На главную сайта   Все о Ружанах

А.С. Гончар
Звездные часы ракетной техники. Воспоминания

 

© Гончар А.С., 2008
Харьков 2008


Источник электронной версии: www.buran.ru

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

 

 
Главный конструктор системы управления БР 15А30, 15А35 ("Stileto"), лауреат Ленинской и Государственной премии СССР Уралов Владимир Александрович

Средний возраст работников СКБ к моменту создания ОКБ-692 составлял 27 лет. Это уже был вполне сложившийся работоспособный коллектив с опытным и грамотным руководством. Вновь принятые специалисты тщательно подбирались и имели достаточную подготовку, а главное, громадное желание учиться и работать. Аналогичное состояние было и в ОКБ-285 завода им. Шевченко, явившегося второй составной частью созданного ОКБ-692. ОКБ-285 возглавлял инициативный крупный специалист в области радиотехники Г.А.Барановский, работали в этой организации В.А.Уралов — будущий Главный конструктор систем управления ряда боевых ракет, включая всемирно известную ракету, прозванную на Западе «Сатана» и Б.М.Конорев — создавший уникальную систему программирования, не имевшую аналогов в Советском Союзе.

В 1958 году СКБ-897 отделилось от завода «Коммунар» и перебазировалось на новую территорию на Змеевском шоссе, ныне проспект Гагарина. Директором вновь образованного предприятия формально остался В. Н. Куликов, но фактически руководителем был А. М. Гинзбург. Для нас это было благоприятное решение, СКБ освобождалось от сопровождения серийного производства аппаратуры на заводе и целиком сосредоточило свою деятельность на новых разработках, главной из которых стала первая в СССР межконтинентальная баллистическая ракета Р16 (8К64) на высококипящих компонентах топлива и с автономной системой управления. Постановление Правительства по ракете вышло 17 декабря 1956 года. Кроме того, за СКБ оставалась еще разработка тактической ракеты «Онега», а Гинзбург оставался Главным конструктором системы управления ракеты Р12 (8К63), имевшей дальность полета 2500 км. В это время шли ее летные испытания, закончившиеся принятием на вооружение в 1958 году.

 
Конорев Борис Михайлович

Работам по ракете 8К64 придавалось первостепенное значение. По своим характеристикам, впервые заданным ТТТ военными — ракета должна была стать оружием пригодным для эксплуатации в воинских частях, освободиться от громоздкого и уязвимого радиоуправления и, наконец, стать действительно «межконтинентальной», т.е. иметь дальность стрельбы около 12000 км (первая «семерка» Королева имела дальность стрельбы 8000 км). Основными соисполнителями — смежными организациями Янгеля (ОКБ-586) были В.П.Глушко (ОКБ-456) — по двигателям, В.И.Кузнецов (НИИ-944) — по системе управления, А.М.Гинзбург (СКБ-897) — по автомату стабилизации и проверочно-пусковому электрооборудованию и ряд других организаций.

Позже, в 1959 году, когда было образовано ОКБ-692 на базе двух организаций СКБ-897 и ОКБ-285, руководителем стал Б.М.Коноплев. А.М.Гинзбург остался в звании Главного конструктора и имел в своем подчинении комплекс автономных систем управления, вторым комплексом — радиоуправления — руководил Г.А.Барановский. Такова была раскладка сил по важнейшей работе — ракете 8К64, и существенным недостатком ее было то, что аппаратуру системы управления дальностью разрабатывал институт НИИ-944, а значит и нес ответственность за точность стрельбы. Это была самая значимая и престижная часть разработки, и с этого момента начинается борьба за нее между нашей организацией и НИИ-944. Суть борьбы заключалась в том, чтобы определяющие точность стрельбы приборы разрабатывали мы, а не В.И.Кузнецов, конкретнее, чтобы эти приборы были не электромеханические, а чисто электронные, типа счетно-решающих и, как это стало впоследствии — БЦВМ.

