Вентлянд В.А.

ФИЗТЕХ 71-77

© Вентлянд В.А., 2020

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Защита.

Возвращались ребята из городов с преддипломной практики: Железняки из Златоуста, Карась из Обнинска. Василий прихватил с собой прибор из Обнинска – в его спецчасти было что-то по этому прибору (я не думаю, что у него задание было разработать прибор целиком, скорее всего, какое-то участие в этом процессе, может даже, весьма объёмное). Для защиты достаточно было предоставить какие-то чертежи, схемы прибора, описание работы. Но Вася решил, что натуральный прибор придаст весомость его защите. В принципе он был прав, но как ему удалось взять его с собой, не «свистнул» же он его, это было бы уже чересчур. Значит, уговорил, убедил – я не думаю, что приборы там были «лишними». (Увы, уточнить сейчас у него уже невозможно.) В очередной раз Василий у нас отличился.

О самой защите вроде и писать особо нечего. Как то было буднично, что ли. Возможно, это было в моём случае. Однозначно, члены комиссии не планировали никого валить (это как Перлик старался не задавать на экзамене сложных вопросов, чтобы не было у самого себя малейших оснований понизить оценку). В данном случае доверялись своим коллегам – руководителям проектов студентов – они не могли пропустить «сырой» проект.

Вот и меня выслушали, вопросов по спецчасти не было совсем – возможно, из-за самой темы (системы дифференциальных уравнений).

Вишневецкий защитился 23 февраля – запомнить было легко, в СССР этот день был праздником. После защиты к нему подошла Романюк:

– Борис, Ваш дипломный проект – это хороший задел для кандидатской диссертации. Я Вам советую, распределяйтесь к нам на кафедру, защититесь. В КБЮ есть прямая заинтересованность в программе расчёта ТЗПГЧ. Внедрение обеспечено.

– Спасибо за сотрудничество и предложение, Вероника Николаевна. Я подумаю.

После защиты Ермолаева его руководитель Красникова тоже поговорила со своим подшефным:

– Я знаю, Вы идёте служить в армию. Я подготовила Вам список книг, который будет полезен для развития Вашей базы знаний. Под первым номером книга, которой следует уделить основное внимание. После службы в армии Вы можете вернуться к нам на кафедру, – наши преподаватели видели в нас своих коллег по науке. В списке Красниковой было 15 книг.

Хочу привести ещё один пример защиты, но не нашего курса. Физтеховца с нашей 1-ой кафедры, тоже студента 11 группы Игоря Шпирка. У него была схожая ситуация с моей (позже поясню). Спецчасть у него была посвящена резцам для токарных станков. На защите всегда были представители завода, КБЮ. В этот раз на защиту «заглянул» (буквально) директор ЮМЗ Александр Максимович Макаров. Для директора резцы были животрепещущей темой, проект студента его заинтересовал, он начал задавать вопросы сугубо специфические, фактически устроил форменный допрос. Студент его с честью выдержал, а защита затянулась на лишний час, или больше.

Вернёмся к нашему выпуску. Шурка Рысин, он за время учёбы не отличался особой прилежностью в учёбе, и написание проекта вылилось для него в сложный процесс, пообещал растоптать свой дипломный проект после защиты. Когда мне это рассказывали, я удивился: «Как? Мы же сдавали свои проекты в библиотеку?». На что «секретчик» сообщил: «Да, принёс свой проект, бросил на пол, потоптал его ногами, а потом сдал». Да, Шура слов на ветер не бросал.

Другой Шурка, Воронин, не защитился с нами. У него была возможность защититься через год.

Ложка дёгтя.

(Эти эпизоды мне рассказал друг, когда я уже «опубликовал», т.е. выложил в Интернет последнюю часть этих хроник. Друг отказался их читать. Вообще-то, я друга всегда считал человеком весёлым, оптимистом, всегда готовым помочь другим. Как он это пережил? Конечно, меня гложут сомнения, стоит ли об этом писать? И всё же, правде место.)

Назовём героев эпизодов Сашка, Пашка и Степашка. Понятно, имена изменены.

