Альберт Вахнов
ОБРАЩЕНИЕ К СЕБЕ ДАЛЁКОМУ.

(Автобиографическое повествование)

Москва, 2007

© Вахнов А.Г., 2007
Разрешение на публикацию получено.

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Нам крупно повезло, во-первых, потому, что эта экскурсия длилась в течение семи дней, а отпуск исчислялся только со дня нашего прибытия в Москву, таким образом к нашему отпуску добавлялось еще восемь дней, а во-вторых, и это самое главное, нам была предоставлена бесплатная возможность ознакомиться с девятью странами Средиземноморья и Черноморья. Это не было жестом доброй воли министерства обороны СССР по отношению к нам. Просто оказалось, что министерству обороны дешевле обходилась наша доставка в СССР с багажом морским, нежели воздушным транспортом. Так или иначе, мы эти дни провели на борту комфортабельного лайнера с кинотеатром, бассейном и баром и получили колоссальное впечатление от посещения многих городов с богатой историей. Первая остановка была в Фамагусте.

По преданию это был остров, на котором находилась крепость-резиденция прокуратора римской империи на Средиземноморье, печально известного Отелло. Остатки той крепости с двумя башнями дошли до нашего времени. Одна из башен носила название башни Отелло, а вторая — Дездемоны, в которой Отелло, согласно тому же преданию, задушил свою Дездемону. Городок сам небольшой, но очень уютный, по своей природе схожий в чем-то с когда-то нашим Крымом. Все коттеджи были белого цвета и утопали в виноградной лозе с тяжелыми гроздями винограда, беседки во дворах также были обвиты виноградом. Везде — маленькие кафе со столиками на улице. Жители городка ведут неторопливую жизнь, сидят у своих домов, за столиками кафе и потягивают свой кофе, либо курят кальян и мирно беседуют. Трудно было себе представить, что на Кипре совсем недавно прошла война, в результате которой остров был разделен на две части — греческую и турецкую. Случилось это по вине Турции и до сего дня остров, терзаемый амбициями турецких и греческих правителей, не может воссоединиться, хотя люди, населяющие его, независимо от их национальной принадлежности, привыкли веками дружески жить бок о бок, даже вступали в смешанные браки и желают продолжать жить вместе в одном государстве. Невольно возникает аналогия между русским, украинским и белорусским народами, хотя, как говорится, всякая аналогия хромает.

Мы совершили короткую поездку по острову, посетили остатки бывших городов, основанных еще во время Римской империи со всеми их характерными признаками — колоннами и колоннадами, также подъехали к разделительной линии между турецкой и греческой частями острова. Тогда еще люди через проволочное заграждение общались со своими знакомыми, оставшимися по разные стороны заграждения. Позже то разделение было закреплено созданием отдельных государств — Турецкой республики и Греческой республики Кипр. Надо заметить, что до сего дня признанной международным сообществом в качестве самостоятельного государства является только греческая часть острова. Международное сообщество продолжает настаивать на необходимости объединения всего населения Кипра — греков и турков — в рамках единого государства, но в связи с противодействием турков до сегодняшнего дня такое соглашение не достигнуто. Создавшееся тогда положение, сохраняющееся на острове вот уже в течение более сорока лет, продолжает сеять вражду между разными частями населения когда-то единого государства — Республики Кипр. Страдают от этого и морально, и экономически все люди, населяющие его. Вскоре мы покинули этот экзотический остров и пошли на Бейрут (Ливан). Бейрут в те годы еще считался зимним Парижем. Многие французы проводили зимние месяцы в этом прекрасном уголке Средиземноморья с его умеренным средиземноморским климатом. Снова напрашивается сравнение с узкой прибрежной полоской Крыма, защищенной горами от ветров, дующих со стороны крымских степей. Так и Бейрут раскинулся у подножия Ливанских гор, покрытых лесами редкого и ценного ливанского кедра.

