 |
|
 |
|
|
|
|
Б.Г. Лапидус
Исповедь ракетчика
Опубликовано:
Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
Светлой памяти ветерана космодрома Байконур
10 апреля 2015 года ушел из жизни ветеран космодрома Байконур и космической отрасли Украины Б.Г. Лапидус. Бронислав Генрихович Лапидус родился 3 ноября 1935 г. в г. Саратове. Проходил срочную службу в СА командиром танка в 38-м танко-самоходном полку Одесского военного округа. После окончания Пермского артиллерийского училища (1960) служил техником, старшим техником в ракетном полку РВСН, вооруженном МБР Р-16 (1960-1963). После окончания Ростовского высшего командно-инженерного училища им. М.И. Неделина по специальности "Радиотехнические системы управления, траекторных и телеметрических измерений" (1968) был направлен на космодром Байконур, где прослужил 27 лет: Начальник ИЦМ "Темп-1" ИП-2 (1968-1969). Инженер отделения траекторных измерений (1969-1971). Зам. начальника ИП-2 и ИП-1 по измерениям (1972-1978). Начальник лаборатории (1978-1979). Зам. начальника (1979-1981), начальник (1981-1986) отдела траекторных измерений 3-го управления. Награжден Орденом Красной Звезды (1976) и 10 медалями. Почетный радист СССР (1983). Один из основателей и первый директор музея измерительного комплекса космодрома Байконур (1986-1989). По окончании воинской службы прибыл в г. Киев, где активно подключился к ветеранскому движению: был заместителем председателя Федерации космонавтики Украины А.М. Войтенко (1989-1992), членом бюро Киевского Совета ветеранов космодрома Байконур, участвовал в создании Музея истории космонавтики. С 1996 по 2015 гг. возглавлял Киевский филиал Национального центра аэрокосмического образования молодежи.
Моя ракетная биография началась летом 1960 года, когда после окончания Пермского артиллерийского училища я был назначен на должность старшего техника расчета ракеты 8К64 (Р-16) в ракетной дивизии под Нижним Тагилом. Согласно приказу это назначение состоялось12.10.1960 г., когда еще не начались на полигоне летные испытания этой ракеты. Но ни у кого не было сомнений, что к назначенному сроку вместе с днепропетровской ракетой мы заступим на боевое дежурство. Трагическая весть о взрыве на полигоне 24.10.1960 г. при подготовке к пуску нашей будущей ракеты не только не внесла растерянности и паники, но даже послужила мобилизующим фактором. Несмотря на то, что большинство из нас пребывали в возрасте до 25 лет, осознание ответственности значительно возросло. Вместе со строителями мы осваивали служебные и бытовые объекты. Тогда еще не было принято решение о размещении военных городков в ближайших к позиционному району населенных пунктах и потому говорить о каких-то удобствах на площадке не приходилось. Да, и условия работы тоже были сложными. Но на боевое дежурство с ракетами 8К64 наша дивизия под командованием полковника О.И.Майского заступила первой в РВСН.