 
Главный конструктор системы управления БР дальнего действия 15А14, 15А18М ("Satan"), лауреат Ленинской премии Передерий Анатолий Иванович

В апреле 1956 года впервые я отправился в командировку в Капустин Яр — Центральный государственный полигон по испытаниям ракетной техники. Эта командировка, как я догадывался, была не без тайной цели — упрятать нас подальше от Министерства авиационной промышленности, без ведома которого произошло наше перераспределение, да и некоторые из нашей десятки еще не приняли окончательного решения. Предполагалось, что грандиозное зрелище запуска ракеты решит все сомнения. Ехали мы вдвоем с А.И.Передерием, который в то время работал в СКБ в должности старшего техника. Дорогу в Кап`яр он уже знал, и мы без особых приключений поездом приехали в Сталинград, затем переправились через Волгу в город Волжский и стареньким автобусом добрались до центральной площадки полигона. В памяти об этой поездке осталось только яркое цветение степи, бедные, приземистые домишки редких деревень по дороге, и пыль, пыль, пыль... За каждой машиной длинным хвостом тянулся пыльный шлейф. Пыль проникала повсюду, забивалась во все щели, наша одежда была серой от пыли. Устроились мы с Анатолием Ивановичем в гостинице, и он на второй день отправился на площадку N 2, а я еще около недели ожидал допуск к работам, который выдавался каждому вновь приезжающему на полигон. Так что у меня появилась возможность ознакомиться с военным городком, самой деревней и станцией Капустин Яр. Военный городок усиленно строился, везде был порядок, уборку вели солдаты, строили дома также солдаты, они же сажали деревья, разбивали клумбы и т. д. В самой деревне был базар с восточным оттенком. Несмотря на раннюю весну, было много фруктов, зелени и рыбы — свежей и вяленой. Рыбалка на недалекой речушке Солянке была прекрасной. С утра, часов в 10, я отправлялся в бюро пропусков, справлялся насчет допуска и затем полностью распоряжался своим временем. Наконец был получен допуск — мне на пропуске проставили с десяток условных знаков, разрешающих вход на объекты в соответствии с заказами, указанными в моем командировочном предписании, и я отправился на площадку N 2. Меня уже проинструктировали, как туда добраться. Я вышел на дорогу, ведущую на все площадки, и каждой машине показывал два пальца, вскоре этот алгоритм сработал, и через 25-30 минут я уже был на технической позиции. Это было довольно невзрачное сооружение, окруженное двухэтажными строениями 2-3 гостиниц, административным зданием, столовой и другими постройками. В центре — плац, спортгородок с волейбольной площадкой, а кругом степь и степь, пока еще цветущая. На тупиковой ветке железной дороги все еще стояли вагоны, в которых жили когда-то первые ракетчики во главе с Королевым.

На площадке работала большая группа сотрудников нашего СКБ и завода во главе с Гинзбургом и Рубановым. Меня Иосиф Абрамович определил в баллистическую группу, состоящую из представителей ОКБ-586, ОЛ НИИ-10, НИИ-4 и других, руководимую майором НИИ-4 Дмитрием Федоровичем Климом. Так состоялось мое первое знакомство с этим обаятельным и глубоко интеллигентным человеком, который впоследствии работал в нашем ОКБ-692 и руководил теоретическим комплексом.

Задача баллистической группы состояла в определении по результатам пуска основных баллистических параметров ракеты: траектории полета, углов атаки и скольжения, характеристик двигателя, составляющих отклонения ракеты от цели и т. д. Для определения этих характеристик мне предстояло изучить соответствующие отчеты и инструкции, разработанные в основном НИИ-4. За эту работу я взялся с большой охотой и интересом, благо пуски ракеты 8А12, ради которой все мы здесь собрались, еще не начались. Это была ракета разработки Днепропетровского ОКБ-586, руководимого М.К.Янгелем. В какой-то мере она повторяла королевскую Р1: одноступенчатая схема, дальность полета около 300 км, двигатель на компонентах спирт и жидкий кислород, несущие баки и отделяемая головная часть. Система управления была чисто автономной разработки нашего СКБ, ее принципиальным отличием был отказ от традиционных пилюгинских электролитических интеграторов и применение гироскопического интегратора, разработки ОЛ НИИ-10 под руководством В.И.Кузнецова.

