На главную сайта Все о Ружанах


Сиватеев К.П.

 

МОЙ КАПУСТИН ЯР

 

© "Спутник" 2009-2010

 

 

При перепечатке ссылка на источник обязательна.

 

 

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Опубликовано в газете "Спутник" (г. Юбилейный)
№ 40,41,43,45 (2010 г.)


Капустин Яр. Ракета на старте

Через полигон «Капустин Яр» за все годы его существования прошли сотни тысяч военных и гражданских специалистов. И каждый из них, прошедших через него, вынес свой образ Капустина Яра, который складывался из индивидуальных впечатлений и переживаний, в зависимости от времени его службы и с каким этапом развития полигона оно совпало, и какие задачи и проблемы выпали на его долю.

Свою службу на полигоне «Капустин Яр» я проходил в 1954-1958 годах, когда только закладывались основы ракетно-ядерного щита Отечества. И для меня полигон – это большой коллектив высококвалифицированных специалистов, объединённых единой задачей и целью – созданием ракетно-ядерного щита страны. При этом только единицам доводилось нажимать непосредственно на кнопку «Старт». Чтобы состоялся испытательный запуск ракеты в назначенное время, самоотверженно днём и ночью трудились на своих постах, на своих должностях тысячи других людей, которые готовили и обеспечивали эту работу. Как я оказался на полигоне? Я заканчивал в 1954 году Ленинградское артиллерийско-техническое училище. Задолго до выпуска начали нас изучать органы КГБ. В результате долгой и всесторонней проверки из нашего учебного отделения отобрали всего 5 человек. Как позже выяснилось, что основными критериями при отборе были: хорошая учёба и примерная дисциплина, отсутствие судимостей и без вести пропавших в войне и находившихся в оккупации родственников и т.д.

Многие мои однокурсники получили назначения служить в войсках, размещённых за рубежом: в ГДР, Польше, Венгрии, Чехословакии, и даже в Австрии. (Через год, в 1955 г., из Австрии вывели наши войска в соседние европейские страны). Мы же, 5 специально отобранных ребят, были в полном неведении. И не знали, какая судьба нам уготована, где мы будем служить и чем будем там заниматься. Более того, даже номер воинской части, куда нам следовало прибыть, должны были только запомнить и нигде не записывать. В устной форме мы получили маршрут следования. Таким образом, мы оказались на первом и единственном в Советском Союзе испытательном ракетном полигоне Капустин Яр-1, расположенном в жарких степях Астраханской области, где действовал высочайший режим секретности. Здесь ни разу не слышал слово «ракета», оно было заменено нейтральным словом «изделие». Каждый из нас должен был знать только то, к чему он был персонально допущен. Не дай бог проявить малейшее любопытство!

Выйдя из марийской глуши, я оказался среди самой высококлассной военной и гражданской элиты, нам было поручено в кратчайший исторический срок создать не имеющий аналогов в мире ракетно-ядерный щит Родины. Нас выбрали! Это вошло в сознание как лозунг, как приказ, как наказ страны, советского правительства, и мы все трудились с огромнейшим желанием оправдать оказанное нам доверие.

На полигоне месяцами безвыездно находились и трудились выдающиеся учёные и конструкторы ракетно-ядерной техники: академики С. Королёв, Н. Семёнов, М. Келдыш, В. Глушко, Н. Пилюгин и многие другие, о которых страна узнала только по истечении нескольких десятков лет. Кроме того, в подготовке и проведении испытательных пусков ракет наряду с военными участвовали высококлассные представители разработчиков и изготовителей новой ракетной техники.

