Альберт Вахнов
ОБРАЩЕНИЕ К СЕБЕ ДАЛЁКОМУ.

(Автобиографическое повествование)

Москва, 2007

© Вахнов А.Г., 2007
Разрешение на публикацию получено.

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Когда мы вернулись в гостиницу, Соколов вызвал меня к себе и крайне раздраженно сказал: «Поезжайте подписывать свой контракт, не подпишите, я вас на свой самолет не возьму, будете добираться в Москву самостоятельно». И тут же бросил обидные и оскорбительные слова в адрес ГИУ и ГКЭС, добавив: «Ваше ГИУ и все ваше ГКЭС безответственные организации». Учитывая глубокую пропасть между мной, начальником отдела одного из управлений главка, и им, министром обороны СССР, и то состояние крайнего раздражения, в котором он находился, я не мог сказать ему, что свои претензии он должен адресовать не ГИУ, а генштабу, представитель которого присутствует в составе делегации, молчаливо прячась за мою спину.

Пришлось мне, что называется, «умыться» и выехать в министерство обороны Мали. Там меня приветливо принял министр обороны. Мы с ним подписали контракт. Затем он, хитро улыбаясь, спросил меня как настроение у господина Соколова. Я рассказал ему об инциденте в учебном центре. Он сказал: »Мне уже все известно об этом. Дело в том, что подписан приказ об отставке этого генерала с занимаемого им поста, и он решил сделать мне гадость в ответ на это мое решение. Передайте, пожалуйста, своему министру, что у нас нет никаких претензий к министерству обороны СССР. Через час, сказал он, я со своей женой нанесу визит министру Соколову и подниму его настроение».

Я успел приехать в гостиницу и доложить Соколову все, что услышал от министра обороны Мали. Узнав о реакции министра, Соколов заметно смягчился и повеселел. Вскоре в гостиницу прибыл министр обороны Мали и лично, в нашем присутствии, принес ему извинение за поведение уже бывшего командующего сухопутными войсками и повторил все то, что недавно сказал мне. Мало того, он добавил, что подписал со мной контракт на поставку имущества на будущий год, при этом он сообщил Соколову, что часть этого имущества уже отгружена ГИУ и находится в пути. После этого он подарил жене Соколова увесистый золотой браслет, широкий и массивный. Пожелав Соколову и нам всем благополучного возвращения на родину, он покинул нашу гостиницу. Соколов пригласил нас к себе в номер и предложил выпить за успешное завершение визита, что мы с удовольствием сделали и не один раз. В ходе нашего застолья Соколов вызвал к себе командира экипажа самолета, о котором я уже рассказывал. Он спросил его, готов ли самолет к вылету, и получив утвердительный ответ, он внезапно для всех нас, налил стакан виски и предложил ему его выпить. Командир, как мне показалось, cтал наиграно отказываться, ссылаясь на предстоящий полет, но Соколов настаивал. Тогда командир взял стакан с виски и сказал: «Я подчиняюсь приказу» и опрокинул стакан, выпив содержимое одним глотком. После этого он покинул номер Соколова. Мы еще некоторое время провели у Соколова и попросили разрешения покинуть его номер. Прежде чем я откланялся, он подошел ко мне и произнес: «Спасибо тебе». От неожиданности я опешил и даже не нашелся, что ему ответить. Слова Служу Советскому Союзу прозвучали бы неуместно. Я промолчал и покинул его номер. Надо было попытаться хоть немного поспать.

Я не могу вспомнить, на какой день нашего пребывания в Мали был дан прием в честь делегации Соколова, но то, что на нем произошло, заслуживает краткого описания.