Испытаниями ракеты непосредственно руководил В.А.Концевой — заместитель М.К.Янгеля. Василий Антонович, да и вся группа инженеров ОКБ-586, в какой-то мере, соответствовали характеру своего руководителя — М.К.Янгеля. Чувствовалось, что он для них, как и для всей группы испытателей, непререкаемый авторитет. Его обаятельность, энергия, доступность и простота в обращении становились нормой в общении, порождали благожелательность и здоровую деловую атмосферу во всей экспедиции.

Василий Антонович погиб при первой попытке запуска ракеты 8К64 24 октября 1960 года. В этот период мне довелось познакомиться со многими людьми и завязать деловые и дружественные отношения на долгие годы. Этому способствовала общая интересная работа, совместная жизнь в гостинице, отдых на спортплощадке, где быстро сложились волейбольные команды, выезды в редкие выходные дни на рыбалку на Ахтубу — рукав Волги, где варили уху, раков, играли в футбол, как правило, военные против промышленников. Но главное — работа, работа днем и ночью, и, наконец, то, что незабываемо на всю жизнь и что каждый раз переживаешь по-новому, к чему нельзя привыкнуть и быть равнодушным — старт ракеты. Томительные последние секунды, холодок опасения — все ли будет нормально, первые вспышки пламени, мощное облако дыма, пыли и газов и, наконец, громадный сноп пламени, торжествующий мощный рев и устремленная ввысь серебристая стрела ракеты.

В течение двух месяцев было испытано десять ракет 8А12. Работа нашей баллистической группы была интересной. Ракета летела устойчиво, аварий не было. Все говорило о том, что она будет принята на вооружение, но уже по возвращению в Харьков стало известно, что работы по ней прекращены. Объяснение очень простое — она повторяет королевскую Р1.

В этом же году, после небольшого перерыва, я снова выехал в Кап-яр в ту же баллистическую группу Д.Ф.Клима. Очевидно, при испытаниях ракеты 8А12 я проявил себя хорошо, т. к. Дмитрий Федорович специально звонил Гинзбургу с просьбой прислать меня на полигон. Абрам Маркович ехал на испытания в качестве Главного конструктора системы управления ракеты Р12 (8К63). Предстоял 2-й этап ее испытаний, по которому должно было быть принято решение о принятии ее на вооружение. По сути дела это было своеобразным экзаменом для М. К. Янгеля, его ОКБ и всей кооперации разработчиков.

По своим характеристикам ракета была чрезвычайно притягательной для военных. Это была одноступенчатая ракета с двигателем на высококипящих компонентах топлива: диметил гидразин несимметричный и азотный тетраксид. Компоненты позволяли стояние ракеты на боевом дежурстве длительное время.

Королевские ракеты на жидком кислороде и спирте требовали непрерывной "подпитки" жидким кислородом, его охлажения, что в условиях боевых стартовых позиций было мало приемлемо. Дальность полета ракеты составляла 2500 км, что делало ее при боевом заряде около 1 мегатонны и автономной системе управления весьма эффективным средством противодействия многочисленным военным базам, окружавшим Советский Союз. На ядовитость ее компонентов в те годы мало кто обращал внимание, и военно-политическое руководство всемерно торопило и поощряло ее разработчиков, тем более, что первый этап ее испытаний был успешным.

Особенностью системы управления было применение систем стабилизации движения центра масс ракеты относительно заданной траектории. Значение скорости ракеты вдоль траектории регулировалось системой РКС (регулирование кажущейся скорости), в боковом направлении и по нормам к траектории в плоскости тангажа системами БС и НС (боковой и нормальной стабилизации). В качестве датчика рассогласования продольной скорости ракеты использовался гироскопический датчик, имеющий программный механизм, задающий ее расчетное значение и маятниковые датчики боковой и нормальной скорости, установленные на внутренних кольцах приборов гировертикант и гирогоризонт соответственно. Управление дальностью полета осуществлялось блоком из пяти электролитических интеграторов. Тройка гироскопических интеграторов была установлена вопреки воле Н.А.Пилюгина в качестве «научных пассажиров», т.е. в управлении полетом они участия не принимали, а их команды были заведены на телеметрию для определения сравнительной точности.

