Николай Юдин
Воспоминания об армии
(фрагменты книги)

© Юдин Н.В., 2017
Публикуется на сайте с разрешения автора

Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории
может не совпадать с мнением публикуемых авторов...

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Как ракетчики усмиряли националистов

Позади пять лет учебы в Пермском ВКИУ, мандатная комиссия, разбросавшая нас, выпускников, по всей площади Советского Союза. Я попал на Западную Украину. Попасть служить туда для нашего пермского выпускника было очень престижно. Дивизия в Коломые или в Луцке считались краем, похожим на рай. Погодные условия и качество жизни в этих краях, существенно отличались от условий жизни в Центральных районах России, а уж тем более – в Зауралье или на Дальнем востоке.

Спустя многие годы, уже будучи начальником штаба Роменской дивизии, я приехал на отдых в санаторий в Трускавец, и еще раз в этом убедился. Если в центральной России в магазинах с вывеской «Мясо» в то время на прилавках лежали только свиные головы и рульки на холодец, то там, на Западе, было все, что только душа пожелает. А дома, облицованные зеркалами! Видели вы в России дома комнат на 10, да еще облицованные зеркалами? А подворья с живностью? В отдельных подворьях свиней и коров было больше, чем в хорошем колхозе в центральной России. Да и жизненный уровень «западенцев» был несравнимо выше, чем в целом по России. Правда, и работали они несравненно больше, чем наши русские люди в том же сельском хозяйстве.

К чему я завел разговор об этом? А вот к чему. Когда Генеральным секретарем ЦК КПСС стал «меченый олень», именно с этих западных областей Украины – Львовской, Ивано-Франковской, Тернопольской – «процесс пошел», начались разброд и шатание – сначала в умах а потом и в делах.

Сначала, как польская «Солидарность», появился РУХ во главе с львовским Вячеславом Чорновилом – политическая партия с национал-демократической окраской. Потом возродилось и чисто бандеровское движение УНА-УНСО (Украинская Национальная Ассамблея – Украинская Народная Самооборона), которым со стороны действующих властей не было оказано никакого противодействия. Единственной противодействующей этим движениям силой оказалась размещенная в этих регионах Советская Армия. Медленно, но верно, под напором националистов, разрушались партийные и советские структуры власти, в них проникали «агенты влияния».

В это же время был подписан договор с США «О сокращении ракет средней и меньшей дальности» – Договор о РСМД. И этот договор уже конкретно касался непосредственно 37-й ракетной дивизии, которой я в те годы командовал.

Территориально дивизия дислоцировалась на территории пяти областей – Волынской, Ровенской, Львовской, Хмельницкой и Тернопольской. И, как вы уже, наверное, поняли, в самом эпицентре бандеровско-руховского движения.

Сначала мы с начальником политотдела особой опасности этих движений как-то не видели. Но когда 9 мая 1990 года колонна бандеровцев в форме «сечевых стрельцов» под красно-черными знаменами с криками «Слава Украине – Героям слава!» стройными рядами прошла по мемориалу Победы в Луцке, пришлось задуматься.

Самое главное – им никто не препятствовал, не останавливал и не противодействовал. Милиция никак не реагировала, стояла в стороне с отрешенным видом, как будто все идет как надо. После этого парада пришлось серьезное внимание обратить на некоторые тревожные сигналы от командиров частей. Два полка дивизии дислоцировались в Львовской области. Один – в Бродах, помните, наверное, Шолохова «Тихий дон» – именно там Григорий Мелехов зарубил своего первого австрияка. И в этом же городе установили первый памятник Бандере на Украине. Второй полк располагался в Червонограде, в 40 километрах от Львова. Вот туда-то мы и поехали в первую очередь, разбираться.

Как оказалось, влияние на процессы внутри полка шло через прапорщиков из местных. Их было примерно 90 процентов от общего числа. И ими-то вплотную и занимались руховцы, обещая сытую спокойную жизнь в Украине «без москалей». Некоторые из прапорщиков на эту пропаганду клюнули и включились в пропаганду «Украины без москалив».