Начальником полигона с первого дня его создания (13 мая1946 г.) был Герой социалистического труда генерал-полковник Вознюк Василий Иванович, который пользовался непререкаемым и заслуженным авторитетом у военных и ракетостроителей. Начальник штаба полигона – полковник Карась Андрей Григорьевич, впоследствии генерал-полковник, начальник Главного управления космических средств МО СССР. Им подчинялись десятки испытательных и вспомогательных частей, разбросанных на сотнях километров безлюдной астраханской степи. Работая непосредственно в штабе полигона, я с Василием Ивановичем общался регулярно. Вот один небольшой эпизод. Только что ввели для офицеров всех рангов обязательную ежедневную утреннюю физическую подготовку (позже стали заниматься через день). Вместе делали физзарядку, пробежки и играли в спортивные игры: генерал-полковник и безусый лейтенант. Занятия начинались в 8 часов с обычного общего построения. Начальник полигона принимал доклад начальника штаба о готовности офицеров штаба полигона к спортивным занятиям. В докладе сообщались фамилии отсутствующих офицеров. Однажды после позднего гуляния я проспал и опоздал к построению. Генерал-полковник Вознюк В.И. потребовал, чтобы отсутствующие без уважительной причины офицеры прибыли к нему к 10 часам. Я вхожу в точно назначенное время в огромный кабинет. Не дав мне ни слова сказать в своё оправдание, он отчитал меня. И сообщил, что на днях он подписал приказ о разрешении мне в следующем году поступить в военную академию. И в завершение встречи я услышал, что, если ещё хоть раз попадусь с подобным или другим нарушением, мне придётся служить на полигоне столько, сколько лет будет он начальником полигона. А у меня, из-за известного для офицеров нового ограничения по возрасту, для поступления в военную академию в запасе оставалось всего 3-4 года. Было тогда над чем мне задуматься…

В моём личном архиве до сих пор хранится, как дорогая реликвия, поздравительная записка, подписанная генерал-полковником В. Вознюком красным карандашом, в связи с присвоением мне очередного воинского звания «старший техник-лейтенант», первого звания за ратный труд. Звание же «техник-лейтенант» получил по результатам учёбы в военном училище.

Работали все самоотверженно, не считаясь с выходными днями и внеурочным временем. Рабочий день, как правило, заканчивался не раннее 22 часов, а в 7 утра мы должны были сидеть в вагоне мотовоза, либо в грузовой машине, оборудованной лёгкой фанерной будкой вместо открытого кузова, в зависимости от того, на какую площадку предстоит тебе ехать. Эти технические площадки были разбросаны по степи на расстоянии в сотни километров друг от друга.

Мы знали, что вместе выполняем очень важную задачу, направленную на создание стратегических ракетно-ядерных сил. И делалось впервые, в том числе, первое испытание ракеты с атомной боеголовкой…

Для обеспечения испытания и оценки поражающих действий атомного заряда, доставляемого к цели ракетой, в районе падения головной части нужно было построить военные и гражданские объекты, участки магистральных линий нефтепроводов, кабельных линий энергоснабжения и связи. Я тоже не остался в стороне от этих важных дел. Мне, молодому лейтенанту, было поручено достать на «Сталинградгидрострое» и отправить железной дорогой несколько сот метров стальных труб большого диаметра, так как в плановом порядке из-за крайне сжатых сроков не представлялось возможным получить эти строго фондируемые и весьма дефицитные трубы. Непросто было попасть на моём скромном уровне к генеральному директору крупнейшей в Советском Союзе стройки «Сталинградгидрострой» и ещё сложнее было, не раскрывая государственных секретов, убедить его, в неотложной необходимости для обеспечения сверхважных работ и получить, что требовалось. В конечном счёте, он мне разрешил взять со дна котлована будущей ГЭС оставшиеся после монтажных работ трубы. По моей просьбе мне выделил тяжёлый гусеничный трактор, на котором целую неделю я вывозил трубы из гигантского, похожего на сказочный каньон, котлована. После моего доклада о выполненном задании пригнали мне из полигона целый эшелон порожних полувагонов. Погрузить и отправить трубы далее по назначению, было уже делом техники.