В задачу баллистической группы входило определение точности работы всех систем регулирования и, в конечном итоге, точности стрельбы ракетой. Работа чрезвычайно интересная и в те дни покрытая плотной завесой секретности. Работали мы в отдельной комнате, куда специально выделенный офицер приносил необходимые материалы: записи телеметрических систем, внешнетраекторные измерения, данные топографической привязки точек падения головных частей. Анализ осуществлялся с помощью специальных методик, разработанных НИИ-4. Уже тогда меня начала удивлять некоторая примитивность используемого в методиках математического аппарата, как правило, не идущего далее метода наименьших квадратов, что на фоне появившихся в то время многочисленных отечественных и зарубежных работ по теории случайных процессов многомерного статистического анализа, теории фильтрации, матричного представления и т.д., казалось странным. По-видимому, сказывалось то, что основной контингент ученых НИИ-4 состоял из фронтовых офицеров гвардейских минометных частей, а НИИ-885 еще не освободился полностью от примитивного наследия телефонного завода.

Это был период, когда на смену практикам стали приходить люди с полноценной теоретической подготовкой, а теория автоматического регулирования завоевала достойные позиции и усиленно изучалась. Я помню, уже, будучи руководителем теоретического отдела, в ОКБ-692 Д.Ф.Клим как-то сказал, что лучшим способом изучения теории автоматического регулирования для него было чтение курса в институте. В это время в СКБ, а затем и ОКБ, пришли люди с блестящей теоретической подготовкой: Я.Е.Айзенберг, В.Н.Романенко, В.Г.Сухоребрый, В.А.Батаев, С.С.Корума, В.Д.Стадник, В.И.Котович и многие другие.

На втором этапе летных испытаний ракеты 8К63 было запущено всего шесть ракет. Испытания проходили без аварий, без значительных задержек и все шесть ракет были зачтены для оценки точности попадания в цель. Системы угловой стабилизации, системы управления движением центра масс (РКС, НС и БС) работали прекрасно. Так называемая «трубка траекторий» оказалась очень плотной, мало отличающейся от расчетной. Отклонения точек падения головной части уверенно укладывались в заданный квадрат. Все это составляло с необходимым графическим материалом, таблицами, расчетами содержание отчета нашей баллистической группы. Однако оценка точности стрельбы, если бы управление дальностью полета осуществлялось гироскопической тройкой «научных пассажиров», показала бы существенно лучшие результаты. Квадрат рассеивания по дальности был бы в два раза меньше и это мы, естественно, отразили в отчете. В заключение дали рекомендации о применении на ракете гироскопических интеграторов разработки НИИ-944 вместо электролитических интеграторов разработки НИИ-885. Кроме того, вне программы я оценил точность стрельбы в случае выключения двигателя по времени, которая оказалась несколько лучше гироскопических интеграторов. Я показал эти результаты только Климу и мы, понимая, что они подтверждают высокую точность систем регулирования в условиях испытаний, решили не приводить эти данные в отчете. Отчет подписали «снизу» члены баллистической группы, включая В.Г.Сергеева, представлявшего НИИ-885, и Клим понес его на подписание «сверху» Н.А.Пилюгину. Он показал отчет Николаю Алексеевичу в конференц-зале полигона после окончания заседания, когда все его участники стали расходиться. Пилюгин бегло пролистал отчет и стал читать его заключительную часть. Наше предложение о переходе в системе управления дальностью к гироинтеграторам вызвало такую бурную реакцию, такую массу бранных слов, а Николай Алексеевич никогда не стеснялся в их применении, что мы, рядовые члены группы, окружавшие Д.Ф.Клима в надежде услышать похвалу нашим трудам, сочли за благо постепенно рассеяться. Основная часть его гнева выливалась на В.Г.Сергеева, подписавшего отчет от имени института НИИ-885. Позже, рекомендация о переходе на гироинтеграторы из отчета была вымарана. Николай Алексеевич всех убедил, лейтмотивом его убеждения была фраза: «С электролитическим интегратором мы имеем ракету, с гироскопическим необходимо летные испытания начинать заново!» Может быть, он был и прав. Примерно в середине 1958 года ракета 8К63 была принята на вооружение и стала самой массовой ракетой данного класса, давшей право Н. С. Хрущеву заявить: «Мы делаем ракеты, как сосиски!»

