 |
|
 |
|
|
|
|
Николай Юдин
© Юдин Н.В., 2019 Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
ЮНОСТЬ. СУВОРОВЕЦ И КУРСАНТ
Казанское суворовское
Желание стать военным у меня сформировалось после того, как перед самым Новым 1959 годом на улице небольшого города Кунгура, что в Пермской области, я увидел суворовца. В шинели, шапке, хромовых ботинках и в брюках с лампасами, ну красавец, да и только. Пришел домой и рассказал родителям об увиденном и желании учиться в суворовском училище. Они очень удивились и посчитали, что это моя детская блажь и ничего более… Тем не менее, я почти каждый день им об этом напоминал. Через военкомат начали оформлять документы для поступления в Свердловское СВУ. Учился я на «отлично», но вот с физической подготовкой были проблемы: хиленький был, – типичный «маменькин сынок» – подтянуться на перекладине, ни разу не мог, а при поступлении это надо было делать. Занялся своим физ. воспитанием, стал отжиматься, подтягиваться и потихоньку сдвинулся с мертвой точки. Но поскольку «над душой никто не стоял», занимался так, спустя рукава, надеясь на пресловутое русское «авось». Через военкомат получили вызов в училище для сдачи экзаменов и вместе с отцом поехали в Свердловск. Как я ни старался сдавать экзамены, не удалось получить нужное количество балов – в общем, не поступил. Забрали документы и «рванули» в Казань, где экзамены только начинались. Здесь все экзамены, кроме одного, я сдал на «отлично», то есть, считай, уже был зачислен – оставалось пройти только медкомиссию, которая проводилась в местном госпитале и так тщательно, будто нас готовили в космонавты. И вот медкомиссия пройдена, далее приказ о зачислении и – я суворовец. Нам тут же выдали форму, которую мы с удовольствием одели. После того, как отец уехал, мне стало впервые как-то грустно. Ни друзей, ни знакомых – только старшина Голубев и офицер воспитатель майор Гугнин, и… первый взвод первой роты! Роту еще полностью не сформировали и мы – те, кто уже были приняты, некоторое время были предоставлены сами себе. И вот однажды, гуляя по аллее парка с Сашей Солдатовым, мы встречаем майора, и лихо так отдаем ему честь. Он нам тоже «козырнул». А нам понравилось и мы, оббежав его кустами, снова вышли ему на встречу и снова отдали ему честь, как нам казалось, правильно. Он снова «козырнул», а потом остановил нас и спросил, кто с нами проводил занятия по отданию воинской чести в движении. Мы растерялись, какие занятия по отданию воинской чести?! Это же так просто! Их никто не проводил. И вот тогда-то мы впервые узнали, как отдают честь в движении и что такое строевой шаг. Занимался он с нами минут 30, но нам и этого хватило, чтобы понять непреложное правило кадет «всех времен и народов» – не высовывайся, будь подальше от начальства, а то увидит и даст работу.