На первом курсе после февраля наша комната (203) переселилась в комнату на третьем этаже, которую освободили выпускники. Комната была вся заставлена пустыми бутылками, везде стояли банки с пеплом и окурками. Нам пришлось сильно потрудиться, чтобы убрать в комнате, всё помыть. На шестом курсе у многих парней как бы отказали тормоза. Это как на вступительной компании: если ты сдал успешно три экзамена, то ты уже поступил – неважно, как ты напишешь сочинение на четвёртом экзамене, зачисляли всех. Так и на шестом курсе: если студент сдал экзамены за 5-ый курс, считай, что диплом у тебя в кармане. Вот и пили без меры. Местным ребятам было проще: у кого-то уже своя семья, кто-то жил с родителями. У некоторых ребят в общежитии, как говорят, «крыша поехала».

Пашка учился с нами с первого курса, поступил после армии. Служил в десантных войсках. В учёбе «звёзд не хватал», выделялся высоким ростом, очень высоким. В плечах был не широк, но сила чувствовалась.

Сашка восстановился на наш курс одним из последних после службы в армии. Поселили его с ребятами с младших курсов. Степашка, когда в его комнате освободилось место, предложил Сашке перейти к ним в комнату.

Дальше с краткостью милицейского протокола (но заявлений никаких не было).

Студенты Олег и Владимир поспорили о чём-то серьёзном. Они нашли свободную комнату в общежитии, закрылись. И дрались в течение получаса или больше. Дрались жестоко – первая кровь их не остановила. В драке, похоже, свою правоту никто не доказал. Хорошо, что обошлось без увечий.

Студент Пашка постоянно пил в комнате. Сосед Сергей, парень достаточно высокий, крепкий, широкоплечий, спортсмен, сделал ему замечание: «Хватит пить»! Пашка его избил – применил знания приёмов рукопашного боя.

Степашка вернулся из дому, привёз с собой несколько пачек Мальборо (я уже писал в четвёртой части, что американских сигарет невозможно было купить даже на чёрном рынке, они появятся в продаже позже). Что интересно, Степашка сам не курил – привёз друзей угостить.

Сашка с Пашкой пришли в комнату к Сашке. Выпили бутылку. Показалось мало. Денег не хватало. Они поискали в тумбочке у Степашки, потом достали его чемодан – денег не было, были сигареты. Бесцеремонно забрали себе. Позже Пашка увидел Степашку: «Я твои сигареты взял. Спасибо». Сказано было с издёвкой.

На шестом курсе многие ребята поехали на будущие места работы. Мои друзья оперативники поехали в Смелу. Я сам с рождением сына жил в селе у родителей. В общежитие лишь иногда заглядывал. Не оказалось в то время рядом такого парня, как Игорь Ена. С переселением в новое общежитие как бы увеличилась разобщённость ребят, этажей стало больше, а сплочённости, особенно между курсами, стало меньше.

Распределение.

Само распределение – это своего рода торг, есть покупатели, представители заводов, КБ, НИИ, министерств. Есть продавец, университет, Физтех. И есть специфический товар – выпускники, хотя, отчасти мы тоже были продавцами, мы были заинтересованы «продать» себя с наибольшей выгодой. И по большому счёту, всё равно, каким по счёту «товар», выпускник будет заходить на распределение: если у него был покупатель, то он дождётся своего выпускника. Очерёдность определялась оценками за учёбу и общественно-полезной активностью студента, за это добавлялись балы. Первым на нашем потоке заходил, кажется, Володя Лобанов, староста 13 группы. В числе первых заходили Вишневецкий (тоже староста), самый продвинутый среди наших отличников Гаврилов, другие наши обладатели красного диплома Железняк Нина, Летучая, Вентлянд, Давидович.

В конце 50-ых годов после создания ракет дальнего действия под сокращения попала авиация, в первую очередь бомбардировочная авиация дальнего действия (инициатива Хрущёва Н.С.). Попали под сокращение военные лётчики, реально они должны были искать новое место работы (как наш Рахманин). Курсанты лётных училищ уже после окончания учёбы так и не попали в лётные части – их просто демобилизовали (знаю конкретных людей). В 1972 году был подписан ОСВ-I, Договор об ограничении стратегических вооружений (см. прим.³¹). Наш курс в процессе всей учёбы гадал, как этот договор повлияет на нас, будут ли призывать выпускников вузов в армию, или ограничатся выпускниками военных училищ. В 1977 году призыв был. В армию после окончания пошли служить: Варакута, Ермолаев, Калиниченко, Монахов, Рысин, Мыхайло, Шуйский. Ещё позже будет служить Карась (сам попросится в военкомате) – но это уже после работы по направлению. Варакута после двух лет службы останется в армии.