Когда мы вошли в огромный зал, он был полон народа. Естественно, в нем был собран весь цвет малийского общества. Нас рассадили в первом и втором рядах. В первом ряду сидел Соколов в окружении высших должностных лиц министерства обороны и правительства Мали. Во втором ряду сидели мы. Рядом со мной сидела симпатичная стройная негритянка, как позже я узнал, жена начальника госбезопасности республики, говорящая на английском языке. Вначале выступил с длинной речью министр обороны Мали. Он говорил в течение сорока минут. При этом он проявил знания истории Советского Союза и его Красной армии. Именно так он неоднократно называл ее в ходе своей речи. Он читал ее по бумажке. Было видно, что соответствующие малийские специалисты заранее ее подготовили. Для Соколова это было полной неожиданностью. Он заметно нервничал. Я это хорошо видел, так как сидел непосредственно за ним. Когда наконец министр обороны Мали закончил свою речь, пришел черед Соколова. Вставая для выхода на сцену, он пробурчал недовольно, что такое развитие событий не было предусмотрено программой. Мы просто должны были присутствовать на большом концерте народной песни и пляски.

Соколов вышел на сцену. На ней не было привычной для нас трибуны. Чувствовал он себя неуютно, так как, в отличие от министра обороны Мали, не имел заготовленного теста своего выступления. Он смотрел хмуро в зал, играя желваками и то сжимал руки в кулак, то разжимал их. После того, как он произнес вступительные слова, выразив благодарность министру обороны Мали за теплые слова в адрес СССР и нашей делегации, в душе, наверно, матеря его за то, что он его так подставил, но постепенно справляясь с раздражением и волнением, произнес довольно длинную и складную речь. Удовлетворенный собой, он покинул сцену и занял свое место в первом ряду. Надо сказать, что несмотря на первоначальное волнение, с которым он сумел быстро справиться, произнесенная им речь, учитывая, что это была чистейшая импровизация, произвела хорошее впечатление не только на присутствующую в зале публику, но и на нас. Он говорил довольно стройно, по делу и почти столько же по времени, сколько говорил его малийский визави.

Начался большой концерт. Из того, что мне довелось видеть в Африке ранее, этот концерт мне понравился больше всего. Его участники отличались известной долей профессионализма. Своим впечатлением я поделился со своей соседкой. Я понял, что ей было приятно слышать от меня хвалебный отзыв о малийском искусстве. Она рассказала мне, что этот ансамбль выступал в Париже и был удостоен какой-то премии. Конечно, это не Большой театр, сказала она, но мы, маленькая африканская страна, только недавно завоевавшая независимость. В ответ я заметил, что независимо от размера и мощи страны, искусство любой страны отражает характер и историю народа, населяющего ее, и уже поэтому оно велико. Мои слова ей были очень приятны. По ходу концерта мы обменивались с ней репликами и после окончания его расстались, как хорошие знакомые. Перед расставанием я спросил ее, откуда у нее во франкоязычной стране такое хорошее владение английским языком. Она рассказала, что она с родителями несколько лет прожила в Лондоне и там же окончила колледж. По возвращении в гостиницу Соколов, как обычно, пригласил нас к себе на бокал виски. Внезапно он спросил нас, как он смотрелся из зала. Я ему сказал, что все было нормально, только поначалу было видно, что он заметно нервничал. Вероятно,. даже спустя уже несколько часов, он продолжал испытывать волнение от пережитого стресса и спросил: «Как бы ты себя вел, если бы тебя так подставили?».

Накануне вечером, перед вылетом, к нам в гостиницу приехал офицер связи с подарками. Он вручил кому портфель, кому брючной пояс из змеиной кожи, а мне довольно большой вырезанный из красного дерева бюст молодой малийской женщины, он и сейчас стоит на трюмо в моей спальне. Глядя на нее, я нет-нет да вспомню ту негритянскую мадонну. Думаю, что это был ее подарок мне за приятно проведенный вечер, за те хорошие слова, которые я высказал в адрес ее народа, его культуры и искусства.

Утром наш самолет благополучно оторвался от полосы столичного аэродрома Мали и взял курс на Ливию.