Первое время долго привыкал к распорядку дня, никто же не учил нас этому, когда мы были в домашней обстановке. Самым неприятным воспоминанием до сих пор остаются подъем, утренняя физическая зарядка и умывание. На подъеме надо было соскакивать с постели, отбрасывать одеяло на спинку кровати и одеться за 45 секунд, чего нам вначале никак не удавалось. Потом бежать на физзарядку при любой погоде на улице, но самое страшное было умывание с обливанием холодной водой из-под крана, за этим постоянно следил присутствующий всегда на подъеме старшина Голубев. Лично для меня, это была пытка почище любой инквизиции. Кроме того, все приходилось делать самому – и убирать за собой, и воротнички пришивать, и брюки гладить, и полы натирать и многое что другое, чего ты бы никогда не делал, проживая дома. В детском возрасте всегда возникают «непонятки» среди таких же, как ты, и для того, чтобы выяснить, кто прав, а кто не очень, приходилось драться. Я уже говорил, что я был «маменькин сынок» и силы у меня было не так много, как мне хотелось, поэтому даже если я был прав, то все равно был не прав по той причине, что не хватало силенки эту правду доказать. После таких вот разборок так хотелось домой к маме, где тебя никто не поднимает за 45 секунд, не гонит на зарядку и не заставляет обливаться холодной водой. Я даже несколько раз писал, чтобы мама забрала меня из училища. На ноябрьские праздники она приехала, сказала: «Потерпи год», накормила пирожками, и уехала… Началась учеба, стало значительно интереснее, чем «курс молодого бойца». Первые каникулы у нас получились как раз перед Новым годом. Наша семья жила тогда в Ленинграде (отца отправили учиться на арт. курсы в академию им. Кирова) и чтобы мне уехать, нужно было поручительство от родителей, что они разрешают мне ехать одному. Такое поручительство командование получило, прикрепив мне суворовца из старшей роты (для того, чтобы он в Москве посадил на поезд в Ленинград), купив билет до Ленинграда, отправило меня в Москву. Дело было все в том, что в то послевоенное время в училище учились «военные переростки», которым было по 19-20 лет. Они «закинули» меня на третью полку, а сами занялись «беседой» с подсевшими к ним девушками. Откуда-то появилась водка, закуска и прочая снедь, и «пошла, писать губерния», мне достался только «бутер» с колбасой и стакан чаю. Приехав в Москву с моим сопровождающим, мы как-то потерялись – он был слишком увлечен одной из девушек, и «разошлись наши пути». Я остался один, без рубля в кармане, а самое главное – без билета до Ленинграда, билет остался у него. Что делать? А делать надо было что-то. А что? Спросил, как добраться до Ленинградского вокзала, мне показали: «Да вон он, напротив». Перешел на Ленинградский вокзал, а дальше-то что? Зашел в зал ожидания, забился в самый дальний угол и горько заплакал от обиды – не знал, что делать. Мои всхлипы услышала одна добрая женщина и подошла ко мне. Я с трудом, через слезы рассказал ей все, что произошло со мной. Она оказалась матерью капитана третьего ранга и он, через военного коменданта Ленинградского вокзала, как-то решил вопрос с моей посадкой в поезд, причем в то же купе, где ехала его жена и мать. Все было хорошо до Калинина, где мы все перекусили в ресторане и уже собирались спать. А, нет! Вот тебе и ревизоры «нарисовались». Правда, прибежавший проводник с глазами, как у вареного рака, сумел нас с кап. 3 предупредить о них. Выход был один – либо прятаться под нижнюю полку, либо там, где лежали матрасы. Спрятался там, где лежали матрасы, – воздуха было побольше. Зашел ревизор, внимательно посмотрел, ничего и никого лишнего не заметил и закрыл дверь. Я еще некоторое время полежал, согнувшись там, а когда ревизор ушел в другой вагон, я окончательно спустился вниз. Далее, уже без каких-либо осложнений, мы доехали до Ленинграда. На Московском вокзале меня, как ни странно, встречала моя мать (как оказалось, она встречала все поезда из Москвы, потому как не знала, каким поездом я приеду). Мы поблагодарили семью за помощь, на этом и расстались. Вот так я съездил в свой первый отпуск, о котором добрые воспоминания остались до сих пор. В отпуске время зря не терял, мама не давала, а культурно « насыщался». Побывал в Эрмитаже, Казанском и Исакиевском соборах, Петропавловской крепости, Русском музее. И так было все 10 дней отпуска, выспаться толком не сумел…
