 |
|
 |
|
|
|
|
Ковригин Л.А.
Из воспоминаний
|
К 80-летию «Красмаша» Полигонное образование НАША СПРАВКА С 1947 по 1957 года Капустин Яр был единственным местом испытаний советских баллистических ракет. на полигоне были проведены испытания ракет Р-1 (сентябрь — октябрь 1948 года, сентябрь — октябрь 1949 года), Р-2 (сентябрь — октябрь 1949 года), Р-5 (март 1953), Р-12, Р-14, и т. д. 2 сентября 1959 года на полигоне ракета Р-12 впервые в мире, стартовала из шахтной пусковой установки. В 1957-1959 гг. на полигоне Капустин Яр проходили пуски межконтинентальной крылатой ракеты «Буря». 20 мая 1960 года на территории Государственного полигона был образован учебный Центр ракетных войск Сухопутных войск, в задачи которого входило формирование боевой слаженности создаваемых ракетных частей, обучение и переподготовка специалистов-ракетчиков, создание нормативных документов для всесторонней боевой деятельности ракетных частей Сухопутных войск. 16 марта 1962 года Капустин Яр стал космодромом: был осуществлен запуск спутника «Космос-1». в дальнейшем с космодрома Капустин Яр стартовали небольшие исследовательские спутники, для запуска которых использовались ракета-носитель легкого класса серии «Космос». В последующие годы на полигоне испытывалось и испытывается большое количество разнообразных ракет малой и средней дальности, крылатых ракет, комплексов и ракет ПВО.
Мы очень много времени проводили на полигоне Капустин Яр. В 1963 году я был в командировке 11 раз. Пуски проводились в защиту каждой партии изделий. Оплата за партию ракет заводу проводилась только после успешного проведения КСИ (контрольно-серийных испытаний). Работы на полигоне при подготовке к пуску проводились в две смены. Жили мы вначале на центральной 10-й площадке, так называемом «Зале Чайковского». Громадная казарма из одной жилой комнаты, в которой стояло более сотни кроватей. На работу на технические (ТП) и стартовые позиции (СП) ездили на мотовозе, который возил несколько вагонов (это за 40 км). Позже, когда на 4-й площадке сдали гостиницу, мы стали базироваться там. «Техничка» (20-я площадка) была в 5 минутах ходьбы. Работы по подготовке изделий к пуску и пуски проводились личным составом войсковых частей, которые несли боевое дежурство в различных районах Советского Союза. Подразделения этих частей приезжали на полигон Капустин Яр за несколько месяцев до пуска, проходили тренировки в учебном центре, сдавали экзамены на допуск к работе с материальной частью и только после этого работали с нашими ракетами. (Иногда мы были вынуждены ждать, пока боевые расчеты получат допуск — в учебном центре сдать экзамен с первого раза удавалось далеко не всем). Задачей бригады специалистов завода было контролировать правильность выполнения боевым расчетом операций по подготовке ракет к пуску и при проведении пуска, а также решение технических вопросов, возникавших в процессе работы. Необходимость контроля была вызвана тем, что на полигоне допускалось выявление не более двух замечаний к нашим изделиям на ТП и не более одного на СП, иначе изделия подлежали возврату на завод. Потому мы следили за действиями личного состава во все глаза! Бригаду обычно возглавлял зам. начальника ОТК Лев Васильевич Тетерин. В состав бригады входили специалисты из КБ по системе управления, системе телеизмерений, по двигателю, по конструкции ракеты, пневмогидросистемам и эксплуатационной документации, а также операторы с КИСа выпускного цеха, слесарь выпускного цеха и представитель военной приемки. Всего до 20 человек (это с учетом двухсменной работы). В составе бригады, обеспечивавшей пуск контрольно-серийной ракеты, от первой партии принимал участие специалист по системе управления из отдела № 19 ОКБ-10 Юрий Михайлович Князькин, у которого мы очень многому научились и теплые дружеские отношения с которым у нас сохранялись многие последующие десятилетия. Испытание холодом Когда мы первый раз приехали на 4-ю площадку в новую гостиницу, была зима, а отопление в гостинице не работало, и на потолке в комнатах был иней. Спали не раздеваясь. Командование части просило потерпеть — скоро дадут тепло. Виктор Шиманский (зам начальника ОТК завода по испытаниям) простудился, и мы в его комнате устроили обогрев: стальную проволоку свили в длинную спираль и подключили один конец к выключателю (розеток в комнате не было), а второй к батарее. Спираль висела в воздухе, и рядом с ней было тепло. В комнате Шиманского у нас было что-то вроде клуба — там собирались после работы и грелись, обсуждали возникшие проблемы, играли в карты. Через некоторое время во всех комнатах появилось тепло, кроме угловой, в которой жил Шиманский. Пошли к слесарям. Говорят: — Пытались ремонтировать, а от стояка бьет током. Отключили проволоку, и у Шиманского стали теплые батареи.
