На главную сайта Все о Ружанах

РАЗДЕЛ 7.
Полковник в отставке
ДЕНИСЕНКО Виктор Иович

 

С 1957 по 1960 г. Курсант Харьковского военного авиатехнического училища ВВС. Август 1960г. лейтенант Денисенко В.И. - оператор стартового пневмощитка (в/ч 44150).

1975-1977 гг. полковник Денисенко В.И. - командир ракетного полка стратегического назначения в/ч 01027 г. Тейково.

1977 - 1980 гг. командир ракетного полка стратегического назначения в/ч 44070 г. Козельск.

1960 - 1982 гг. слушатель командного факультета академии им.Дзержинского. 1982 - 1990 гг. ГНИИЦ - главный научно-испытательный центр космических средств МО СССР начальник отдела, заместитель начальника управления.

Награжден орденом "За службу Родине в Вооруженных Силах СССР" III степени, медалью "За боевые заслуги" и другими медалями.

Уволен в запас в 1990 году.

 

КАЗАХСТАН

 

И вот я в Ленинске, вернее 85 километров от Ленинска. Адрес наш меняется, как меняется и сам вид города. Сначала писали Ташкент-90, затем Кзыл-Орда 50, а сейчас просто Ленинск.

Говорят, что первые люди, которые появились в этой степи, чтобы выбрать место для будущего космодрома, прибыли сюда весной, их, наверное, поразило высокое небо, чёрный ночной небосвод с яркими крапинками больших звезд, пьянящий запах ночной степи и, конечно, бескрайние тюльпанные ковры, и они сказали: «Быть космодрому здесь!»

Но мы-то приехали не на цветочки! Мы-то приехали в конце июля, начале августа, когда здесь самая что ни на есть, жара. В тени 40-42 градуса жары, а тени-то нет. От станции Тюра-Там по однопутке тепловоз протащил наш эшелон километров 60 на северо-восток. Там в тупике мы выгрузились и на автомашинах ещё километров 30 проехали дальше.

Командиры указали место, где нам расположиться, и мы начали устраиваться, солдатам натянули палатки, а для штаба и офицеров сколотили деревянный барак, который защищал нас только от солнца. Питались прямо на улице под открытым небом, кругом, куда ни глянь, один песок, песок был и в хлебе, и в первом блюде, и во втором, люди первые дни почти не ели. С водой дела обстояли совсем плохо. Ждали, покуда машина поедет за водой; это километров 30 с лишним: привозили, кипятили, а потом разрешали наливать фляжку на день.

Некоторые выпивали свою норму за один раз, а потом ходили и просили у товарищей глоток воды. А что такое в песках один глоток воды? Ему же цены нет.

В другой раз приеду, бывало, на 10 площадку по служебным делам и думаю: “Вот здесь уж я напьюсь." И потом пью, пью, пью воду, уже живот, как бочка, а сам никак не могу напиться, никак не могу утолить жажду.

Часто вспоминали город Козельск, который мы иногда в шутку называли «Козельбургом».

В песках острая шутка и юмор у нас ценились достаточно высоко, за шуткой офицеры иногда скрывали свои огорчения, неудачи, неурядицы жизни, которые, чего греха таить, были связаны с трудностями жизни на полигоне.

Все женатые офицеры, начиная от командира полка полковника Фридмана и кончая молодым, только что женившимся в Козельске лейтенантом Букреевым, жили без семей.

Жена командира полка с сыном жили в Москве, основная масса жен с детьми - в Козельбурге, а остальные по родным и знакомым; все понимали, что это временные трудности. Осенью должны закончить строительство дома для офицеров нашей части, и поэтому все с нетерпением ждали осени.

И она пришла осень 1961 года. Днём невыносимая жара и песчаные бури, а ночью холод. В палатках холодина ужасная, солдаты не могут спать, даже не раздеваясь, поэтому после отбоя разводят костры и всю ночь греются у костров. Хорошо, что из Козельска дровишек захватили. Все силы были брошены на строительство объекта, казармы и офицерского общежития, дом для семейных офицеров закончили только в 1962 году. Для офицеров нашей части выделили два подъезда, но люди находили выход из любого положения и из любой трудной обстановки выходили победителями. Многие жили на частных квартирах у казахов, рядом с верблюдами, но никто не ныл и не скулил, а все почему-то считали, что так и должно быть. Я часто удивляюсь, глядя теперь на молодых офицеров, прибывших только в часть, им сразу и квартира со всеми удобствами, и внимание, и забота, даже природа кругом, и та в их пользу, только работай, а не жди очередной получки, чтобы снова её растратить.