По приезде из отпуска нас начали «вербовать» в секции для занятий спортом. Все хотели в бокс кроме меня – «бить человека по лицу я с детства не могу». Отобрали человек 15. Потом отбирали в гимнасты, легкоатлеты, фехтовальщики и другие секции… Меня никто никуда не звал. Пришел тренер по плаванию Ростислав Иванович Лемешко, и спросил: «Кто хочет заниматься плаванием?» И тут меня как подхлестнуло: «Я-я-я-я-я-я…». Он взял меня и еще человек 10. Приехали в бассейн, и он проверил всех нас на контрольной дистанции 50 метров. Я, как это ни странно, оказался со вторым результатом и был зачислен в секцию плавания и 7 лет, благодаря Лемешко, не вылезал из бассейна. Проплывая на отдельных тренировках по 10-12 километров в день, стал «мастером спорта СССР», и уж, конечно, физически стал значительно сильнее. Те, кто меня раньше обижали, теперь уважительно относились ко мне и никак не показывали свое превосходство, а если пытались показать, то получали по «сусалам», и этим все и заканчивалось. Но немного отвлекся… А жизнь шла своим чередом. Учеба в Суворовском училище резко отличалась от учебы в школе, и, прежде всего, контролем со стороны офицера-воспитателя, уровнем подготовки педагогов, подачей материала и максимальной сложностью выполняемых заданий. Как я не старался, а на «отлично» не тянул, как это было в школе. Педагоги были высшей категории, как сказали бы сейчас, причем по всем предметам. Таких «на мякине» не проведешь! Я постоянно недосыпал, так как на тренировку в бассейн мы каждый день выезжали в 6 часов утра, все остальные еще спали до 7 часов, а мы в это время уже вовсю махали руками в бассейне. А после занятий мы снова уезжали в бассейн, и снова тренировка, а потом самоподготовка, на которой я нередко клевал носом. А все «клюющие» носом по приказу майора Гугнина шли к доске, где висела карта сначала СССР, а потом и мира и час стоя проводили у этой карты – вот, наверное, почему географию я знал на «пять». В особом приоритете был иностранный язык – в наше время французский – 6 часов в неделю, а с 9 класса еще добавилось 2 часа военного перевода. В среду всё училище говорило только на французском языке. В эти же дни в клубе училища показывали фильмы на французском, какие-то постановки из известных произведений, диалоги, монологи и др. Математика, физика и химия в старших классах, преподавались на уровне 1-го курса института. В воскресенье всегда, и летом и зимой, проводились кроссы – летом на 3 км, а зимой на 10 км на лыжах, и я подчеркиваю – это было каждое воскресенье… А после кросса, спортивные игры – футбол, баскетбол, ручной мяч, волейбол… до «упаду». В училище был прекрасный парк и много игровых площадок – баскетбольные, волейбольные, поле для футбола и ручного мяча – в общем, все условия, только занимайся. И занимались. Офицеры, воспитатели и старшины – все поголовно были фронтовики. Нам очень нравилось, когда на 9 мая они надевали свои награды. Нам казалось, что к этим наградам причастны и мы. Не всегда они прибегали, прямо скажем, к не педагогическим, но достаточно эффективным методам воспитания. Нас (по тем временам) кормили на убой, но нам, растущим «здоровенным лбам», все равно не хватало того, что давали. Кстати, в училище, я научился, есть вареное сало и вареный лук, чего у мамы дома и представить не мог, что когда-нибудь съем. Или скажем, сало с луком зимой – да пища Богов, можно сказать, «нектар» местного разлива. На второй завтрак нам обычно давали либо ватрушки с творогом, либо с повидлом и предлагалось их съедать за столом, но нам хотелось эту «ватрушечку» съесть где-нибудь в перерыве, но только не за столом. Вот и выносили мы эту бесценную радость в кармане брюк, а старшина Голубев, как орел со скалы, наблюдал за всеми этими нашими ухищрениями, и затем, чтобы мы не делали этого. Однажды попался и я. Позавтракал, незаметно, как мне казалось, для