Такие сложные и ответственные работы выпадали на мои молодые лейтенантские плечи еженедельно, ежемесячно. Здесь вспомню из сотни командировок на сталинградские заводы одну. Была осенняя распутица, автомобильной дороги по плотине ГЭС через Волгу ещё не было (не было и самой плотины), паромная переправа из-за сильного ледохода не работала. Требовалось срочно вывезти из Сталинградского химзавода на Бекетовке большое количество стальных баллонов с углекислотой. Дают в моё распоряжение самолёт АН-2,адальше действуй так, на что способен. Я вылетаю, и садимся в аэропорту «Гумрак» города Сталинграда. Добираюсь городским транспортом из северной части через весь город в южную часть, в Бекетовку. После предъявления своих полномочий и переговоров с руководством химзавода я организовал доставку заводским автотранспортом в аэропорт «Гумрак» нужную полигону продукцию. За день успеваю сделать два авиарейса. Загружаю самолёт на 3-й рейс, и получаем запрет на вылет из-за резкого ухудшения погоды. Нам не дают добро на вылет и в последующие дни. Стоит по всей трассе полёта сильнейший туман. Если у лётчиков не бывает проблем в аэропортах пребывания, они везде чувствуют себя как дома и обеспечены бесплатным питанием, то через неделю возникли у меня финансовые проблемы (я рассчитывал выполнить порученное задание в течение 1–2 дней). В последующие дни я уже ходил в общественную столовую 1 раз в день. На исходе недели я вынужден был доложить своему командованию о сложившейся ситуации. После сдачи груза на ответственное хранение в аэропорту мне разрешили выехать на полигон своим ходом, то есть, не имея ни копейки денег на руках, добираться зайцем. На Волге ледоход, паромная переправа уже не работала. Среди нескольких смельчаков часть пути через Волгу местами мы шли пешком по ещё неокрепшему льду, местами пользовались услугами отчаянных лодочников.

После трёх лет службы в штабе полигона меня перевели в испытательную часть, на стартовую площадку 4-н. А через полгода я оказался в районе знаменитого солёного озера Баскунчак. Был назначен начальником кинотелескопной станции КСТ-80, в составе вводимого в эксплуатацию нового научно-измерительного комплекса. Комплекс предназначался для проведения внешнетраекторных измерений и приёма телеметрической информации при испытательных пусках ракет. Там я проработал вплоть до поступления в военную академию.

На полигоне в общей сложности прослужил целых четыре года, наполненных яркими незабываемыми событиями, где, как я считаю, прошли самые лучшие годы моей жизни. Здесь впервые я стал на самостоятельные ноги. Научился мыслить и работать в нестандартных условиях, решать сложнейшие, даже для опытных специалистов, задачи, общаться с руководителями высокого уровня. Приобрёл необходимые для офицера руководящие навыки. Здесь нашёл большое количество новых и интересных друзей, с некоторыми из них, как, например, с Анатолием и Инной Сагалаевыми, продолжаю дружить, и общаться и по сей день.

В результате четырёхлетней службы для себя сделал главный вывод: нужно всегда и во всём быть честным, порядочным и обязательным. Все эти качества мне помогли жить в ладу со своей совестью и успешно служить в армии и работать затем на гражданском поприще. У меня не было ни высокопоставленной родни, ни высоких покровителей. Всё, что достиг в этой жизни, достиг своим умом, добросовестной службой и работой, уважительным отношением к окружающим меня людям. Могу сегодня с гордостью сказать, за все годы учёбы, службы и работы ни разу не чувствовал себя ущербным, ни по своему развитию, ни по своему происхождению. Был всегда равным среди равных.

Во время службы на полигоне женился. 3 года после знакомства ещё курсантом мы с Франциской переписывались, иногда ездил в Ригу в отпуск. И в 1957 году, будучи в командировке в Ленинграде, по предварительной договорённости со своим командованием, заехал на несколько дней к ней в Ригу. Сыграв 26 октября свадьбу, через пару дней я уехал в свой Капустин Яр. Она осталась в Риге доделывать свои дела.

