, ни огня,
возвращаюсь я к нему, словно круг по оси,
ну а то, что этот город позабыл про меня –
до поэтов и сейчас на Руси?
Так он сказал на эту тему и в своем последнем, должно быть, стихотворении «Крымск», посвященном малой родине.
Если довериться предсказанию Беличенко, читатели должны спохватиться о нем году к 2017-му. А нам его с каждым днем все больше не хватает.
Не могу не привести, в тему же, выдержки из его документального повествования «Лета Лермонтова». Без комментариев.
«Говорят, что времена повторяются. Это не так. Повторяются не времена, а заблуждения. Как ни грустно, но наша русская история не учит нас ничему. Поскольку любое деяние ушедших из жизни людей, любое минувшее, свершенное ими событие всякий раз трактуется в наиболее желанном для живущих повороте, и подлинные причины и приметы его с течением времени так размываются в человеческой памяти, что как бы уже и перестают существовать, переходя из области быта и факта в область мифологии».
«Случается, однако, что недоуслышанный или недопонятый современниками голос поэта начинают понимать и слышать потомки. Мгновенно растущий интерес к личности, жизни и [440] творчеству такого поэта тогда становится чем-то вроде общественного покаяния. Как будто свершается наконец и Суд, и Промысел Божий».
 Обложка книги Ю. Беличенко о Михаиле Лермонтове |
«Нам-то в тайне казалось, будто успехам или неуспехам своим мы сами себе причиною, сами на распутьях выбирая, куда повернуть и что потерять. Сейчас я понимаю: это не так. И возникшие на пути препоны, и наш выбор, и все, что следовало потом, было определено исторической жизнью России, увязывая нашу судьбу с её непредсказуемой судьбой. А её судьба, что ни век – темна, и правит ею не партийный вождь и не православный царь, не здравый смысл и не твёрдый замысел, а всякий раз какая-то нелепица, порыв, случай, предвидеть и предотвратить который заранее невозможно.
Одна лишь надежда, что случай этот таит в себе Промысел Божий.»
«Я, признаться, очень смущаюсь душой, если слышу порой суждение о безвременной смерти великих людей, особенно поэтов. Сюда обычно прилагаются сочувственные слова: «Как много он смог бы ещё написать или сделать!» Откуда такая уверенность, что непременно бы смог? Мне кажется, любая творческая жизнь длиться ровно столько, сколько ей назначено длиться. Кем назначено и почему – это уже другие вопросы, и всякий отвечает на них по собственному верованию или разумению. Но каков бы ни был ответ, человек в своей жизни [441] – при её протяженности – успевает написать или сделать не более того, сколько он мог написать или сделать. Менее – случается часто, более – никогда. Почему? Потому (для меня), что любая человеческая жизнь есть Замысел Божий, и наибольших успехов достигает в ней тот, кто слышит, носит в душе этот Замысел и именно по нему «настраивает» земное свое поприще.
... Никому не мешаю думать или веровать иначе... каждая жизнь в моём понимании – единична, драгоценна и всегда внезапной конечностью своей печальна. Причем интенсивность, духовная насыщенность и отдача у каждой – своя. Иной человек за неделю проживает больше, чем его сосед за десятилетие. И это для обоих – просто нормально».
Предчувствуя и, казалось, подгоняя свой уход, он завещал мне: похоронить из «Красной звезды» и разобраться в архивах.
Беличенко, ты могуч!
***
Ракетчики благодарны своему Поэту. Книги Беличенко – на выставках в библиотеках, ему посвящаются поэтические вечера, стихи звучат в концертах. На здании школы в Крымске Краснодарского края, где он жил и учился, открыта мемориальная доска. Сделал это друг Владимир Иванов, кубанский казак. На могиле стараниями жены поставлен памятник с лаконичной надписью «Поэт. Офицер. Журналист «Красной звезды». Михаил Анискин – друг из Юрьи, любимой Юрием, смонтировал документальный фильм. Мечтаем об открытии музея в школе, опять надеемся на Иванова.