«Особое» мнение Были случаи, когда по разным причинам графики работ на полигоне срывались. То личный состав не получил допуск к работе, то задержка из-за плохой погоды на боевом поле в районе Братска (невозможно задействовать оптические средства контроля траектории). А однажды мы просидели почти месяц — ждали пока пожарные потушат тайгу, которая горела на боевом поле. Сидеть без дела и ждать неизвестно сколько — не просто. Играли в футбол, перекатывали большие камни с места на место. Иногда для разнообразия не ходили на завтрак и т. д. Однажды прилетели на полигон и узнали, что наша ракета на полигон не прибыла. Ждали неделю. Приходит состав. Бригада сопровождения привозит акт о том, что на одной из станций в наш транспорт врезался маневровый паровоз. Осмотрели ракету, внешних повреждений не обнаружили. Кто-то из военных предложил покрутить вручную вал ТНА — вдруг изогнулся? Идея технически абсурдная — ТНА очень жесткая конструкция. Но раз есть предложение — прокрутили (такая возможность была). Не заедает! Провели электрические проверки — отказ в автомате управления дальностью полета. В этом автомате использовались электрохимические интеграторы. Точность работы определялась сравнением времени заряда и разряда электрохимических элементов определенным током. Они довольно часто отказывали. Провели повторную проверку — все нормально. Говорим — самоустранившийся отказ, возможно, связан с механическим воздействием при столкновении. Проверили еще раз — норма! Генерал — председатель комиссии по испытаниям — потребовал заключение разработчика системы управления. Приехал зам. главного конструктора Пилюгина Н.А. Борис Ефимович Бердичевский и утвердил подготовленное нами заключение. При этом был курьез. Представителем Харьковского завода-изготовителя аппаратуры СУ в комиссии был Ваня Тепляков, отличавшийся тем, что всегда под писывал бумаги с особым мнением. Даже когда ему предлагали: «Напиши в акте формулировку, какую ты хочешь, мы подпишем акт», он отказывался и говорил: «Пишите свою формулировку, а я напишу особое мнение». Когда он высказал свою позицию Борису Ефимовичу, тот пытался его призвать к конструктивной работе. Ваня уперся. Бердичевский позвонил на завод в Харьков. Ваню отозвали из комиссии, и больше мы его ни в Красноярске, ни на полигоне не видели. «Без канистры не пропущу!» Было принято решение ракету допустить к пуску, но представители полигона, на всякий случай, настаивали, чтобы пуск производился не из шахтной установки, а с наземного старта, причем везти ее на старт решили с минимальной скоростью. Впереди пешком шел Ë.В.Тетерин, за ним транспортный агрегат, следом мы все — и так 6 км. Ракету установили на стол, провели регламентные проверки. Получили отказ усилителя стабилизации гироскопической платформы. Приняли решение усилитель заменить. Меняли его мы вдвоем с Шиманским. Забрались по стреле установщика на площадку обслуживания (третий мостик) в районе приборного отсека (10 м над землей). Было уже темно. Открыли люк приборного отсека, демонтировали усилитель. В это время по громкой связи раздается команда: — На соседней стартовой площадке через пять минут будет произведен пуск. Всем в укрытие! Работающим на третьем мостике работу продолжать. Через пять минут с соседнего старта (метров 250 от нашего стола) ушла ракета Омского завода. Никогда, ни до, ни после этого, не приходилось видеть старт с такого близкого расстояния. Зрелище незабываемое! Оглушительный рев, трудно дышать... несколько секунд ... и все! Только светящаяся точка уходит вдаль. Прибор заменили, проверили — все нормально. И, теперь уже по всем правилам техники безопасности, загрузили комиссию в автобус и увезли на безопасное расстояние (6 км) наблюдать пуск. Зрелище очень красивое. Ракета на горизонте вдруг оказалась внутри светящегося цветка яркооранжевого цвета, поднялась и только потом (секунд через 15-20) до нас дошел грохот двигателя. Боевое поле ракету приняло.