Не думал я тогда, что через несколько лет вновь встречусь с 8К64 на площадках 41 и 60 полигона НИИП - 5 МО СССР (будущий Байконур) и, что надолго с ГКБ «Южное» и ПО «Южмаш» меня свяжут и межконтинентальные баллистические ракеты и космический носитель «Зенит». По окончании Ростовского высшего командно-инженерного им. М.И.Неделина в 1968 г. меня назначили начальником станции на пристартовый измерительный пункт ИП-2 космодрома Байконур. Не берусь утверждать однозначно, но период 1969-73 гг., по-моему, был самым насыщенным испытаниями. Не хотела летать лунная ракета Н-1, не всегда летела 8К82. Начался этап испытаний ракеты 8К67П с разделяющимися головными частями (сложная работа для средств траекторных измерений). Появились новые наименования ракет - 15А15, 15А16. А это означает не только увеличение почасовой загрузки наших средств, но и новые направления и порядок взаимодействия, что напрямую связано с увеличением вероятности срыва работы отдельными средствами. В середине 1970 года по приказу командования я попал в группу бросковых испытаний новой «Южмашевской» ракеты 15А14. Группа входила в состав испытательной части полковника Ю.И.Кузина и размещалась на пл. 43 (там же, где ИП-2). Для испытаний ракеты переоборудовалась пл.67, оснащался МИК-42, реформировалось 2 управление. Испытания минометного старта ракеты 15А14 проводились с участием только ИП-2. На пл.67 заправленный водой макет ракеты 15А14 выбрасывался из контейнера ПАДом (пороховой аккумулятор давления) и падал в большое бетонное "корыто". При последующем запуске после срабатывания ПАДа кратковременно включался маршевый двигатель и ракета падала за периметром ограждения пл.67. Только после этого этапа начались пуски ракеты из шахтной пусковой установки (ШПУ). Полигонный измерительный комплекс и непосредственно ИП-2 подключались к испытаниям боевых ракет нового поколения.
В это же время, после полуторагодичного перерыва, связанного с гибелью космонавта В.Комарова, “становится на крыло” пилотируемая космонавтика. С 26.10.69 по 6.06.71 было запущено девять пилотируемых космических кораблей “Союз”. Такой частоты запусков космонавтов в предыдущие годы не было. Помимо повышенной ответственности за обеспечение этих запусков, возрос объем работ на витках (траекторные измерения на пролетных орбитах пилотируемых кораблей в зоне видимости полигонных средств). 1971 год запомнился трагическим событием в советской космонавтике. 30 июня во время посадки “Союза-11” с КП управления поступила неожиданная команда: “Оптическими средствами измерений и наблюдателями с биноклями наблюдать посадку корабля. Ориентировочный азимут наблюдения...”. По причине значительного удаления от места посадки к такой задаче ранее мы не привлекались. “Союз-11” приземлился с погибшими космонавтами: Г.Добровольским, А.Волковым, В.Пацаевым. Об этом нам, наблюдавшим посадку с крыши технического здания, объявил со слезами на глазах капитан Н.Моргун, державший связь с КП управления. Запуск космонавтов прекратился почти на 2,5 года. С конца 1973 года моя служба продолжилась на ИП-1 (пл.18) в должности главного инженера – заместителя командира части по измерениям. В это время возобновились полёты космонавтов. За один год слетало пять экипажей. Объем обеспечения пилотируемого пуска на ИП-1 был значительно большим, чем на ИП-2. Дело не только в количестве задействованных средств, но и в обеспечении надежной связи руководства, телеметрического и телевизионного репортажей, трансляции радиосвязи с космонавтами. К этому добавлялись чисто командирские заботы по приему большого количества гостей различного уровня, организации питания прибывших, размещению автомобилей, обеспечению режима. Согласно принятым в верхах решениям на повестку дня ставилась задача обеспечения советско-американской программы “Союз” – “Аполлон” (ЭПАС). О роли и задачах ИП-1 в этой работе меня проинформировал начальник оперативного отдела полигона полковник Б.А.Бобылев. Его информация касалась лишь общих вопросов, связанных с приемом и пребыванием иностранной делегации никогда ранее не бывавшей на полигоне. Основным местом приёма всех гостей на время запуска наших космонавтов был выбран ИП-1. Наблюдательные пункты (НП) должны быть раздельными для американской делегации и для нашего руководства. В поле зрения не должны попадать свалки (попробуйте себе это представить!), находящиеся за пределами территории части. Громкий репортаж о полёте на НП гостей должен идти на английском языке и не допускать негативной информации о полёте. Эти и ряд других необычных требований должны были быть обеспечены во время работы. С начала 1975 г. подготовка ИП-1 к ЭПАС стала основной задачей, которая включала большой объем строительных работ и технического дооснащения. Готовность же космонавтов и техники оценивалась по результатам запусков очередных “Союзов”.