Голубева, положил ватрушку с повидлом в правый карман брюк и двинулся на выход. На самом выходе меня останавливает окрик старшины Голубева: «Суворовец Юдин, ко мне! Что у вас в правом кармане?» Я даже не успел ответить, как он своими ручищами, которыми снес не один фашистский череп, берет снаружи мой правый карман, и начинает мою любимую ватрушку превращать в муку. Представляете, что осталось от ватрушки, и в каком состоянии был мой правый карман? Вся следующая перемена у меня ушла на отмывание этого кармана от того, что там осталось. Феномен Голубева был в другом (за что мы все его очень любили) – он обычно в летних лагерях, куда мы выезжали на сборы, рассказывал нам про войну, а воевал он в разведке. Мы просто все заслушивались от того, как он рассказывал. Как-то раз, рассказывая очередную «байку», сказал нам, что может метать любое оружие. Решили проверить и на следующий день принесли ему на выбор – штык, нож от автомата, просто перочинный нож, вилку из столовой и малую саперную лопату (МСЛ-50), и попросили: «Покажите». Ничуть не смущаясь, он взял в руки все эти инструменты и со словами: «Это же так просто», метров с 15 «всадил» все эти колющие и режущие предметы в деревянный щит. Зауважали! Как же мы его зауважали после этих бросков. Навык, выработанный за годы войны, когда надо было бороться за свою жизнь, не пропал даром до сих пор, а ведь, сколько уже лет прошло! И еще, что отличало Голубева, от других – стрельба. Он стрелял из всего, что было под рукой, и всегда без промаха – с первого выстрела, а мы в этом убеждались не раз. Он говорил: «Если ты с первого выстрела не поразишь противника, второй выстрел он тебе сделать уже не позволит, поэтому стреляйте один раз и точно!», что мы и старались делать. Надо прямо сказать, что в Суворовском училище я настрелялся на всю свою оставшуюся жизнь. Нигде больше я так много не стрелял, как в СВУ, причем из всего оружия, которое было в то время, на вооружении мотострелков Советской армии. Научил стрелять он и нас, да еще как! Вот такой был у нас воспитатель – разведчик старшина Голубев. Бытовала в училище и еще одна фраза: «С таким бы я в разведку не пошел!» – говорилось это о тех людях, которые себя, чем бы то ни было, опорочили. И мы таких считали изгоями и всячески их сторонились.
Когда я еще только познавал азы армейской службы, учась в Суворовском Военном училище, изначально нам прививалась гордость за свою страну и патриотизм. В те, еще детские, «сопливые» годы мы готовы были, с честью взяв в руки оружие, сражаться, а если надо было – то и умереть за свою Родину – СССР. Как только мы поступили в училище, нам в торжественной обстановке вручили и закрепили автомат Калашникова, показали место в пирамиде, где он стоит, и объяснили, как за ним нужно ухаживать. Я тогда еще и не понимал вовсе, что с этим автоматом я проведу, не расставаясь почти всю свою сознательную жизнь. Я буду с ним совершать марш-броски, бегать и плавать, спать, стрелять, а в смутное, «украинское» время пугать бандеровцев и националистов всех мастей. Спутниками АК стал противогаз, ОЗК (общевойсковой защитный комплект) и МСЛ (малая саперная лопатка) – без этих необходимых предметов не обходился ни один выход в поле. Пока наши одноклассники, начиная с июня месяца, грели свое нежное тело на летнем солнышке. Мы в это время в полной военной экипировке, как кроты, зарывались в землю, стреляли из автоматов и пулеметов, метали ножи и лопатки, совершали марш броски на 25 км (а последний километр в условиях заражения противником ОМП местности, по которой бежали), метали ручные гранаты на дальность, и по конкретным целям, окопам, например, в общем – учились науке «как людей убивать». А если по суворовски, то постигали «Науку побеждать». Вот прочтет эти строки какой-нибудь американский «ястреб», и разнесет по всему миру, что в Советском Союзе с 11 лет «пацанов» учат убивать других людей. Не сказав, как всегда, всей правды – что наша страна никогда первой ни на кого не нападала, а всегда оборонялась и защищалась от тех, кто на неё нападал. И это в истории нашей страны случалось не раз... Будучи командиром дивизии