Червоноградский полк сокращался первым, поэтому мною было принято решение: в первую очередь увольнять вот таких «незалежных» хлопцев без выслуги и пенсии. Офицеры, в основном, были из России и не требовали к себе особого внимания. После сокращения полка все уехали служить в Россию, кроме пенсионеров, которые захотели связать с Украиной оставшиеся годы. Обстановка в полку стабилизировалась.

Поехали в Броды. Там было намного сложнее. Полк еще нес боевое дежурство, а накануне ночью из этого полка дезертировали в Армению 32 человека. Какой-то агитатор, наверное, из армян, пообещал им сытую и безмятежную жизнь в свободной от России Армении. Такой массовый уход из части личного состава в дивизии случился впервые – это был очень тревожный симптом! Всех, конечно же, отловили в ту же ночь. Как показал «разбор полетов», агитатором оказался вовсе не армянин, а местный руховец-прапорщик, полностью убежденный в том, что Украина жила бы значительно лучше без России. Разубедить его было невозможно – так крепко ему промыли мозги.

И таких прапорщиков в полку оказалось человек 12-15, убежденных «националистов». Много! Прошляпило командование национальный вопрос. А ведь именно он стремительно выходил на первые роли.

Уволить сразу всех таких прапорщиков не удалось, половина из них были механики-водители СПУ (самоходных пусковых установок), боевое дежурство нести стало бы некому, но человек шесть все-таки уволили. С остальными пришлось беседовать и договариваться.

Полк под сокращение шел вторым. И как только был получен приказ на его ликвидацию, в первую очередь уволили оставшихся.

Был еще один интересный момент во время нашего пребывания в этом полку. Мы приехали накануне открытия в Бродах первого памятника Бандере. Открывали его с помпой, при большом скоплении народа, с украинскими песнями и гопаком в красных шароварах и с «оселедцами». Все происходило под охраной «сечевых стрельцов». В общем, в лучших традициях как бы уже «незалежной» Украины.

Круглосуточно памятник, чтобы не снесли, охраняли местные бандеровцы. Но недолго красовался этот символ «национальной гордости». На вторую ночь, с помощью выпитой «Горилки», караул уснул. Да так крепко, что проснулся только после того, как памятник был взорван. Не осталось даже постамента. Это была «национальная» трагедия! Как же так? Взорвали первый памятник-символ! Кто взорвал? И кто посмел глумиться над «национальной гордостью малороссов»? Виновного быстро нашли в лице «красного генерала» – коммуниста, уволившего прапорщиков. То есть меня – Н.В. Юдина.

Полк стоял в полутора километрах от города. И начались демонстрации с подходом к КПП полка и с криками «Геть красного генерала с Украины!» и опять «Слава Украине» и «Героям Слава!»

К вечеру истерика местных националистов достигла апогея. Пришлось выгнать БТР и показать кто в доме хозяин. Разбежались – мгновенно, и след простыл. Но на выезде к трассе на Ровно, а в Луцк без выезда на эту трассу никак не попасть, установили кордон с «ежами». Своих с полка пропускали, а вот приезжих из Луцка мурыжили. Ну, а меня бы они точно не выпустили. Другой вопрос, что бы они со мной стали делать: я и мой водитель «Волги» были с оружием. Кровавой развязки не хотелось, поэтому в пятницу я вызвал вертолет своей вертолетной эскадрильи, который сел на футбольном поле. И я улетел на нем в Луцк, помахав националистам красным знаменем.

Мне было просто интересно, кто же взорвал памятник Бандере? То, что это сделал не я – точно! А кто тогда? Как-то поехал в штаб Прикарпатского округа уточнять «Планы взаимодействия», зашел к начальнику штаба округа и задал ему этот вопрос, рассказав о курьезном происшествии в Бродах. Он смеялся минут пятнадцать, а потом и рассказал, как было дело. Оказывается, в спецназе ГРУ есть офицеры-украинцы, прекрасно владеющие украинской «мовой» и знающие досконально украинские традиции. Вот это-то и сыграло злую шутку с охранниками памятника Бандере. Ребята из ГРУ подсели «повечерять», накачали «сечевиков» «Горилкой» со снотворным. Кто же от «Горилки» с салом на Украине откажется? А дальше – взорвать что-то было плевое дело, и не такое взрывали в Афгане.