К её приезду снял рядом с военным городком в селе Капустин Яр частный домик, в котором хозяева не жили уже несколько лет. Сделал ремонт, закупил дрова. Дополнительно решил покрасить полы. Достал какую-то нитрокраску и рано утром перед уходом на работу покрасил полы. Несмотря на то, что дело было зимой, в надежде, что к вечеру весь запах проветрится, оставил дверь открытой. Вернулся с работы, как обычно очень поздно, после 22 часов. Войдя в дом, я понял, что находиться здесь невозможно даже и полчаса. Краска оказалась настолько ядовитой, что разъедала глаза, слизистые ткани носа и горла. Усталый после сверхурочной работы, среди глубокой ночи искать себе ночлег в другом месте не хотелось. Вспомнил про противогаз, решил надеть на голову и лечь в нём спать. Настолько видно был уставшим, что особых неудобств я не чувствовал. За небольшим исключением, накопившейся в холодной комнате к утру конденсатной жидкости внутри маски. Наверное, с хилым здоровьем такой рискованный эксперимент удачно бы не прошёл…

Чем ещё мне, молодому офицеру, запомнился полигон тех лет? Он был старательно изолирован по всем возможным направлениям от всего внешнего мира. Например, военные грузы поступали на полигон после многократной переадресовки на железнодорожных узлах на реально не существующую воинскую часть 01475. Почтовая переписка шла по адресу полигона «город Москва-400». Этот ложный адрес приводил к многочисленным бытовым курьёзам. Многие родители по этому адресу, решив, что их дети служат в городе Москве, приезжали в столицу нашей Родины на свидание с ними. И обив пороги военной комендатуры, центральных военных ведомств возвращались домой ни с чем.

Военный городок «Капустин Яр-1» с многотысячным в основном военным населением (в обиходе военных – площадка №10) вообще не имел бытовой междугородней связи. Единственный междугородний переговорный пункт находился только в селе Капустин Яр с ужасно устаревшей и ненадёжной связью. В связи со сказанным вспоминается ещё один эпизод из моей личной жизни. Через 3 месяца после знакомства с Франциской, по уши влюблённый в неё, я оказываюсь на этом «межпланетном объекте». Помимо регулярной почтовой переписки появлялось законное желание услышать живой голос любимой девушки. Тем более письма шли многими неделями и уже c несколько устаревшей информацией. Когда понял, после многократной попытки переговорить с ней по этой сельской междугородней связи (почему-то связь представляли в час, два часа ночи!), что её мучаю напрасно. Ни я, ни она, ни разу не услышали даже хрипа голоса. Я понимал, она тоже после многочасового напрасного ожидания в расстроенных чувствах, возвращалась с переговорного пункта глубокой ночью домой. Я тогда решил, ехать надо в Сталинград. Поезд «Астрахань–Паромная» (построенная однопутка во время Сталинградской битвы без насыпи, шпалы проложены были прямо на укатанный грунт, в те годы ещё не подвергались серьёзной реконструкции) ходил с такой скоростью, что его обгоняли быстро идущие местные верблюды. В один из глубоких осенних дней добираюсь до ст. Паромная, и тут выясняется, на Волге – интенсивный ледоход, паром поставили на длительный прикол. Увидел многокилометровую специальную канатную дорогу через Волгу «Сталинградгидростроя», по которой перемещаются гидростроители. Подхожу к этому гигантскому сооружению, а там специальная охрана. А шансов туда попасть никаких. Я иду к начальнику охраны и объясняю причины, которые привели меня к ним. Наверное, сыграли мои доводы: мой безупречный внешний вид (на мне был новейший китель с тончайшего коверкота, сшитый на полученные подъёмные деньги, с серебряными лейтенантскими погонами) и мои очень грустные глаза… Короче, разрешили на мой страх и риск. Даже с земли вызывало это ажурное циклопическое сооружение восхищение и страх, а когда поднялся только на первый пролёт, вижу под своими ногами редкие дощечки, между ними зияющая глубокая пропасть и бушующая во льдах Волга. Таких пролётов впереди около двух десятков. Сами пролёты представляли стометровую висячую дугу. Ниже – непрерывно идущая цепочка вагонеток с грузом. А пробегающие мимо меня гидростроители раскачивали ещё больше, без того раскачивающиеся от ветра пролёты. Впереди виднелась только верхушка ближайшей стальной опоры, на которой укреплены стальные канаты пролёта и так на каждом пролёте. То есть я не мог видеть конечную точку всего этого кошмарного пути. Заставьте меня сегодня преодолеть всё это, я вряд ли бы сумел прошагать этот рисковый путь! Вот что представляет сила любви! Вознаграждением же для меня стал услышанный по телефону чёткий любимый голос из далёкой Риги…