в журнале «Зарубежное Военное обозрение» прочитал о подготовке американских «коммандос», и пришел к выводу, а ведь нас, еще таких молодых, готовили-то «покруче». Еще в те, Суворовские годы, за минуту из положения лежа, мы отжимались 60 раз и приседали за эту же минуту тоже 60 раз. «Выход силой» на перекладине – 25 раз, это была норма. Но у нас-то эти нормативы были еще в 60-е годы, а они эти нормативы стали вводить только в 80-е годы прошлого столетия и то, для «коммандос» этаких Шварценегеров. А плавать в полной экипировке, да еще с автоматом за спиной, слабо «товарищи» америкосы? Для нас это было нормой! Систему выживания в сложных условиях я испытал на себе еще тогда, когда учился в СВУ, правда, позже по неизвестным мне причинам, почему-то от неё отказались, а зря! А вот как вам это! За неделю нашей группе из 10 человек с инструктором, надо было пройти 120 километров в полной военной экипировке, имея при себе суточный паек, леску с набором крючков и спички и.больше ничего. Что есть и пить, когда у тебя только одна фляга воды, как умываться, как спать без одеяла и перьевой подушки тогда, когда мы только выходили, просто себе не представляли. Правда, помимо всего прочего, у каждого из нас была плащ-палатка и шинель в скатке. Инструктором группы был наш старшина Голубев, провоевавший всю войну в разведке и для него, как мы потом поняли, этот выход был легкой прогулкой. «Надежный был товарищ!» – сказал бы я сегодня. «ОН» научил нас всему, как говорилось в Брежневские времена, тому, «что было необходимо на войне». Почти все из нас, в первый же день «сожрали» весь паек, и казалось, что они будут «сосать лапу». Не случилось этого, благодаря опять же старшине Голубеву. Он научил нас всему – разжигать костер с одной спички под проливным дождем, показал съедобные травы, щавель, мелиссу, мяту, крапиву и одуванчик, научил готовить разные супы из этих трав, научил ловить рыбу, которой в Волге, было, оказывается, если правильно и умело ловить, «выше крыши». Мы ели все, что показывал нам Голубев, не боясь отравиться. Ели голубей и разную рыбу обваленные глиной, наслаждались вкусом муравьиной кислоты и перепелиными яйцами. В селах, через которые нам приходилось проходить-пробегать, «разживались» прошлогодней картошкой и солью у добрых, готовых сделать все для своих защитников, сельских жителей, учил ведению диалога с этими людьми. Вы когда-нибудь ели змею, а супчик из неё, ну очень вкусный? А вот мне довелось, и именно в этом походе! Мясо змеи отдаленно напоминает мясо кроликов, «у которых ценный мех», а шкура змеи ушла на ремешки для часов. Сейчас уже и не вспомню, ведь столько лет прошло, чему еще очень полезному, нужному для жизни обучил нас этот замечательный человек. Кроме всего прочего, он обучил нас в полной мере правильно пользоваться компасом, спать на плащ-палатке, укрывшись одной шинелью, как правильно укрываться плащ-палаткой, когда идет проливной дождь и другим многим армейским хитростям знакомых ему, которые пригодились и в последующей нашей жизни, пусть даже, может быть, и совсем не военной. Пришли мы к пункту назначения, конечно же, вовремя. А как же могло быть иначе, когда с нами был такой провожатый, как старшина Голубев. Многому мы у него научились, и это осталось в памяти на всю оставшуюся жизнь. Глядя сейчас, во что превратили некогда элитные учебные заведения, такие как Суворовские Военные училища, диву даешься. Вообще история Суворовских училищ идет еще с грозовых военных лет. Инициатором создания СВУ стал, за что честь ему и хвала, вождь «всех времен и народов», товарищ Сталин. В Советском Союзе по его приказу было открыто 15 Суворовских училищ, начиная от Киева, Минска и Ленинграда на Западе, кончая Уссурийском на Дальнем Востоке, где обучались в те годы в основном «дети войны» потерявшие родителей на фронте или оккупированных территориях. Эти училища давали прекрасное образование, а выпускники-суворовцы поступали из этих учебных заведений в основном в военные училища, и становились в дальнейшем надежными защитниками Родины. А что сейчас? Кто мне точно скажет, сколько сейчас в России Суворовских