 

В декабре, ещё задолго до окончания строительства шахт, к нам приехал министр обороны Маршал Советского Союза Малиновский Родион Яковлевич. Это он, будучи командующим войсками Юго-западного фронта вместе с представителем Ставки Верховного Главнокомандования Маршалом Советского Союза Василевским Александром Михайловичем осенью 1943 года освобождал мою Днепропетровщину.

Я смотрю на него и думаю: наверное, не только моей жизни, а жизни моих детей и внуков не хватит для того, чтобы отблагодарить этого человека и таких же как он, которые спасли нас от фашистского рабства: ах, как хочется жить, когда за жизнь, так дорого заплачено! Командир полка полковник Фридман показал ему строительство нашего объекта. Внимательно осмотрев строительство на поверхности, Министр обороны захотел посмотреть на строительство и под землёй. Я в это время находился в шахте и слышал, как он, опустившись в лифте до 7 остановки, задал командиру полка вопрос: «Почему у вас много так кабеля проложено? Это ведь деньги, нельзя ли подумать и хотя бы в половину уменьшить?» «Никак нет, товарищ Маршал Советского Союза, в боевых полках его будет значительно меньше, так как там будет отсутствовать телеметрия, мы же, как испытатели, не можем обойтись без него.

Затем он поинтересовался нашим бытом и решил посмотреть, как мы устроились. Выйдя из нашего деревянного жилья, в котором очень тесно, стояли в два яруса койки и стены которого светились, как решето, он сказал: «Кому холодно там спать, то пусть выходит на улицу, на солнышко, здесь теплее».

Это был декабрь 1961 года. В этом же месяце, а точнее 30 декабря, наш полк постигло несчастье. В авиационной катастрофе вместе с женой погиб наш командир полка полковник Фридман, оставив 12-летнего сынишку в Москве у бабушки.

Хоронили их в Москве, где-то на старом немецком кладбище, точно не знаю. У нас мало кому пришлось присутствовать на похоронах командира потому, что время было «горячее». Каждому из нас была поставлена задача как можно быстрее освоить порученный участок работы, чтобы допустили к самостоятельному ведению испытаний ракетой техники.

Затем шёл самый ответственный этап испытаний, от него зависело, как и когда будем работать по акватории. Мы знали и помнили, что сама работа пускового расчета должна отличаться чёткой слаженностью, уверенностью. Ведь мы все были на самом виду. О нас даже ТАСС сообщало в газетах, поэтому приходилось днём помогать монтажникам, а ночью разворачивать громкоговорящую и шлемофонную связь и тренироваться, тренироваться, и еще раз тренироваться.

Зима прошла как-то незаметно, а весной, прямо скажу, нельзя без восхищения смотреть на бескрайние, уходящие к самому горизонту разноцветные ковры из тюльпанов, красных, жёлтых.

Это было в апреле, когда влагу ещё не унесло солнце, а ветры не нанесли песчаных заносов. Правда, иногда цветенье затягивается почти до июня, но, как правило, это очень короткий период времени, в течение которого природа стремится показать, как может, все свои красоты.

Всё это время пребывания в песках я переписывался с Ниной. Письма она писала очень тёплые, и это придавало ещё дополнительно сил и энергии моей работе. Получил я две фотографии, на одной из которых она стояла у ёлки, встречая новый 1962 год, а на обороте надпись: «Моему Витеньке от Нины». На второй фотокарточке она сидела за пианино и играла элегию, если верить написанному на обороте «Элегия Масне для тебя, Витя». Оба мы были ещё слишком юными, оба через край переполнили радостью и первоначальной жаждой жизни, чувством её бесконечности, её бессмертия и обещанием, вечным обещанием чуда.

Нина мне говорила, что мечтала с детства встретиться с хорошим парнем, который крепко её полюбит, и ей всегда почему-то представлялось, что он обязательно будет с Украины.

Многое надо было увидеть, многое испытать, переиграть, пройти очарование и разочарование, тоску и боль и столько расставаний, чтобы оценить то, что зародилось, было и есть между нами. Перед первомайским праздником 1962 года наступил период затишья. Конструкторы и монтажники уезжали к своим семьям на период праздников, в это же время Нина заканчивала калужское музыкальное училище, и я почему-то был уверен в том, что она моя, она для меня и только для меня писала такие хорошие письма, только о такой девушке я мечтал, только её душевные качества привлекали меня. Я иной раз задумывался о будущей подруге жизни и решил сделать ей предложение. Написал рапорт по команде, и командир полка подполковник Железняков В.К. предоставил с 27 апреля по 5 мая 1992 года краткосрочный отпуск. Ровно в 15:00 меня провожали на автостанции в Калуге Ира Иванова и Нина в Казахстан через Малоярославец и Москву. Вернувшись в Казахстан после всего пережитого, я сразу окунулся в другой мир. К этому времени закончили автономные испытания и уже приступили к комплексным испытаниям всех трёх шахт. Работали сутками. Заменив седьмой по счёту регенеративный патрон в своём ИП-46 (изолирующем противогазе), опускаюсь снова в шахту проконтролировать работу своего подчинённого старшего техника подготовки двигательной установки первой ступени лейтенанта Савченко А.Я.