Вишневецкий остался в университете, он уже больше года был в «Штабе стройки» ДГУ, который непосредственно подчинялся ректору В.И.Мосаковскому (и проректору по строительству). Как я понимаю, у Мосаковского были непростые отношения с Физтехом, наибольшим факультетом в составе университета. И ему лишний раз не хотелось просить оставить выпускника на кафедре Дуплищева. Проще было распределить его на кафедру экономики. После работы в «Штабе стройки» Вишневецкий так и останется на этой кафедре, позже защитил кандидатскую диссертацию по экономике. (Будет писать докторскую, но СССР к тому времени развалится, защита диссертации отойдёт в сторону.) И можно только гадать, потерял Физтех (в широком смысле слова) учёного Вишневецкого в области ракетостроения, или экономика, госаппарат приобрёл в его лице видного специалиста.

Также не вернётся в родные пенаты Ермолаев после службы в армии.

В университете осталась Света Летучая, станет преподавателем.

В Златоуст уехали Железняки (может, им захотелось самостоятельности от родителей).

В Обнинск уехал Карась. Но там не остался, отработал и вернулся в Днепр.

В Павлоград на завод распределился Голубь.

В Смелу – Коля Гузь и Саша Поздняков, в армию – Витя Головченко.

Шура Дорохов уехал в город в Сибири. А там у них была проблема с пьянством. Ему сразу предложили должность начальника цеха, но Шура был реалистом: «Вы что, мужики? Дайте мне поработать вначале мастером».

Я заходил на распределение среди первых. Но на меня не оказалось «покупателя». Почему? Я не против был пойти в КБЮ, согласен был послужить в армии (со всеми доплатами доход в армии был бы выше почти в два раза, чем на гражданке, учитывая наличие жены и сына и отсутствие квартиры – это было неплохим вариантом). Что во мне было не так?

Один эпизод, который стёрся в памяти многих. Но запомнился ребятам в общежитии. Мы уже защитились, предстояло рассчитаться с университетом. Коля Гузь встретил Лёшу Майского с женой Валюхой. Давно не виделись. «По 100 грамм чая?» «Давай». Вечер. Они зашли в комнату к Майскому, налили «чая». Когда наливал, заметил, чего-то стол закачался. Что за чепуха? Я ж ещё не пил. За стенами какой-то шум. Выглянули в коридор, Ваня Степанов на весь коридор: «Мужики, кто шатает общежитие?» И тут громогласно завыла сирена – практически все даже не догадывались о её существовании. Землетрясение. На 8-ом этаже шатало сильно. Надо спускаться на улицу, на землю. У кого-то был переполох, не одеваясь, помчались вниз. Леонид и Николай, переглянулись: «Да ну его!» Валя: «Вы как хотите, а у меня дети дома», – взяла пальто и пошла вниз. Мужики остались. Толчки продолжались не больше минуты (55 секунд, если быть точным). Внизу в толпе ждали продолжения. Когда пришло осознание, что повторения не будет, зазвучал общий смех, посыпались шутки. (Меня в общежитии не было.)

Это было Карпатское землетрясение (с эпицентром в Румынии) 4 марта 1977 года, в 21:22, 8-9 баллов, до нас докатились 4-5-балльные толчки (это цифры для Москвы, у нас были не меньше).

Отгуляли выпускной.

После выпускного ребята забирали документы, устраивали себе небольшие каникулы перед поступлением на работу, кто-то готовился к переезду, кто-то – к службе в армии. Выселялись из общежития. Я тоже освободил общежитие. При этом оставил в подарок младшему поколению свои разборные гантели по 24 кг. Вишневецкий практически сразу после защиты (на следующий день?) вышел на работу в «Штаб стройки», у него защита дипломного проекта была как отпуск в «Штабе стройки».

В поисках работы.