Между тем, ржавчина национализма расползалась и по другим частям. Проявления «незалежности» появились в 556 и 557 ракетных полках. Спокойно было в 615 полку, в управлении дивизии, военной школе младших специалистов, отдельном батальоне охраны, базе материально-бытового обеспечения, отдельной вертолетной эскадрилье, отдельном инженерно-саперном батальоне, на узле связи и других отдельных подразделениях. О состоянии дел я постоянно докладывал Командующему ракетной армией, а начальник политотдела дивизии В.С. Уфимцев – члену Военного Совета, но они либо никак не реагировали на наши доклады, либо весьма скептически к ним относились. Мы, как могли, своими силами удерживали ситуацию в частях под контролем. Скажу прямо – получалось.

8 января 1992 года всех военных трех округов (Киевского, Одесского и Прикарпатского) от командира дивизии и выше в Киеве собрал на совещание Леонид Кравчук. Это совещание стало переломным в судьбе Вооруженных Сил Советского Союза. С этого момента начался дележ техники, вооружения, а самое главное – живых людей, служивших в Вооруженных Силах бывшего Союза. РВСН сокращались. Украина отказалась от ядерного оружия, и в наши части посланцы РУХа и УНА-УНСО открыто не лезли. Хотя поползновения через «агентов влияния» были и не прекращались ни на минуту. Для нас гром грянул на 9 мая 1992 года. Тогда пятеро наших военнослужащих в торжественной обстановке при большом скоплении народа в центре города на театральной площади приняли Присягу «На верность народу Украины». Я об этом доложил по команде, и тут же, уже через 10 минут говорил с Главнокомандующим РВСН. Ничего хорошего от этого разговора я не ждал, хотя по итогам 1991 года дивизия была признана лучшей в РВСН среди дивизий СПУ. Грешным делом, подумал, может быть хотя бы эти заслуги, сыграют свою роль. Не сыграли! Ответ был жестким, скорее, жестоким: «Если еще хоть один военнослужащий примет украинскую присягу – вы уже не командир дивизии. До свидания!» Там, наверху, тогда даже и не понимали, чем украинская Присяга, отличалась от Присяги «На верность народу Украины». Печально!

Вот такие были времена, когда «верхи» не понимали что творится «внизу» и считали, что мы все еще живем в Советском Союзе, а «низы» жили уже в совершенно другой обстановке, в новых условиях, никак не похожих на ту, прежнюю, жизнь.

Знали ли они, например, такой факт, что однажды, когда я в форме шел, как депутат, на сессию Областной рады мне «нацианалюги» оторвали у кителя рукав и испинали все ноги. Я в таком виде вышел на трибуну и всем депутатам сказал: «Вот – ваша толерантность и терпимость друг к другу, Это то, о чем вы кричите на каждом углу? Но я заставлю здесь кое-кого уважать себя!» А потом вышел, позвонил дежурному и вызвал к Облсовету роту охраны на БТРах. Рота поставила всю эту «шушеру» на колени, и когда я возвращался с сессии, они кричали уже другое: «Слава русскому генералу!» Не знали об этом, там, наверху – просто потому, что они такое и слышать не хотели.

Или когда мне пригрозили, что центральную площадку, где дислоцировано более 3500 людей отключат от электричества и от газоснабжения? Я позвонил Командующему армией и доложил об этом. Получил ответ: «Разбирайся сам!» Я разобрался. Возле электроподстанции и газораспределительной станции поставил на броневиках круглосуточный караул, обнес его киперной лентой с надписями: «Стой, назад! Запретная зона! Стреляют без предупреждения!» Желания поиграть мускулами у некоторых очень ретивых националистов явно поубавилось. Когда я назавтра доложил Командующему о том, что я сделал, он мне сказал дословно следующее: «Ты что сделал? Ты что хочешь конфликта между Украиной и Россией? Сними немедленно караул и верни всех на пункты постоянной дислокации. И больше, чтобы я не слышал об этом!». А то, что людям пришлось бы питаться сухим пайком (в столовой были газовые плиты) и были бы круглые сутки без электричества, это для него было не существенно.