Отстыковывая на первой ступени ракеты семиконечное соединение, я почувствовал, как что-то на нас сверху полилось.

Спрашиваю по шлемофонной связи: «Что случилось?» В ответ слышу голос руководителя испытаний: «Двадцатый, немедленно покидайте шахту! За вами послали лифт!» Быстро сворачиваем свои приспособления и, оставляя шлемофонную связь, поднимаемся из шахты. Нас немедленно направили в пункт спецобработки. Пройдя спецобработку под душем, поочередно снимая сначала спецодежду, потом обмундирование, а потом нательное бельё, мы переоделись в чисто обмундирование.

До сих пор не могу понять откуда нам нашли в песках в такую жару целый чайник коровьего молока. Наверное, оно всегда имелось, только для таких вот ЧП. Выпив молоко, мы снова надели изолирующие противогазы и опустились в шахту заканчивать незаконченную нами операцию. Счастье наше, что это был пролив горючего, а не окислителя, будь то окислитель, и наверняка знаю, что не пришлось бы мне писать этих воспоминаний. Более того, сомневаюсь, поверил бы кто-нибудь в то, что я оставил молодую жену нетронутой, вот где была любовь! Правда, горючее тоже вещь не из приятных. Предельно допустимая концентрация его в воздухе 0,001 мг/л. То есть, если в одном литре воздуха будет находиться более одной десятитысячной миллиграмма горючего и дышать этим воздухом без противогаза, то наверняка смерть. Но нас спасали изолирующие противогазы.

Итак, в ту ночь мы прорабо1али до утра. К семи часам утра начал буянить Лёшка Савченко. Не удержавшись на первой ступени во время открытия вентилей слива с надмембранных полостей, он беспомощно повис на стремянке.

Когда товарищи, подхватив его под руки, начали вести к машине скорой помощи, чтобы отвезти в санчасть, он сопротивлялся и, сам не понимая, что говорит, болтал своим языком. Я же себя вёл, как порядочный, это я хорошо помню.

Почти месяц провалялись мы в госпитале, в спецотделении. Уже чувствуем себя хорошо, а нас не отпускают. Слёзно просим начальника отделения отпустить нас хотя бы на время первого пуска. До глубины души обидно, сколько сил затратили, энергии, здоровья, и первый пуск из шахты производят без нас. Человек должен выходить из любого положения, вот и мы решили уехать к себе в часть в спортивной форме. Приказом командира части были включены в боевой расчёт для подготовки и производства пуска ракеты. Как приятно, когда чувствуешь, что во время пуска за тобой следят десятки внимательных взволнованных глаз твоих подчинённых, объективы кинокамер, и ты это чувствуешь всем своим существом.

На всю жизнь запомнился мне день 13 июля 1962 года - день первого самостоятельного пуска ракеты из шахты № 1 Б. Нет слов выразить то огромное удовольствие, когда смотришь на неописуемую и неповторяемую картину. Сначала открывается огромная и тяжелая крыша, появляется столб пламени, и из этого огня медленно подымается вверх махина весом в 140 тонн, вот она поднялась вертикально вверх высоко-высоко, развернулась и взяла курс, заложенный ей программным механизмом, а дальше только точка, похожая на яркую звезду, и удаляющийся гул, который нельзя спутать ни с каким звуком.

Не менее приятным является и то, что нас не забывали и после пуска. Так за успешное освоение и испытание технологического оборудования мне приказом Главнокомандующего №0184 от 14 июля 1962 года была объявлена благодарность и вручены часы «Победа» № 47789. Такие вещи полагается обмыть. Собрались офицеры моего отделения, так называемые двигателисты, в моей комнате гостиницы и на стол выкладывали всё, что у кого было. Мне, как начальнику отделения подготовки двигательных установок представлялась возможность объявить первый тост, а затем объявляли Лёшка Савченко и Виктор Драпкин, Костя Дребот и Виктор Смирнов. Тосты были разные: за удачную работу, за дружбу, за тех кто в море, кто на посту.

Позже мы собирались почти после каждого удачного пуска, не забывали пригласить электриков и бортовиков, всё шло в зависимости от настроения, степени усталости и планов на завтра.

После первого пуска конструкторы, испытатели, заводские бригады разъехались по своим местам, потому что там их ждали новые хлопоты уже по новым объектам. Я же решил использовать этот период затишья и съездить в отпуск, к своей «конопушке» Нине.

Яндекс.Метрика