5 апреля на корабле “Союз-18” стартовали В.Г.Лазарев и О.Г.Макаров. До подтверждения в репортаже вывода корабля на орбиту я не покидал своего рабочего места. Помимо телеметрического репортажа по громкой связи, обычно идет трансляция переговоров космонавтов. Именно оттуда я услышал: “Авария!.. Авария ракеты-носителя в районе четырнадцать десять!” Далее связь прекратилась. С НП к нам в сооружение спустились Главком РВСН В.Ф.Толубко, генерал А.Г.Карась и другие высокие начальники. Вначале меня спросили о том, что я слышал. Видимо в связи с тем, что момент расчетного отделения корабля был очень близок, их внимание к репортажу ослабло. Затем был задан вопрос: “Можно ли снова прослушать запись?” Имевшаяся на “Авроре” информация была подготовлена и воспроизведена. Прослушав заключительную часть переговоров, начальники убыли в оперативную группу весьма озабоченными. К счастью, с космонавтами все обошлось благополучно и теперь этот полет называется суборбитальным (без выхода на околоземную орбиту), а корабль получил дробный номер – “Союз-18-1”. А я до сих пор храню записанную на “Авроре” магнитофонную кассету. 24 мая 1975 г. очередной “Союз-18” подтвердил надежность советской космической техники. Сомнений в возможности запуска пилотируемого корабля по программе “Союз” – “Аполлон” не оставалось. На 11.07.75 во внерабочее время была назначена проверка готовности ИПа к работе по программе. Вопросы организации измерений и взаимодействия были отработаны в ходе подготовки средств и проведении тренировок. Поэтому назначенная проверка охватывала внешнюю сторону – состояние территории, объектов посещения и т.п. На ИП прибыл Главком РВСН, генерал-армии В.Ф.Толубко с начальником политуправления генерал-полковником П.А.Горчаковым, а также начальник полигона В.И.Фадеев с начальником политотдела генералом А.Д.Воиновым. Командир части А.С.Сергеев и я встречали их при въезде. После осмотра основных мест посещения подведение итогов состоялось на веранде НП. Как обычно, в памяти сохранилось только то, за что “драли”. Признаться, кого-то надо было “драть” за то, что туалет расположили так, что идти, при необходимости, к нему придется метров 60 сквозь скопление присутствующих на пуске гостей и толпящихся у буфета. “Как может воспользоваться этим “удобством” супруга американского посла!?” – громко “спрашивал” Главком и я где-то был с ним согласен, но другого места для туалета не было. Главком добавил, что нам еще придется встречать и принцев, и принцесс и такой объект имеет очень важное значение. Все его выражения были крепкими и относились к командиру и ко мне, Затем он плавно переключился на начальника полигона и его замполита за непринятие мер по закрытию прорванной дамбы на р.Сыр-Дарья. Здесь же он приказал собрать все бетоновозы и направить их на закрытие прорыва, а генералу А.Д.Воинову пригрозил арестом. Нам подобной угрозы не было высказано, и несмотря на то, что цветочную клумбу мы заменили дерном, доставленным с берега Сыр-Дарьи, а флагштоки не установили из-за их отсутствия – готовность к началу работы была признана. В период подготовки к ЭПАС состоялось несколько посещений Байконура американскими специалистами и астронавтами. Во время этих посещений мы одевались в гражданскую одежду, и поэтому непосредственные участники событий могли по талонам приобрести приличный костюм в местном магазине “Руслан и Людмила”. В город Ленинск ЭПАС также принес не только оживление, но и ремонт дорог, покраску домов, отделку их цоколей. В городе появилась стела “Наука” и другие памятные знаки. Сверкала белизной разметка дорог, которая появлялась при всех “высоких” посещениях города. К ГАИ эта разметка никакого отношения не имела. Чего только стоила побелка бордюра! Изготовленный из железобетона низкого качества, он торчал отдельными кусками из земли. На месте же безбордюрных участков солдаты просто белили землю. Но если эти участки наблюдать проезжая в автомобиле, то заметить показуху было сложно. К 5.07.75 уже было известно, что американскому послу не нужен репортаж на английском языке: он на хорошем русском выступил на Центральном телевидении за несколько дней до того. Графиком было предусмотрено всего двадцатиминутное пребывание посла с супругой на ИПе. Но наше гостеприимство и высокое качество шашлыка (а в нашем военторге был крупный специалист) им так понравились, что не хватило и часа. Но за это время высокие гости туалет так и не посетили.