В столицу Ливии Триполи мы прибыли еще засветло. Поздно вечером мы вылетели по маршруту Триполи-Будапешт. Как только наш самолет набрал высоту, из своего кабинета вышел Соколов в салон, где находились все члены его делегации. Он был в хорошем расположении духа. Поговорив с нами, он приказал стюарду принести в его кабинет две бутылки водки, разрешил нам поужинать с водкой, пригласил к себе генерала Модяева, и они удалились в его отдельный салон. Мы, наконец, почувствовали себя раскрепощенно, хорошо поужинали и легли спать (наш салон был оборудован местами отдыха лежа). Ночью, часа этак в два, я проснулся, испытывая жажду, и пошел к стюарду попить минеральной воды. Не успел я пригубить стакан с водой, как из своего салона вышел слегка помятый Соколов и попросил стюарда тоже налить ему стакан воды. Я испытывал некоторую неловкость, видя Соколова в таком виде, но он, как-то по товарищески, хлопнул меня по плечу и справился о моем самочувствии. Я ответил, что все нормально, и он удалился в свой салон.

Утром следующего дня мы приземлились на военном аэродроме южной группы войск в Будапеште. Через иллюминатор можно было наблюдать стоявшую у трапа самолета группу встречающих Соколова генералов во главе с генерал-полковником Третьяком, командующим южной группой войск. Соколов прошел мимо нас к двери самолета, посмотрел на меня и вновь, как и вчера в Мали, произнес »Спасибо тебе», хотя по его сердитому виду можно было от него ожидать совершенно иной реплики. Третьяк отрапортовал Соколову и пригласил его и всех членов делегации в местную столовую позавтракать. Войдя в зал я увидел в нем длинный стол, накрытый по царски — стол ломился от коньяков, водки, всевозможных вин и богатейшей закуски. Все жены генералов находились в том зале. Когда мы расселись по своим местам за этим столом, Третьяк спросил у Соколова, можно ли налить по рюмке коньяка и выпить за здоровье министра обороны СССР? Соколов сердито глядя в глаза Третьяка на полном серьезе сказал: «Ну, если южная группа войск начинает свою службу с выпивки, — наливайте». Последовала минута замешательства, после которой Третьяк дал сигнал кивком головы обслуживавшему персоналу, рюмки были наполнены. Третьяк без энтузиазма произнес тост за здоровье Соколова, все выпили и стали закусывать. Вторую рюмку налить после такого замечания Соколова никто не решился, и застолье не состоялось. Посидев еще некоторое время за столом и пообщавшись со своими соседями по столу, мы последовали за вставшим из-за стола Соколовым на выход. На свежем воздухе Соколов еще некоторое время поговорил с Третьяком и двинулся в сопровождение генералитета в сторону нашего самолета. В некотором отдалении от них последовали к самолету и мы. Около трапа Соколов простился с командованием южной группы войск и поднялся на борт самолета. За ним поднялись на борт и мы. Нас удивила гора громадных картонных ящиков и корзин с фруктами, блокировавшая проход от входного люка самолета к салону. Это были подарки Соколову от командования южной группы войск, которые он почему-то не приказал вынести из самолета. Я с этим столкнулся первый раз в своей жизни. Надо думать, что во взаимоотношениях высоких руководителей и их подчиненных такое поведение в то время было нормой.

Взлетев с военного аэродрома в Будапеште, летчики взяли курс на Москву. После приземления во Внуково, самолет вырулил на стоянку. В иллюминатор я увидел большую группу генералов во главе с заместителем министра обороны генералом-армии Павловским, руководившим в свое время успешной операцией советских войск по захвату Чехословакии в 1956 году. Несмотря на преступный характер действий советского руководства, надо отдать должное той операции с точки зрения военного искусства — вся Чехословакия была оккупирована практически без выстрела за несколько часов. Она, эта операция, в последующие годы являлась предметом тщательного изучения в военных академиях европейских стран, как пример крупной операции по захвату целой страны, сочетавшей успешное применение воздушных десантов для захвата ключевых аэродромов страны, с незамедлительной посадкой на них большого количества транспортных самолетов с личным составом и боевой техникой. Этому предшествовала тщательная разведка c целью определения точного плана и времени проведения этой операции.