Самыми известными среди ракетчиков стихами Беличенко «Как первая любовь – ракетные войска» открывается книга «Стратегические ракетчики России». Издана она к юбилею РВСН под редакцией командующего.
... Невидимы для глаз, – как подо льдом река, –
оберегают нас ракетные войска.
И дома, и в пути, и в ливень, и в пургу –
не надо забывать, что мы у них в долгу.
[442]
У тех, кто городов не строит на земле
и к звёздам не летит на звёздном корабле,
не вспашет борозды и не напишет книг.
Иная их судьба.
Иная цель у них.
От городов вдали, от праздников вдали,
их чуткая рука на пульсе у Земли.
Я помню, как схем, когда в глазах серо,
нам снились наяву театры и метро.
Как пили в Новый год не водку, а чаёк,
у стартовых кругов дежуря свой черёд.
Как ладили очаг на воинских харчах,
и небо, и детей носили на плечах.
И в сотни рук сильней была моя рука.
И личная судьба – была судьбой полка.
Как первая любовь – ракетные войска!
Публикацию подготовил Александр Долинин
 Юрий Беличенко читает стихи |
[443]
Страницы биографии
Юрий Николаевич Беличенко (1939-2002)
Родился 28 апреля 1939 года в селе Млиев Черкасской области, в семье агронома. Вырос на Кубани в станице Крымской (ныне – город Крымск). Окончил Харьковский политехнический и Литературный институты. С 1962 года – офицер: сначала ракетчик, комсомольский секретарь, потом – военный журналист. Более четверти века проработал в Центральной газете Министерства обороны «Красная звезда». Долгое время возглавлял в ней отдел литературы и искусства, затем – полковник в отставке, обозреватель газеты «Красная звезда». Автор десяти поэтических сборников и литературоведческой книги «Лета Лермонтова». Член Союза писателей России и Союза журналистов. Лауреат серебряной медали имени А.А. Фадеева (1990 год) и Всероссийской литературной премии имени М. Ю. Лермонтова за 2001 год.
Лауреат Всероссийской литературной премии имени генералиссимуса А. В. Суворова за многолетнюю пропаганду военно-художественной литературы в газете «Красная звезда» (2002 год). Награждён орденом «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3-й степени (1984), 12 медалями СССР и РФ. Серебряная медаль им. А. А. Фадеева (1990), премии журналов «Огонек» (1977), «Москва» (1990).
Лауреат лермонтовского конкурса военно-исторической поэзии за книгу «Лета Лермонтова» (диплом Российского комитета ветеранов войны и военной службы, посмертно, февраль 2003 года). Печатался как поэт с 1962 года, например, в журналах: «Новый мир» (1991, № 4), «Наш современник» (1990, № 5; 1993, № 8; 1996, № 1; 1997, № 3). Как критик выступал в журнале «Знамя» (1985, № 4). Стихи переведены на арабский, венгерский, латышский, литовский, монгольский языки.
8 декабря 2002 г. Юрия Беличенко не стало.
После смерти вышли: книга стихов «Прощёное воскресенье»(2003), «Как первая любовь – ракетные войска!» (2004); документальный роман «Пишу, чтобы жить» (2006),
Стихотворения в сборнике «На границе тысячелетий» (2011); «Час исповедальный. Стихотворения, поэмы, поэтические репортажи, дневниковые записи, воспоминания родных и друзей» (2017).
Подборка стихов о ракетчиках – сборники «Первое ракетное соединение нашей страны» (2015), «324-й ракетный полк» (2016), «Слово о Приекульском полку» (2012).
Жена – поэт Ольга Ермолаева, зав. отделом поэзии журнала «Знамя». [444]
Анатолий Васильев
Суворовцы
В жизнь вступали мы робко,
несмелою детской походкой.
Всё для нас было ново:
Строй, устав,
Караул, автомат.
И науку любви,
И закон рукопашного боя
Вместе с сердцем своим
Отдал нам
Старый русский солдат.
Мы не знали войны.
Не бросались под танки с гранатой.
По рассказам отцов
Различали блиндаж или дот.