Василий Иванович Вознюк

Конечно, находясь на полигоне, услугами Сталинградского центрального междугороднего переговорного пункта пользовался много раз, но все эти поездки уже происходили в нормальных условиях.

В моей памяти сохранился особый, не похожий на другие города и поселения, образ полигона «Капустин Яр». Он представлял собой город из будущего. Деловой город, очень целеустремлённый, с молодым высокоинтеллектуальным населением, связанным едиными проблемами и высокими государственными задачами. Мне нравилось любоваться военным городком со стороны. Издалека, когда подъезжаешь, и особенно ночью, после длительной степной дороги (я это часто наблюдал при возвращении на автомашине из многодневной командировки из Сталинграда!), вдруг вырисовывается на небосклоне яркое огромное световое пятно. И уже ближе видишь светящийся, как иллюминаторами, казавшийся внеземным объектом, сам городок. При всей скудности степной природы (летом всё вокруг выгорает) летом в городке постоянно всё цвело и пахло. Василий Иванович Вознюк, великий патриот и рачительный хозяин полигона, уделял неослабное внимание благоустройству жилой зоны. На всех улицах и дворах повсюду зеленные насаждения и цветочные клумбы. Для их поливки проложены водопроводные трубы с разбрызгивателями. Регулярно устраивал смотры-конкурсы на лучшую клумбу, двор и улицу. И как было приятно, после долгой пыльной степной дороги, очутиться в этом зелёном оазисе! Возвращаемся ли из сталинградской командировки или после трудной работы на технических площадках!

Что можно сказать о технических площадках? У каждой свой номер и свой неповторимый вид с ажурными конструкциями, монтажно-испытательными корпусами и пусковыми установками с наземными и подземными сооружениями. А ведь начинали с палаток, с полевого железнодорожного энергопоезда, который снабжал по подземным кабелям эти площадки и жилой городок! Затем появился свой кислородный завод, а до этого привозили жидкий кислород и азот, необходимый для ракет, в специальных вагонах-термостатах из Сталинградского кислородного завода.

И ещё один необычный для посторонних глаз штрих и необычный для артиллерийских частей и соединений контингент. Мы, ракетчики, все были одеты в артиллерийскую форму! (Создание полигона первоначально было доверено артиллерийским офицерам во главе с В.И. Вознюком). Артиллерийская форма для ракетчиков была и своеобразным прикрытием. Но, в отличие от классических артиллерийских частей, состоящих из строевых офицеров «золотопогонников» и многочисленных солдат орудийных расчётов, весь личный состав нашего «артиллерийского соединения» состоял только из офицеров, и они поголовно носили серебряные погоны, то есть все они были инженерами и технарями. (Конечно, на полигоне служили и солдаты, но они использовались только в качестве обслуживающего персонала на вспомогательных работах). Правда, уже позже в 80-х годах прошедшего столетия были ликвидированы внешние различия между строевыми и инженерными офицерскими составами Вооружённых Сил.

Как бы сложилась судьба нашей страны, нашего народа, если бы вовремя государство не создало этот полигон! Если бы не подготовили и не направили усилия тысячи учёных, конструкторов, инженеров и техников в то нужное русло, из которого в результате их самоотверженного труда вышел в исторически кратчайшие сроки материально осязаемый нашими потенциальными врагами ракетно-ядерный щит страны. И уж только потом появились полигоны «Байконур», «Мирный» и многие другие…

К.П. СИВАТЕЕВ.
К печати подготовила
Арина БОРИСОВА

 

Яндекс.Метрика