Соколов спустился по трапу и подошел к встречавшим. Во время его общения с ними мы покинули самолет и стояли в некотором отдалении от них. Когда встреча министра подошла к концу, Соколов быстро подошел к нам, простился с нашей делегацией, затем протянул мне руку и сказал: «Еще раз большое тебе спасибо». На такой оптимистичной ноте закончился для меня визит Соколова в Мали. В хорошем расположении духа я поехал домой, где меня ждали любимые жена и дочь. Встречи с семьей, особенно после заграничных командировок, всегда были очень теплыми и радостными.

На следующий день я имел возможность снова доложить об успешном выполнении задания своим начальникам — Власову и Гришину. Мой доклад был сух и краток. Я знал, что их не интересовали подробности моей очередной успешной командировки. Я просто доложил, что Соколов поблагодарил меня за мое участие в работе делегации. Разумеется, Сергейчику я подробно и в красках описал все детали визита, описанные мною выше.

Шел 1977 год. В начале марта меня вызвали к Сергейчику. Михаил Сергеевич сообщил мне, что ему позвонил министр обороны, уже маршал Советского Союза, Соколов и попросил его выделить представителя ГИУ в состав его группы, так как он двадцать первого марта вылетает в составе делегации председателя Верховного Совета СССР Подгорного, который посетит с визитом дружбы Танзанию, Замбию и Мозамбик. Сергейчик сразу назвал ему мою кандидатуру и добавил, что этот офицер ГИУ летал в составе его делегации в Мали. Соколов на мгновение задумался и тут же дал свое согласие на мою кандидатуру, сказав: «Да, я помню его. Хороший офицер». Сергейчик поставил его в известность о том, что, если представится такая возможность, Соколов мог бы подписать новое межправительственное соглашение с министром обороны Танзании о расширении военно-технического сотрудничества между нашими странами. Такой проект соглашения мог бы взять с собой полковник Вахнов. Он будет в состоянии оказать ему квалифицированную помощь во время переговоров. Соколов принял это предложения, сказав, что это будет способствовать успеху визита Подгорного. Тем более, что после Танзании делегация посетит Мозамбик, где Соколов планировал подписать с мозамбикской стороной соглашение о командировании в эту страну советских военных советников для оказании мозамбикскому министерству обороны помощи в освоении поставляемой советской военной техники и в решении других вопросов, например, в консультациях местного военного руководства по тактике использования различной боевой техники. О готовности подписать такое соглашение мозамбикское министерство обороны уже уведомило наше министерство обороны. В составе этой делегации был также Архипов Иван Васильевич, заместитель премьер-министра СССР Косыгина Алексея Николаевича. Ранее он занимал пост заместителя председателя ГКЭС и хорошо меня знал, так как в то время курировал работу ГИУ. Это был на редкость порядочный человек, специалист высокой квалификации в области экономического сотрудничества СССР с другими странами. Мне повезло, что он оказался в составе этой делегации — его советы и подсказки были крайне полезными для меня. Кроме того, в трудные моменты он меня прикрывал и поддерживал, так как досконально знал нашу работу, ее технологии и трудности. Он послужил для меня своеобразным демпфером, смягчавшим возникавшие напряженности в моих контактах с Соколовым, который был чрезвычайно вспыльчивым и нетерпимым человеком в некоторых случаях, особенно при возникновении экстраординарных обстоятельств. Для него все вопросы решаются просто — стоит только приказать. Необходимое время для выполнения его указаний он не предусматривал. Он не понимал, что хотя, мы люди в погонах, наша служба в ГИУ имеет свою специфику по сравнению со службой в министерстве обороны.

За сутки до вылета из Москвы меня вызвал к себе И.В. Архипов с подготовленными мною материалами — справкой для Подгорного и проектом соглашения по военно-техническому сотрудничеству с Танзанией. Ознакомившись с материалами, Архипов одобрил их, но попросил переделать справку. Моя справка на двух страницах была подготовлена для использования ее при переговорах в трех странах — Танзании, Замбии и Мозамбике. Архипов попросил сделать три справки, отдельно по каждой стране. Увидев удивление на моем лице, он сказал, что, если дать Подгорному подготовленную мною справку, он на встрече в Танзании прочтет ее от начала до конца, включая материалы, предназначенные для использования на переговорах в Замбии и Мозамбике. Мало того, он велел в каждой стране давать ему только одну справку, касающуюся именно данной страны, иначе он может все перепутать. Хороша характеристика номинального главы государства российского. Не правада ли?