Очевидно, подготовка к ЭПАСу пробудила у меня, если можно так сказать, гуманитарное мышление, которое выразилось в одном важном мероприятии. На месте расположения станции "Сигнал" в семи километрах от ИПа, осталась реликвия - антенна станции "Заря". Рядом с ней располагался НП, на котором находился С.П.Королев при первых пусках ракет (знаменитые кинокадры, где Сергей Павлович держит микрофон во время связи с Ю.А.Гагариным и называет свой позывной: «Заря»). Я решил перевезти антенну “Зари” на территорию ИП, сохранить ее в качестве памятника, а участием в этом мероприятии расшевелить активность молодежи. Комсомольцы меня поддержали физически, а заместитель начальника управления полковник В.И.Катаев морально и материально по оборудованию места размещения антенны. Помощь нам оказал и заместитель по вооружению генерал В.Ф.Попов. Начальник политотдела 3 управления полковник П.Л.Кондрацкий очень опасался, не натворили бы мы чего, выходящего за рамки руководящих документов. 12.04.76 в День космонавтики наш мемориал открывал "космонавт-2" Г.С.Титов, который был очень занят в комиссии по проверке полигона, но уступил моему упорству. Выступая на открытии, он говорил, что антенна является первым, установленным в воинских частях командно-измерительного комплекса, "живым" экспонатом, свидетелем и участником начала пилотируемых полетов. По пути домой, в машине, Герман Степанович очень тепло отозвался о прошедшем мероприятии. Откровенно сказал, что хотел уклониться от него, но теперь об этом не жалеет. Фотографии на память и автографы «космонавта-2» остались у многих. В марте 1978 г. меня перевели на новую должность начальника лаборатории 3-го управления. Еще до моего перевода шла речь о подготовке временного измерительного пункта (ВИП) для обеспечения траекторными измерениями запусков ИСЗ "Метеор-Природа" на синхронно-солнечную орбиту. Эти запуски должны были производиться по южной трассе, где не было стационарных средств измерений. В состав ВИПа включаются: две РЛС “Кама” с аппаратурой “Кедр”, подвижный комплект аппаратуры СЕВ "Беркут", две электростанции ЭСД-30. Необходимые средства связи - аппаратная ЗАС и радиорелейная станция - придавались связистами ТуркВО. Место развертывания - железнодорожная станция Аннау в 10 км от г. Ашхабад. Эшелон, который мы загружали, состоял из вагона-штаба, вагона-склада и восьми платформ. На месте развертывания мы сгружали с платформ только агрегаты питания и автомобили, "Камы" с аппаратурой “Кедр” работали прямо с платформ. Сама задача измерений ничем не отличалась от обычной полигонной, но главное отличие было в том, что отсутствовало право на ошибку, поскольку нас никто не мог подстраховать измерениями. Только мы наблюдали конец активного участка траектории и момент отделения объекта над территорией Ирана. В этот момент выключался бортовой ответчик и наши данные являлись исходными для поиска ИСЗ на орбите. Моя временная должность - командир ВИПа и технический руководитель - надолго закрепилась за мной. Запуски ИСЗ "Метеор - Природа", как правило, проводились летом: 29.06.77, 25.01.79 (пуск был перенесен в готовности 10 мин. с июля 1978 г.), 18.06.80, 10.07.81, а каким бывает лето в Туркмении - многим понятно. Даже при воспоминании о том времени становится жарко: более 45 градусов в тени (а на рельсах тени нет!), до металла прикоснуться нельзя, стоит смрад от пропитки шпал. Аппаратура не выдерживала необходимого 3-х часового режима включения. А если объявлялась задержка запуска еще на несколько часов? В безвыходном положении родилась идея. У железнодорожников, комплектующих рефрижераторы льдом, я брал 3-4 формованные из воды льдины. По две штуки помещали в тазик, открывая дверцу передатчика, замыкали блокировку и гнали настольным вентилятором воздух через лед на аппаратуру. Крыши аппаратных прицепов накрывали белой тканью. Чтобы предохранить личный состав от солнечных ожогов из белой ткани делали накидки, кусок ткани с отверстием для головы завязывали с боков. В этих работах воспитывали и воспитывались. Через несколько лет была сформирована и введена в штат полигона новая войсковая часть – подвижный измерительный пункт. Командиром части, заместителем по измерениям и начальником штаба стали офицеры, прошедшие школу ВИПа: подполковник В.