А я пришёл на кафедру. Был разговор с Михаилом Илларионовичем. Предложил мне самому поискать работу. И ещё, так как у меня не было направления на работу (не было распределения), то мне полагалась стипендия, но чтобы её получать, требовалось решение ректора. И сказал, что вместе со мной пойдёт на приём к ректору по этому вопросу. Конечно, я был благодарен Дуплищеву за участие в моей судьбе, его ректор знал, меня – нет. (Меня это даже немного удивило – если бы со мной пошёл куратор Перлик В.И., это воспринял бы нормально, а сам профессор – увы, там были сложные взаимоотношения, о которых я не догадывался.) Мы с ним шли через парк с физтеха в главный корпус ДГУ, и профессор мне откровенно сказал, что мне не дали допуск к работе. Для меня были закрыты ЮМЗ, КБЮ, а также армия и другие «почтовые ящики» (закрытые предприятия). Мы вместе с ним сидели в приёмной у ректора, вместе были у ректора. Я не помню уже, был ли один визит к ректору. Кажется, были ещё, но уже без Дуплищева. В части стипендии вопрос решился положительно – и на том спасибо. Но работу надо искать самому.

Отступление. За время моих посещений ректора запомнился один из вопросов, который тогда рассматривал Моссаковский: немолодой профессор университета вместе с женой занимали квартиру из 5 комнат, дети выросли, разъехались, профессорам полагалась дополнительная комната (кабинет для работы). Комментарий этой ситуации я услышал от самого ректора (нет, конечно, он не со мной делился, просто он высказал его в моём присутствии). Квартплата в СССР была небольшой и для простых работяг, а в сравнении с профессорским окладом и вовсе была мизерной. В стране остро стоял жилищный вопрос. Семья профессора занимала избыточную площадь, и никак не хотела, скажем так, поделиться.

Рассказал дома о ситуации. Старший брат, работал на стройке, землекопом, потом такелажником, предложил: «Давай к нам на стройку пойдёшь. Меня руководство знает, уважает. Тебя возьмут. У тебя же диплом есть». Я сомневался, что меня возьмут, точнее, был уверен в обратном. Но отказать брату – обидится, скажет, что я зазнался. Надо, наверное, объяснить молодым читателям (если такие есть), что в Советском Союзе человеку с высшим образованием сложно было устроиться на рабочую должность. Каждый выпускник обязан отработать 3 года по направлению, а потом можно было уже искать что-то другое. Вместе с братом пришли к руководству треста (Трест 17), у них совещание как раз было. После совещания я зашёл. Выслушали:

– Инженер-механик. А по какой специальности?

– Производство летательных аппаратов.

Пауза.

– Так мы дома строим. Нам не надо, чтобы дома летали.

В поисках работы я ездил в Энергодар – на Запорожскую атомную электростанцию. Ездил в Смелу, куда получили направление мои друзья с третьего направления. Наверное, приехал слишком рано, никто из ребят ещё не приехал на завод, хотя, вряд ли они мне чем-нибудь помогли бы. (Заодно заехал в Канев на могилу Кобзаря.) Тесть агитировал трудоустроиться на азовском побережье, но это маленькие города (кроме Жданова – Мариуполя), где работу найти не так просто. Обращался в отделы кадров, получал примерно одинаковые ответы. Если бы я на первом курсе перевёлся в группу брата на 3-ье направление, то, наверное, легче было бы найти работу на «гражданке». Я даже позвонил по телефону в КГБ в отдел по трудоустройству, на что мне ответили, что они сами подбирают работников. (Кстати, в этой организации работало немало выпускников физтеха.) Устроиться куда-нибудь работать на рабочую должность я тогда ещё не думал.

Моя жена Людмила работала программистом в КБ «Днепровское» (входило в объединение ДМЗ). Она спросила у своего руководителя, надо ли люди в отдел. Я встретился с ним, поговорили. Мою судьбу решил Дурнев Василий Иванович, молодой высокий (очень высокий) парень, он был руководителем группы в составе сектора. Его не смутило, что я по диплому не программист, он и сам был физиком, а не программистом. Работы в СССР было много, а безработных не было. (Из старого анекдота о семи странностях Советского Союза.) Так случайно выбор выпал на эту профессию, я стану программистом-самоучкой. Удивительно, но это окажется именно моя профессия, в которой мне было интересно работать. Которая давала не только «хлеб», но и удовлетворение от работы. После беседы с Василием я ещё буду с месяц ждать допуска на работу, это КБ тоже было «почтовым ящиком». Но с другим уровнем допуска. Вначале июня начал работать.

Национальный вопрос.