Двадцать первого марта делегация Подгорного на трех лайнерах вылетела по маршруту Москва — Карачи (Пакистан) — Аден (НДРЙ) — Дар-Эс-Салам (Танзания) — Лусака (Замбия) — Мопуту (Мозамбик).. На первом летел сам Подгорный, Архипов и Соколов с ближайшим окружением и охраной, на втором — члены делегации, отвечающие за обеспечение переговоров, одним из них был я, на третьем — журналисты и другие представители средств массовой информации, призванные освещать визит Подгорного.

В Карачи мы провели ночь в одной из лучших гостиниц города. Утром вылетели в Танзанию с дозаправкой в Адене. При подлете к Адену случилось непредвиденное. Наш самолет долгое время кружил над Аденом. Причину этого нам никто не объяснил, и мы предположили, что с нашим самолетом что-то случилось, и, как всегда поступают в подобных случаях, летчики вырабатывают горючее перед посадкой. Когда самолет, наконец, совершил посадку Адене, все прояснилось. С самолетом нашим было все в порядке, просто имела место нестыковка по вине наших специалистов. Мы прилетели несколько раньше запланированного для посадки времени. В это времени в Адене принимали какого-то другого высокого гостя, и авиадиспетчер нас послал на круг выжидания своего времени. После посадки и дозаправки мы взлетели и взяли курс на Дар-Эс-Салам. При взлете я хорошо видел дом, в котором я с женой провел почти четыре года. Во время дальнейшего полета щемящие воспоминания о том периоде нашей жизни в Адене вызвали массу эмоций и не мудрено. В этом далеком от цивилизации городе прошла немалая часть нашей полнокровной жизни. Я никогда не считал пребывание в командировке как нечто временное, что только по возвращении в Союз мы вернемся к настоящей жизни. При таком отношении к жизни можно растерять или обеднить значительную ее часть.

Во время полета я думал о том, что в Танзании меня ждет успешное подписание соглашения, за которое я нес ответственность, а дальнейшее мое пребывание в составе делегации превратиться в туристическую поездку. После Танзании так оно и случилось, но в Танзании меня ждали серьезные испытания. По прибытии в Дар-Эс-Салам после полудня состоялась первая встреча делегаций. Начало переговоров не обещало никаких осложнений. Я, как мне и советовал Архипов, передал справку на отдельной странице порученцу Подгорного, содержавшую описание основных моментов нашего сотрудничества и проект соглашения для вручения Танзанийской стороне. Переговоры шли гладко, что называется, без сучка и без задоринки. В конце встречи танзанийской стороне был вручен проект соглашения. Танзанийская сторона предложила Подгорному и его делегации утром совершить экскурсионную поездку на остров Занзибар, а вечером того же дня в 19.00 провести заключительную встречу у президента страны, во время которой будет подписано соглашение. Естественно, мне было приказано остаться в гостинице, чтобы согласовать возможные вопросы, которые могут возникнуть у начальника генштаба танзанийских ВС при изучении этого проекта. Последний обещал мне утром приехать ко мне в гостиницу для этой цели. Рано утром наша делегация вылетела на Занзибар, я же с минуты на минуту ждал появления начальника генштаба в гостинице. Прошел час, второй. Я начал нервничать. У меня был номер его телефона и я стал звонить ему. Дежурный отвечал мне, что его нет на службе. Около полудня он появился и заявил мне, что придется срочно переделать проект соглашения, так как танзанийская сторона хочет на одну треть сократить объем поставок по этому проекту. Я подумал: «Какой же он безответственный» и сказал ему все, что я о нем думал. Он невозмутимо выслушал мою раздраженную тираду и покинул меня. Я успел только сказать ему, чтобы он находился все время в своем кабинете, чтобы мне было легко его найти и, как только новый проект соглашения будет подготовлен (я еще не представлял себе, как успею все это сделать), я подъеду к нему, чтобы считать проект соглашения и скрепить его сургучными печатями.