В.Попов, майор Ю.А.Тертышник, майор В.Д.Строилов. После работы в Туркмении я стал начальником отдела 3-го управления на Байконуре и вопросы организации траекторных измерений при испытаниях стали основными в моей служебной деятельности.
Программы испытаний и штатная эксплуатация МКС "Энергия-Буран" и ракеты-носителя "Зенит" предусматривали значительное количество пусков по южной трассе, поэтому появилась необходимость создания стационарного ИПа. После предварительной проработки на топографической карте, было принято решение провести рекогносцировку в направлении Мары – Кушка и более детально – в районе населенного пункта Сандыкачи, около водохранилища на реке Мургаб. В начале июня 1981 года вертолет, приняв на борт две комиссии - по рекогносцировке участков для полей падения ступеней и нашу, взял курс на Хиву. Всего за две недели и 25 часов полетного времени освоили маршрут: Мары, Чарджоу, Термез, Карши, Шахрисабз, Самарканд. По прибытии в Мары я представился командиру корпуса ПВО генералу С.И.Мельникову. Кратко проинформировал его о поставленной мне задаче и попросил помочь в обеспечении работы комиссии автотранспортом. Все необходимые указания были выданы и по результатам рекогносцировки комиссия, в которой работали представители войсковых частей 73790, 32103, КБ “Южное” и НПО “Энергия”, предложила два варианта размещения ИПа в районе Сандыкачи. Испытания МКС “Энергия”-“Буран” в представлении многих байконурцев - это грандиозное строительство на космодроме и напряженная работа по подготовке к запуску ракеты и корабля. Но проводились и другие, малоизвестные испытания за пределами Байконура. Например, испытания теплоизоляционного покрытия. Эти испытания проводились на специальном аппарате "Бор" и напрямую коснулись нас.
«Бор» - это самостоятельный проект воздушно-космического самолета, который можно считать уменьшенной копией «Бурана». При создании для него условий прохождения атмосферы при посадке, представлялось возможным испытать теплоизоляционное покрытие. С этой целью с полигона Кап-Яр было произведено первоначально два запуска «Бора», покрытого бурановскими плитками с посадкой в Индийском океане. В район посадки направлялись плавучие измерительные комплексы и суда поисково-спасательной службы, которые обеспечивали поиск и подъем изделия на борт. Одновременно с нами объявленный район посадки «Бора» брали под контроль американцы, проявляя свой интерес к этим испытаниям. По результатам первых пусков было сделано предположение о возможности значительного уменьшения толщины теплозащитной плитки (следовательно – массы, стоимости и т.п.). Для оценки такой возможности были необходимы более точные траекторные измерения, поскольку температурные нагрузки зависят от крутизны траектории входа в атмосферу. Точность измерения, в свою очередь, зависит от точности привязки антенн измерительных средств, а в условиях океана (отсутствие береговых ориентиров) это осуществить сложно. После предварительной проработки проблемы о возможности включения тормозного двигателя с последующем спуском «Бора» над странами Западной Европы и посадкой в Черном море, обеспечение траекторных измерений возложили на нас.