Я впервые в жизни не выполнил приказ старшего начальника. Потихоньку страсти улеглись и я снял караул. Нашли, как говорил «пятнистый олень», консенсус.

Затем по телефонам начали угрожать семьям офицеров. Об этом я тоже докладывал высшему руководству. И что? И ничего. Тогда я на центральной площадке собрал весь офицерский состав и прапорщиков и объявил, что защищу их семьи. И если будет еще хоть один звонок, в каждом подъезде ДОСов (дома офицерского состава) будет установлено по два пулемета. Был вопрос: «А почему по два пулемета?» Мой ответ был, конечно же, спонтанным: «Если вдруг перегреется один, подключится второй!» Слухи разошлись быстро. Звонки моментально прекратились. Трус и слабак боится сильного – это аксиома.

А кто из руководства Ракетных войск и командования Ракетной армии знал, что мне каждую ночь в три часа раздавался звонок с угрозами: «Москаль! Ты ще живый ! Готовься...» И что, я должен был никак не реагировать на эти звонки? Может быть, кто-то и не реагировал, но только не я. Я не хотел, чтобы какой-нибудь «отмороженный» или «обколотый» псих из «нацианалюг» зарубил бы меня или мою семью топором, как это в свое время сделали во Львове с Ярославом Галаном. Я принял меры. Вооружил автоматом водителя, а на заднем сидении теперь всегда сидел еще один боец и тоже с автоматом. Семью – жену и дочку – научил стрелять из пистолета Макарова, завез домой гранаты Ф-1 и научил с ними обращаться.

После этого стал искать телефонного «бомбилу». Обратился к «своим» чекистам (хотя теперь они уже, скорее, были не свои). Они развели руками: мол ничего не сможем сделать, определить звонящего крайне сложно. И продолжили вешать «лапшу на уши». Пошел другим путем. Вызвал прапорщика Петро Мачулу – начальника связи штаба и попросил его узнать через местный узел связи, кто это тревожит командира дивизии по ночам. Результат был на следующий день. По номеру телефона узнал адрес. Ба! Да это же местное отделение УНА-УНСО, которому любезно и безвозмездно мэрия Луцка выделила отдельно стоящее здание.

Дальнейшее было делом техники. Сработали дивизионные разведчики, которые были обучены прапорщиком-афганцем всяким премудростям взрывного дела и умели не убить, а страшно напугать. В 3 часа ночи окна у этой «избушки на курьих ножках» вылетели, а дежурный «сечевик», который был внутри помещения и, как я предполагаю, тревожил меня и мою семью, по-моему до сих пор заикается, радуется и молится своим богам, что остался жив.

Когда я приезжал в Москву на подведение итогов и рассказывал обо все этом, никто не верил, даже генерал-полковник В.А. Муравьев, а это человек, которому я доверял на все 100 процентов. Просто не могли поверить, что такое может быть, а ведь было.

Против меня устраивались и другие провокации, я отвечал адекватно. Но после моих адекватных ответов «шалости» навсегда прекращались.

У националистов я был как кость в горле, прежде всего – как командир дивизии и депутат Областной рады. Поэтому они делали все возможное, чтобы меня из Луцка убрать. И надо же – у них это получилось. Совместным решением Верховного Совета РФ и Верховной Рады Украины я был отстранен от должности командира дивизии и выведен в распоряжение Главнокомандующего РВСН. То, чего так долго добивались мои враги, случилось, как я считаю, из-за непорядочности принимаемых решений нашими тогдашними правителями и их слабоумием. С 15 октября 1992 года меня вывели в распоряжение ГК РВСН и по 3 сентября 1993 года я находился в распоряжении Главнокомандования. В последующем был назначен на должность начальника штаба полигона «Плесецк», что находится в Архангельской области, командовал этим штабом, а потом и штабом космодрома до 1 декабря 2000 года, после чего якобы «по здоровью» был уволен в запас.