Успех полный! Надо отметить. Поехали на техническую позицию — там была припасена канистра спирта. Шиманский пошел за ней через КПП, а мы сидим в автобусе. Шиманский с канистрой идет обратно. Часовой — солдат из Средней Азии — требует пропуск на канистру. Мы вышли из автобуса, пытаемся объяснить: — Ты же видел только что пуск, сейчас надо отметить. Говорит: — Пуск видел, а на канистру надо пропуск! Шиманский: — Отвернись, я канистру переброшу через забор! Солдат передернул затвор: — Стрелять буду! Точно будет. Шиманский пошел в штаб, а мы зашли на «техничку», разлили спирт по флягам и спокойно вышли. Шиманский приходит с бумажкой от дежурного офицера, где написано: «Пропустить Шиманского с канистрой». — Вот видишь, а ты боялся! Солдат: — А где канистра? — На «техничке»! Солдат: — Без канистры не пропущу! Пришлось Шиманскому идти за пустой канистрой.. «Как игра?» Добираться до полигона Капустин Яр можно было через Астрахань и Волгоград. От Астрахани 9 часов на поезде, от Волгограда — 3 часа, но по режимным требованиям разрешалось только через Астрахань. Вначале так мы и ездили. В Астрахани в то время можно было свободно купить осетрину в любом виде (свежую, соленую, копченую). Литровая банка черной икры стоила пять рублей. (А в Красноярске тогда в магазинах из продуктов ничего, кроме бараньего жира, не было). В центральном парке был бассейн, в котором плавали живые осетры. Можно было заплатить три рубля и попытаться поймать его на удочку. Пытались многие, но осетры, видимо, были хорошо накормлены и на наживку не обращали внимания. Но позже мы, как правило, ездили через Волгоград. Часто зимой ездили на такси. 1,5 — 2 часа в зависимости от состояния дороги. Прилетаем в Волгоград. У вокзала такси. — В Кап Яр едем? — Едем! или: — Нет, не поедем! Колька на прошлой неделе уехал, до сих пор не вернулся.
Дорога проходит по ровной степи, проглаженной ветром. Однажды из Кап Яра едем в машине. Я на первом сидении. Ровная степь — глазу зацепиться не за что. Дремлем. Вдруг удар головой в переднюю стойку кузова. Просыпаюсь. «Волга» едет по целине. — Не бойсь ребята, не бойсь. Сейчас выедем на дорогу. Почти как в «Бриллиантовой руке», когда Папанов рулил над лесом. Водитель задремал и проспал поворот. А если в пути встречались две машины, то они обменивались пассажирами — Кап Ярская машина ехала домой с новыми пассажирами, а волгоградский водитель возвращался к себе домой. Много неприятностей в заволжских степях доставляли зимой бураны, которые так красочно описал в «Капитанской дочке» Пушкин. Заметались дороги, что приводило к перерывам в работе на несколько суток. Однажды была организована поездка с 4-й площадки на 10-ю (40 км) в баню. Наша бригада уже собралась домой, и в баню поехал только Володя Харкин: — Хочу домой приехать чистым! Помылись, а на обратном пути начался буран. Не доезжая 5 км до 4-й площадки, машина (автобус ПАЗик) забуксовала на ровной дороге, и ее мигом замело почти до крыши. Температура воздуха была около минус 10 гр. Разожгли паяльную лампу и обогревались ею в салоне. Бульдозер пришел часов через восемь. А любители баньки потом грели воду и отмывались от копоти паяльной лампы. Очень чистым приехать домой Харкину так и не удалось. Связи с домом практически не было. В исключительных случаях, по разрешению руководства полигона, в Красноярск мог позвонить руководитель бригады завода. «Культурная программа» ограничивалась только шахматами и картами. Однажды вечером играем в карты. Военпред Женя Гнездилов поиграл с нами пару часов и поехал домой (он жил на другой площадке). Примерно через час вызывают к телефону кого-нибудь из красноярцев. Послали Игоря Шевцова — он сидел на раздаче преферанса. Берет трубку. Слышно плохо, но разобрать можно. Голос в трубке: — Как идет игра? Игорь думал, что говорит с Гнездиловым, отвечает: — Неплохо, но сел на мизере. Всучили три «взятки». Голос: — Не понял. Игорь начал подробно объяснять. Голос: — Это говорит Сысоев (директор нашего завода, про «игру» — это конспирация). Игорь: — Извините, Петр Александрович, я вас не узнал. Работу завтра должны закончить. Сысоев: — Ладно. Успеха вам! Штаны не проиграй! |
|
|
|