Только я стал лихорадочно вносить изменения в проект, как раздался в моем номере телефонный звонок. Звонил заместитель председателя. правительства СССР И.В. Архипов. Он спросил меня, не могу ли я подъехать к нему в посольство и доложить обстановку. Я ответил, что, конечно могу, но дело в том, что докладывать пока практически нечего, так как я, по сути дела, компаную новый проект соглашения, сокращенный по объему на одну треть. Архипов мгновенно откликнулся: »Продолжай работать, я сам к тебе приеду«.

Не успел я оценить действия Архипова, как позвонил Соколов. Он обратился ко мне с тем же вопросом. Я ответил ему то же самое, что минутой ранее сказал Архипову. Реакция Соколова была совершенно иной. Он спокойно сказал мне, что после того, как я переделаю проект соглашения, он хотел бы с ним ознакомиться. Он совершенно не представлял себе объем работы, которую мне надо было выполнить. Я продолжал работать. Приехал Архипов и в отличие от Соколова сразу понял, что сделать это мне одному почти невозможно. Он сказал, что в случае, если я не успею внести все необходимые изменения, он разрешает мне внести в проект все изменения от руки, и он их завизирует на полях. Я был ему невыразимо благодарен, — он как гору с моих плеч свалил. Я обещал ему, что сделаю все, что в моих силах, для того, чтобы до вечера подготовить проект соглашения для подписания. Я обратился к нему с одной только просьбой — переговорить с Соколовым, чтобы он меня не дергал в процессе работы. Вероятно, он это сделал. Больше звонков ко мне от Соколова не последовало.

Я переработал весь проект соглашения, заново обсчитал все количества и суммы, аккуратно внес все исправления в текст на случай, если не успею подготовить к подписанию новый текст проекта соглашения в отпечатанном виде, и поехал в посольскую референтуру, где работают машинистки, допущенные к работе с совершенно секретными материалами. Я обратился к ним с просьбой напечатать проект соглашения. Они спросили об объеме, я сказал — по 24 страницы на русском и английском языках. Они сказали мне, что они еще не обедали. Я прикинул какое время уйдет на обед, и понял, что отпечатать они к 18.00 не успеют. Я умолял их приступить немедленно и для подкрепления своей просьбы высыпал на их стол все шоколадные конфеты, несколько плиток шоколада и буханку черного хлеба, которые я взял с собой из Москвы на всякий случай на всю дорогу. Учитывая, что в дальнейшем в Лусаке и Мопуту они мне вряд ли понадобяться, я все это отдал девочкам, и они легли солидной горкой на столе и девочки согласились удовлетворить мою просьбу.

Кто находился за границей в длительной командировке, легко может себе представить, каким соблазном являлись такие продукты с родины. Девочки оказались высоко профессиональными машинистками и довольно быстро отпечатали первые экземпляры на русском и английском языках. Когда дело подходило к концу, я сказал им, что необходимо отпечатать еще по одному экземпляру. Они стали упрекать меня в том, что я их ввел в заблуждение и сказали, что если бы знали действительный объем, они не взялись бы за такую объемную и срочную работу. Я объяснил им, что соглашение печатается в четырех подлинных экземплярах по два на русском и английском языках, и сказал, что подобную работу, как мне казалось, они уже, должно быть, неоднократно выполняли и в МИДе, и здесь в посольстве. Я извинился за непреднамеренное мною насилие над ними и просил их продолжать работу, иначе мне головы не сносить. Им ничего не оставалось делать, как согласиться. Пока они печатали оставшиеся экземпляры, я лихорадочно считывал русский и английский тексты на их идентичность, обращая самое серьезное внимание на количества, суммы и сроки поставки.

К 18.00 все было готово. Я доложил Архипову и Соколову, что еду в генштаб и после опечатывания проекта соглашения вместе с начальником генштаба танзанийской армии приеду во дворец президента, где будут проходить переговоры между советской и танзанийской сторонами. Я облегченно вздохнул и поехал в генштаб.