В ГУКОС МО СССР была сформирована комиссия под моим председательством и, получив удостоверяющий документ за подписью Г.С. Титова, в июле 1983 года, мы провели необходимую рекогносцировку. Около 100 километров прошли мы по Дунаю на тральщике, периодически высаживаясь для осмотра побережья. Затем на автомобиле проехали по побережью. В конце концов, выбрали место на окраине г. Измаила. После решения большого количества проблем по обеспечению личного состава, организации связи и взаимодействию пунктов управления, были подготовлены и подписаны необходимые документы. Начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал Н.Г.Клитный, командир бригады катеров капитан 1-го ранга О.Ю.Муравьев и его начальник штаба капитан 2-го ранга В.В.Исаков выдали все необходимые распоряжения подчиненным и обеспечили их выполнение. Более сложной, чем в Ашхабад, была транспортировка и размещение техники на месте работы, но накопленный опыт давал свои результаты. По двум посадкам “Бора” в Черном море нами были получены качественные измерения траекторий станцией “Кама”. На основе этих измерений был сделан вывод о возможности уменьшения толщины плитки. Промышленники были очень довольны организацией работ и качеством представленных результатов измерений. Наряду с подготовкой к работам с МКС “Энергия”-“Буран”, опережая ее, приближались испытания ракеты-носителя 11К77 (“Зенит”), первая ступень которой входила в состав РН “Энергия”. Поэтому испытания «Зенита» частично решали и судьбу «Энергии». В процессе подготовки к первому пуску ракеты подготовлены и доведены до исполнителей необходимые документы по распределению средств, в соответствии с программой испытаний и циклограммой работы бортовых устройств, целеуказания и прочие исходные данные, назначены инструкторские группы. Особое внимание было уделено подготовке ИП-2, который являлся ведущим при запуске ракеты с площадки 45. Ракета стартовала из нового сектора - справа от основного направления стрельбы. Кроме того, набирая высоту, она шла на приближение, что требовало особого внимания операторов антенн при ручном сопровождении. Впервые в этом направлении применялась высокоточная радиотехническая система траекторных измерений “Вега”, которая была создана коллективом харьковского НИИРИ под руководством Г.А.Барановского. Ее применение явилось решающим шагом в повышении точности траекторных измерений, что позволило давать объективную оценку системам управления ракет различных типов. В мою бытность начальником отдела развертывание и эксплуатация систем «Вега» нескольких модификаций являлись, пожалуй, основными задачами отдела. Успешный пуск «Зенита» 13 апреля 1985 года был обеспечен запланированным объемом измерений. Но впереди была еще большая работа с ракетой 11К77, а конец испытаний которой не вмещался в срок моей службы. Откровенно говоря, за 30 лет службы накопилась усталость, а здоровье не укрепилось. Поэтому через неделю после 50-ти летнего юбилея в ноябре 1985 года я написал рапорт на увольнение. Символическими вехами окончания моей службы стали ракетные комплексы: “Зенит”, 15А18М, “Энергия” – “Буран”. В настоящее время о том периоде жизни страны и космодрома Байконур пишут многие руководители, представители науки и производства. В их оценках основной движущей силой называется международная обстановка и принимаемые партией и правительством решения. Наверное, это так, но при этом расклад сил был всегда такой: воля для принятия решений – в Москве, а человеческая сила для их выполнения – на космодроме.
|