 

 
Михайлов Владимир Михайлович

Судьба этой ракеты примечательна во многих отношениях. Во-первых, первый пуск из шахтной стартовой позиции был осуществлен именно этой ракетой в сентябре 1959 года. Мне, к сожалению, не довелось участвовать в этом пуске. Вот что рассказал о нем В.М.Михайлов, бывший в то время военным представителем в СКБ-897. В истории первого пуска из шахты особую роль сыграл Н.С.Хрущев, вмешавшийся в споры ученых-газодинамиков, не знавших, как поведет себя ракета в узкой трубе шахты и не взорвет ли она дорогостоящее сооружение. Сомнения разрешил Никита Сергеевич просто: «А вы попробуйте!» Его заявление было воспринято как команда, разрешившая все споры и опасения. При сооружении первых двух шахтных позиций строители встретились с плаунами уже на глубине первых метров. Было принято решение насыпать курган вокруг трубы высотой почти десять метров, делать подъездные пути к его вершине и т. д. Такие два кургана были сооружены и служили своего рода ориентирами в равнинных приволжских степях и, утверждают, отсюда и их название — «Маяк». При установке ракеты в шахту дул сильный ветер, раскачивавший ракету, повисшую на кране над отверстием шахты. Возникла опасность ее повреждения при опускании в шахту. Тогда ее стали удерживать и направлять с помощью расчалок, и эту операцию выполнили, о, славные времена, лично Главные конструкторы. Ракета, казалось, стартовала удачно, однако, как рассказывает Владимир Михайлович, когда участники пуска вышли из укрытий, гул ракеты, который прекратился раньше расчетного времени, показал, что ракета летела вертикально. Все с опаской смотрели в небо, покрытое невысокой облачностью, ожидая возврата ракеты. Михайлов первый обратил внимание на лежавший недалеко кусок обшивки вместе с рулевой машиной... Как оказалось, ракета летела без одного рулевого привода, оторванного при выходе из шахты, и упала в 180 км от старта, не причинив вреда. Тем не менее, пуск дал богатейший материал и положил начало будущему широкому применению шахтных позиций.

Во-вторых, ракета 8К63 (Р12) была «главным действующим лицом» в событии, известном как «Карибский кризис». Это ее пытались доставить на Кубу после того, как делегации «мелиораторов» и «ирригаторов», возглавляемые маршалом Бирюзовым и Рашидовым, в мае 1962 года доставили личное послание Хрущева Ф. Кастро, провели рекогносцировку острова и выбор места для размещения ракет.

В-третьих, ракетой 8К63, с наращенной на нее второй ступенью, 16 марта 1962 года со стартовой позиции «Маяк-1» был осуществлен запуск спутников 63-С1, положивший начало сотням последующих запусков спутников самого различного назначения, включая запуски по программе «Интеркосмос».

Идея создания ракеты-носителя на базе боевых ракетных комплексов принадлежит М.К.Янгелю. Предполагалось, что для этой цели будут использоваться ракеты с израсходованным ресурсом боевого дежурства. В 1958-1959 годах начались работы. Нашему ОКБ предстояло разработать систему управления, и это была полностью наша разработка: ни министерство, ни руководство предприятия практически не влияли на ход разработки и принимаемые технические решения, и разработчики могли все делать по своему усмотрению.

Мы начали с того, что выбросили полностью систему управления ракеты 8К63 так, чтобы «пилюгинщиной» и не пахло. Задача была далеко не из легких. Особенно досталось нашим стабилизаторщикам. Дело в том, что, нарастив вторую ступень, мы получили «карандаш» — длинную и тонкую конструкцию, изгибные колебания которой существенно влияли на устойчивость ракеты в полете и должны были учитываться при проектировании автомата стабилизации и выборе его параметров. Существенным было также взаимное расположение сечений ракеты, где были установлены гироприборы и располагались рулевые органы. Свою долю трудностей вносили и колебания жидкости в четырех баках, расположенных по всей длине ракеты. Нужно сказать, что наши молодые инженеры под руководством Я.Е.Айзенберга, А.И.Гудименко и В.С.Столетнего блестяще справились с этой задачей. Замечаний и аварий ракеты по причине автомата стабилизации не было за всю длительную историю эксплуатации этого носителя. Ракета запускалась из экспериментальной шахтной позиции Кап`яра «Маяк-1», рассчитанной на длину ракеты 8К63. Благодаря второй ступени ракета-носитель высоко вздымалась над степью, а при старте долго выходила из шахты так, что, казалось, ей конца не будет.