Как бойцы в сорок первом
По изрытому полю планеты,
зубы сжав, шёл в атаку
Полудетский суворовский взвод.
Мы по жизни идём
Не под гром полкового оркестра.
Поднимаемся ввысь,
Разрезая крылом синеву.
Нам всегда и везде
Путеводной звездою сияли
С детства сердцу родные
Пять букв – КЛ СВУ.
[445]
Леонид Житлухин
Бессмертный полк
Бессмертный полк шагает по планете
И сразу ожили герои той войны,
страшней которой не было на свете,
и вновь такие жертвы не нужны!
Идут они в родном строю с родными,
портреты храбрых дедов и отцов,
в молчаньи гордом ставшие святыми
в колоннах наших будущих бойцов.
Там были мамы, бабушки, невесты,
вам низко всем поклонится страна,
и на земле большой не хватит места,
чтоб написать все ваши имена.
Они подняли красный стяг в Берлине
над логовом фашизма и чумы
и от московских оборонных линий
вели их наших маршалов умы.
Бессмертный полк шагает по планете,
Начав в России мощный свой разбег,
и ворогу любому мы ответим
во славу минувших и доблестных побед.
Он не случайно родом из России,
Из той страны, где каждая семья
о павших в жертву долго голосила,
где память сохраним и ты, и я.
[446]
Сергей Калинин
Солдатский альбом
Кто в нашей армии служил,
Кто был вдали от дома,
Тот душу всю свою вложил
В листы солдатского альбома.
Он не валяется в пыли
И в руки с гордостью даётся.
Смотри: вот я, друзья мои.
Служили мы не как придётся
Носили гордо автомат.
В строю задорно песни пели.
И к слову русскому – солдат-
Душою крепко прикипели.
Делили поровну на всех
Солдатский хлеб, компот и кашу.
Друзей я не забуду, нет!
Шестую роту нашу.
И пусть немало лет пройдёт
Но, но крепкой памятью ведома,
Рука уверенно найдёт
Все снимки моего альбома.
[447]
Не тот бобёр (басня)
Бобёр сказал своей жене,
– Уже не нравишься ты мне!
Жена бобра тут же вспылила,
– Но как же так,
Ещё вчера была я самой милой,
Ещё вчера, без ласки в дом ты не входил,
И лучший для меня кусочек находил,
Вычесывал мне шерстку гладко, гладко.
Конечно, врал ты, врал, но было сладко.
От множества родившихся бобрят,
Я пополнела, ты тому не рад.
От созидания совместного плотин
Остался зуб, всего один.
И в шубе больше всё седеющих волос,
И не такой пахучий нос.
Жена бобра всплакнула тихо, тихо,
Ой, муженёк, ты будишь лихо.
Хоть и в народе говорят,
Что не бывает худа без добра,
А я, люблю того же самого бобра.
Того, что на запруде первым был,
Меня у всех бобров отбил.
Блистал и мощью и красой,
Но, правда, был слегка косой.
Я косоглазие прощала.
От счастья я в объятьях лишь пищала.
Бобер задумался, вздохнул,
– Да, с откровенностью я перегнул.
Тут и бобриха в наступленье перешла
И недостатков много у бобра нашла.
[448]
– Картина в общем не нова,
Большой живот, седая голова,
Не так уж молод и красив,
И нет блестящих перспектив.
В помине нет чутья, удачи и смекалки,
А в дом несутся уж не бревна, только палки.
К тому ж в интиме уж не тот напор.
Короче говоря, совсем другой бобер!!!
А тут и всем мужьям мораль готова.
Порою лучше врать жене,
Чем говорить ей поперек хоть слово!
Старый башмак
Старый башмак решил прифрантиться,
Нашел в углу чулана гуталин,
И к лысой щётке смог он подкатиться:
– Пойми ворсистая, ну не могу я больше быть один!
Ты наведи мне блеск как прежде!
От верха и до каблука,
Тогда появится быть может и надежда,
За кем-то приударить мне слегка.
За лодочкой на шпильке тонкой,
Что так нас стройностью манила.
Была красивой, бодрой, звонкой,
Но ужас! Мне с сандалем изменила!