училищ? Уверен на все 100% – не скажет никто, даже, из самых осведомленных. Помимо именно Суворовских Военных училищ, появились, и в большом количестве, Кадетские корпуса, Кадетские корпуса видов и родов войск, Кадетские пансионы и школы, Кадетские классы в общеобразовательных школах и прочие учебные заведения со словами суворовские и кадетские. Все они отдаленно напоминают, как по уровню военной подготовки, так и по уровню образования, именно Суворовские Военные училища, которые были созданы еще при Сталине. Недавно прочитал в одной газете, что в Одинцово, Московской области, как раз там, где располагается ГШ РВСН, набираются мальчики в Кадетскую школу и пансион. Стоимость обучения в таком Кадетском пансионе обойдется родителям кругленькую сумму – всего-то в 60 тысяч рублей в месяц. Интересно, какой же такой патриот своей Родины получится из этого юноши, когда родители платят за его обучение и воспитание 720 тысяч рублей в год, да есть ли у большинства наших граждан такие деньги. Вот такая грустная история получается и что, кроме крепких русских всем известных слов здесь сказать? Слов не хватает, одни эмоции! Потихоньку, медленно, но верно, мое обучение в СВУ заканчивалось. Надо было делать выбор, куда пойти учиться дальше. Выбор был не простой. Дело было в том, что в те годы СВУ в основном готовили нас для поступления в ВОКУ (высшее общевойсковое командное училище), и шли мы сразу на второй курс. На самом деле выбор был большой – от факультета разведки в Киевском ВОКУ до факультета Московского – имени Верховного Совета – самого, пожалуй, престижного ВОКУ в стране. Как-то раз нас, уже выпускников, повезли в Казанское танковое училище с целью ознакомления с техникой и вооружением танковых войск, и целью привлечения нас поступать в это училище. Была зима, на улице минус 45 градусов, а нам показывают и рассказывают про танки, что стоят на открытой площадке, а потом еще и говорят: «Залезьте в танк, там вам будет теплее». Конечно, там было «теплее», не было ветра, а так-то был такой «дубак», «мама не горюй». Когда я вылезал из танка, нечаянно голой рукой коснулся мощной брони, и часть кожи осталась на этой броне. Как вы думаете, «нормальный» человек стал бы поступать после этого в танковое училище? Я лично отказался – не приглянулись мне танки и артиллерия. Бегать в мотопехоте в наступлении, рыть окопы и ходы сообщения в обороне, тоже как-то не очень хотелось. Мне хотелось что-то интеллектуальное, ну, скажем, летать, как Покрышкин – это была моя давняя затаенная мечта. Для того, чтобы летать, надо было пройти медкомиссию, которую я «успешно» не прошел. Для «пехоты» я годен, а вот для авиации – нет.
Расстраивался я недолго, надо было делать какой-то другой выбор – командование торопило. Мать просила приехать в Пермь и поступать в Пермское ВКИУ: «Хоть пять лет рядом со мной поживешь». «Ракетчик, – подумал я – а что, в этом есть что-то привлекательное». Остановил свой выбор на Пермском ВКИУ. Таких, как я, в Казанском СВУ нашлось 5 человек, четыре «кадета» (учились 7 лет) и один «кутузовец» (учился 3 года). Нас, после сдачи экзаменов и получения аттестата зрелости, вывезли в лагерь, где наши же педагоги готовили к сдаче экзаменов в ВВУЗы. Готовили нас не долго – дней 10 – по математике и физике, и все… с чемоданами на выход… Переодели нас в курсантскую форму, дали документы в руки, и… свободны. У меня возникла мысль (я уже тогда старался быть лидером коллектива) а что, если не поездом ехать, а лететь самолетом?! Экономия целых двух дней, что мы могли бы побыть дома (все были из Перми). Так и сделали. Доплатили к перевозочным документам по три рубля и купили билеты на самолет и полетели… на ИЛ-14 – был такой самолет. Летел я первый раз – да, кидало; да, были воздушные ямы, можно даже сказать, пропасти, но долетели и приземлились на аэродроме Бахаревка в Перми. Мои друзья – товарищи были все зеленые, а «кутузовца», рвало весь полет, на него вообще смотреть было страшно. Но долетели. Ура-а-а-а! Вот мы и в Перми и еще есть два дня отдыха, и только потом. А что будет потом, нас в это время, меньше всего интересовало…
|
|
|
|