При первых пусках в части управления выведением ракеты на орбиту использовалось два прибора типа «гироскопический интегратор». Один из них был обычным датчиком рассогласования кажущейся скорости (ДРС), а другой имел контакты выдачи команд на разделение ступеней и окончание активного полета при достижении начальных параметров заданной орбиты ИСЗ. Затем мы поняли, что оба прибора могут быть совмещены. Это давало некоторый выигрыш в массе выводимого спутника. Разработчик прибора — саратовское КБ, возглавляемое инициативным и решительным Главным конструктором А. К. Ваницким, быстро реализовало эту идею, но наша комплексная лаборатория по этой теме, руководимая А.А.Сказкиным, установив совмещенный прибор, допустила ошибку, забыв подключить цепи, выдающие команду на сброс обтекателя. К несчастью, запускался один из весьма дорогостоящих спутников и он, естественно, был потерян. Сказкина сняли с должности начальника лаборатории. Кроме того, бумага с представлением ряда разработчиков к Ленинской премии за эту разработку легла на стол В.Д.Калмыкову для визирования в самый неудачной момент — после того, как ему доложили о стоимости потерянного спутника. Спокойный и интеллигентный Валерий Дмитриевич, по словам очевидцев, был вне себя и сказал: «Этот список не для награждения, а для снятия с работы!»

В 1956 и 1957 годах в Кап`яре, или как говорили «у Вознюка», в параллель шло много испытаний и запусков ракет. Воинские подразделения осваивали тактическую королевскую ракету Р11М, установленную на гусеничную самоходную установку. Производились пуски ракеты 8К51 с целью исследования верхних слоев атмосферы, пуски с животными и т. д. На всех этих ракетах устанавливались приборы, изготовленные нашим заводом. Мне иногда приходилось играть роль представителя завода и участвовать в пусках. При пусках ракеты 8К51 мое рабочее место было в машине автономных испытаний (МАИ), которая находилась метрах в 80-100 от пускового стола. Машина с будкой до половины была загнана в бетонированный капонир. Работы выполнял военный расчет, в мою задачу входил контроль и запись результатов по каждому прибору и пуску. При подготовке три канала электролитических интеграторов подвергались нескольким тренировочным циклам «заряд-разряд» с записью показаний, с последующим усреднением результатов и внесением поправки. Арифметика этих действий не сложна, но, учитывая определенную нервозность обстановки и то, что эту работу проделывал каждый раз новый боевой расчет, часто допускались ошибки. Работа заканчивалась зарядом интеграторов на полет, при этом после заряда пуск должен был произойти не позже, чем через 5 минут, а мы — экипаж МАИ, должны были успеть уйти в бункер, который находился еще дальше метров на 100-150. Обычно эту часть инструкции мы дружно игнорировали и наблюдали старт ракеты в окно или высунувшись в дверь через верх будки. Однажды ракета сразу же после запуска двигателя повалилась на бок и поползла по направлению к нашей машине. Мы попрыгали и, набивая синяки и шишки, полезли в капонир под машину. К счастью, метрах в 20 от машины была сооружена бетонная тумба — вход кабелей в подземную траншею, она то и развернула ракету так, что обдав нас горячим воздухом, смяла проволочное ограждение и взорвалась на удалении более километра.

Однажды мы втроем, А.М.Гинзбург, И.А.Рубанов и я, наблюдали работу боевого расчета ракеты 8К11М. Расчет работал в полной темноте, при свете синих фонариков, установленных на шлемах. Дополнительной задачей пуска было определение высоты, с которой самолет мог обнаружить пусковую установку, поэтому над районом старта непрерывно кружил самолет. Наша группа промышленников не вмешивалась в работу расчета, мы стояли в 20-30 метрах от самоходки, а когда дело приблизилось к пуску, Абрам Маркович изрек фразу, которую мы потом часто вспоминали в подобных случаях: «Давайте отойдем подальше. Лучше один раз быть трусом, чем всю жизнь трупом!»


Яндекс.Метрика