И тот сандаль в чулан давно заброшен,
Нашел себе он, как и я, пыльный покой,
А я о лодочке лишь помню всё хорошее
Какой она была! Ах, да какой !
Кружилась виртуозно в танце быстром,
Меня касалась нежной кожею слегка,
А выше платье из батиста,
И ножка стройная пока.
Я наступал порой нещадно,
[449]
И слышал:
– О боже, ну какой же вы нахал!
Потом же лодочка прощала,
И до дверей её я провожал.
Когда же ночью мы, в прихожей,
К друг другу посмелее прикасались.
Тогда хозяин мой и её хозяйка тоже,
Безо всего в мгновенье оставались.
... Не отказала щётка башмаку,
По дружбе так усердно потрудилась.
Да сколько видела та щётка на своем веку,
И скольким ухажёрам пригодилась!
Башмак опять в чулан нырнул,
Блеск наведён, его подводит нетерпенье.
Весь ворох обуви перевернул,
Нет лодочки, сплошное невезенье!
И тут башмак увидел то,
Чему так долго удивлялся,
Средь рухляди, на брошенном хозяйкой манто
У лодочки роман с сандалем продолжался.
А где ж мораль?
Люби сейчас, люби пока,
Чтоб не постигла участь башмака!
[450]
Александр Матвейчук,
подполковник в отставке
На учениях «Щит-72»
И снова танки в директрисы вдавлены.
Солярки гарь, бессоница, пески.
Задачи непростые нам поставлены,
Не время для унынья и тоски!
Долины навзничь, а высоты дыбом,
И дым от выстрелов затягивает ввысь,
Наш экипаж при деле – ибо
Армейские ученья начались.
Навстречу воздух, раскалённый с задымленьем,
И пыль столбом скрывает пики гор.
И всё же мы с огромным ускореньем
Влетаем в стратегический простор.
Задача нами решена достойно.
Звучит команда, батальону дан отбой.
И наш комбат сказал:
– Сработали достойно,
Теперь, бойцы, пора домой.
Учениям конец, и танки на платформах.
Вечерняя звезда укажет к части путь.
А полигона пыль осядет на погонах,
И то сражение нам больше не вернуть.
Чехословакия, ЦГВ, апрель 1972 г.
[451]
Размышление
Досталось в жизни, в общем, что положено,
В полёт хотелось, но не всем дано.
Годами все исканья запорошены,
И мне теперь как будто всё равно.
В святое верилось, с годами уж изверилось.
Обыденность привычна. День за днём
Судьба как счетовод, всё вносит в ведомость
И подведет итог, когда уйдём.
2011 г.
На встрече ветеранов комсомола
Обыденность притёрла нас к текущим будням.
В житейском лабиринте не увидишь даль,
Не будем мы завидовать неординарным судьбам.
– Сегодня, ты, тот прежний комсомольский секретарь.
Упорны в комсомоле были мы, всегда азартны,
В учёбе, в стройотрядах, и в страстях,
В работе, в спорте, и на службе ратной,
В дискуссиях, и в собственных стихах.
Пусть комсомольская пора промчалась ураганом
И от неё осталась лишь одна молва.
Но выходить в тираж пока ещё нам рано,
– У нас, дружище, есть ещё дела!
И до краёв наполним мы стаканы,
Пусть что-то скажет каждый о своём.
– Будь счастлив, мой товарищ, и пока ещё не пьяны,
Давай-ка песню комсомольскую споём!
29 октября 2017 г.
[452]
Памяти жены
Какие смелые слова,
Порой мы говорили.
А сколько замыслов своих
В мечтах похоронили.
И нам казалось: – Ерунда,
Счастливый день настанет!
Вот только оттепель грядет,
И сразу снег растает.
Вот-вот закончится жара
А там уж – несомненно,
Придёт желанная пора,
Наступят перемены.
А время шло.
И суета для нас
Казалась делом важным.
Но жизнь, начавшись только раз,
Вдруг кончится однажды.
14 марта 2016 г.
[453]
|
|
|