Всё же для меня остался невыясненным один вопрос: почему мне не дали допуска на работу? На первом курсе нас проверяли, дали допуск учиться. Что изменилось за 5 с половиной лет, что я сделал такое, что на мне «поставили крест»? Может, из-за того, что я немец? Или из-за того, что родители во время войны попали в Германию? В истории советской космонавтики есть один из её основоположников Раушенбах Борис Викторович, немец по национальности (из поволжских немцев – см.прим.³²). Я о нём узнал, читал (может, кто-то в лекциях упомянул – по теории управления) ещё во время учёбы. То есть немцы работали в ракетостроении. Вначале думал, что я всего один такой на весь курс. Потом узнал, что были ещё ребята, которые не получили допуск. Коля Давидович – с ним вообще интересная пертурбация получилась, он в итоге сам стал определять, кому давать допуск, а кому нет. Вася Карась – всю жизнь он был на стрёме, ждал от государства какого-нибудь подвоха. Потому и Обнинск был. Удивительно, при отсутствии допуска, т.е. РВСН (Ракетные войска стратегического назначения) для него были закрыты, он попросился в военкомате и пошёл служить ракетчиком (очередной его проект, окончившийся ничем). В армии он окажется в ещё более худшей ситуации, чем во время учёбы. Случай дедовщины с его подчинёнными, он откажется замять это дело, настоит на суде. Сам комдив будет беседовать с ним целый час на стадионе (вертолёт с генералом приземлился на стадионе), нет, он его не отговаривал, он выяснял его позицию. После этого он до конца службы будет один против всех, исключая генерала. И это Вася, который боялся победить в шахматы комсорга группы. Три студента без допуска на одну группу – многовато. А ещё допуска не было у старосты группы с русской фамилией, Юрки Рудакова. Но я не знал всех «коллег по несчастью».

Со временем я понял причины, но не представлял, в каких масштабах это было. И уже в настоящее время после встречи с Игорем Шпирка (его это тоже коснулось) ситуация прояснилась.

В 70-ых годах в высших эшелонах власти приняли решение приоткрыть немного «железный занавес», а именно разрешить гражданам страны еврейской национальности выезд на ПМЖ. Наверное, они (высшие эшелоны власти) не ожидали такого исхода евреев (см. прим.³³). Университет, Физтех, преподавательский корпус стали как бы заложниками Конституции. По конституции нельзя было запретить человеку учиться там, где он хочет. Но на ПМЖ отпускать можно людей, у которых не было допуска к секретной информации. И уже при распределении в связи с возможным желанием покинуть страну в будущем студентам еврейской национальности закрывали допуск к этой информации, то есть к работе по специальности. От греха подальше. И дело не только в записи в 5-ой графе паспорта. Дело в корнях (почти по Пруткову). Увы, для нашего потока на всех возможных местах работы, на всех предприятиях информация была секретной.

За пять лет я женился. Люда была смуглой девушкой. Её можно было принять даже за цыганку. В детстве проходившие через село цыганки увидели смуглую девчушку и забрали её с собой. Мама была в отчаянии. Хорошо, что отец заглянул домой, хорошо, что у него был свой мотоцикл «Урал». Он догнал цыган и забрал дочь. У Люды папа был украинцем, а мама – еврейкой. Кто-то мог видеть в её внешности еврейские черты. Мне было всё равно, какая у Люды национальность. Но с моей фамилией Люду считали бы не немкой, а еврейкой. Потому она отказалась в ЗАГСе от моей фамилии. Я вспоминаю, как перед свадьбой один из моих друзей спросил меня, знаю ли я, что невеста еврейка. И теперь я задаю себе вопрос, неужели друг что-то знал ещё тогда о «национальном вопросе»?

Около 10% выпускников (по оценке Игоря – и я с ней согласен) не получали допуска к работе. То есть в каждом выпуске было порядка 20 человек без допуска. У евреев сильно развито чувство взаимопомощи, они могут пристроить своих детей, кто-то был даже рад «свободному» диплому. Поэтому в большинстве случаев всё решалось проще, чем у меня. Я не был евреем. У моих родителей и у меня не было каких-либо связей.

Жизнь моя не рухнула. Не состоялся ракетчик. Но нашёл другое призвание. Хотя, я бы предпочёл знать об этой возможной ситуации раньше, ещё при поступлении.

* * *