Несмотря на то, что Ливан является одной из арабских стран, выглядел он вполне европейским городом со всеми его прелестями, включая публичные дома. По прибытии в порт Бейрут мы прошли необходимые формальности и пошли пешком в город. Дойдя до припортовых кварталов, мы увидели у входной двери одного из домов девушку с полуобнаженной грудью. Я, ничего не подозревая, решил подойти к ней и узнать, как пройти в центр города. Когда я приблизился к ней, она обрадовалась и пригласила меня войти внутрь дома. Я быстро сообразил, что это было за заведение, и в ответ спросил ее, в каком направлении надо идти к центру города. Маска приветливости мгновенно слетела с ее лица, она отвернула от меня голову и недовольно показала мне рукой направление, в котором мы должны были двигаться дальше. Разглядывая дома и магазины, мы дошли до центра города. Там мы опять наткнулись на бордель, но более высокого пошиба, чем тот, у которого я спрашивал дорогу у девицы. У входа в него были приметы, указывавшие назначение того заведения, основным из которых была красивая, с пышными грудями и копной золотистых волос, девица, как будто только что сошедшая с рекламного щита. На сей раз мы были уже «опытными» туристами и пошутили на сей счет, предложив молодому, холостому переводчику Николаю Петрову зайти в это заведение, пройти в нем курс обучения, а мы за это время прогуляемся по городу и заберем его на обратном пути в порт. Он, конечно, был смущен до слез и отказался от нашего предложения, приняв его всерьез. Мы, взрослые, более опытные мужики, потом долго смеялись над этим розыгрышем молоденького неопытного юноши. Ознакомившись с центральной частью города и использовав предоставленное нам время туристическим расписанием, мы вернулись на наш корабль. Кроме общей картины города, я не могу вспомнить какие-либо его достопримечательности — памятники, величественные здания или что-нибудь в этом роде.

На очереди был крупный египетский город и порт Александрия. Это один из древнейших городов Средиземноморья, основанный на севере Африки еще во времена завоеваний Александра Македонского. Этот город в последующем не раз находился в центре внимания международной политики в этом регионе — и во время наполеоновских войн, и во время второй мировой войны. Этот порт расположен в естественной закрытой бухте с узким проходом в нее. В южной части бухты стоит прекрасный дворец последнего короля Египта Фарука. Там сейчас музей, который мы посетили. Наших женщин поразил гардероб жены короля — в нем было бесчисленное множество всяких дорогих и разнообразных платьев и обуви. Сам город расположен на берегу Средиземного моря. Его главная улица огибает берег моря по дуге длиной до трех километров, ее тротуар, прилегающий к морю, проложен вдоль длиннющего каменного забора высотой около метра, за которым на всю длину улицы расположен песчаный городской пляж. Обратная сторона улицы сплошь застроена четырех и пятиэтажными красивыми зданиями, между которыми иногда проглядывают богатые белые особняки или дворцы, окруженные английскими лужайками и пальмами. После экскурсии по центру города мы наняли фиакр, точную копию английских фиакров начала прошлого века, и поехали в торговые кварталы города, которые по-арабски шумны и суетливы. На улицах больше торговцев, чем покупателей. Они снуют туда-сюда и беспрерывно что-то кричат, у каждого магазина стоят зазывалы и требовательно приглашают зайти в магазин — в ушах наших стоит беспрерывный галдеж. Но, несмотря на это, мы продолжали спокойно двигаться в избранном нами направлении, потому что к этому времени уже имели опыт многократного посещения дамасского сука в течение прошедшего года и все это было нам не внове. Произведя запланированные покупки, мы возвратились на наш лайнер.

Следующим пунктом нашего путешествия был город Афины (Греция). Переход Александрия-Афины (порт Пирей) был довольно длительным и однообразным. Днем море было спокойным, и мы купались в бассейне, играли в домино, посещали бар — словом, в свое удовольствие провели время и до прихода в Пирей даже успели хорошо выспаться. Утром, пройдя через пролив Дарданеллы, мы причалили к стенке порта Пирей. Как только мы спустились по трапу на твердую землю, к нам подскочил таксист и на чистом русском языке представился: «Я Костя из Одессы, готов оказать вам услуги в поездке по городу Афины». Далее он поведал нам, что все греческие таксисты не говорят по-русски, но он организует их, возьмет на себя роль гида и сделает все, от него зависящее, чтобы мы остались довольными его услугами, и все это за умеренную плату. Мы согласились, расселись по машинам и тронулись в путь.

По пути к главной достопримечательности Афин — знаменитому Парфенону мы проехали по центральной части города, осмотрели здание библиотеки греческой Спарты, полуразрушенный олимпийский цирк, относящийся к тому же периоду, королевский дворец, охраняемый громадного роста греческим солдатом в древнегреческой форме, стоящим на часах, дождались и посмотрели экзотическую смену часовых, чем-то схожую со сменой часовых у мавзолея Ленина, и направились к Парфенону, который стоит на кургане с отвесными стенами, вздыбленном в центре города. Мы пешком поднимались к его вершине. Наконец, мы на вершине, с которой просматривается перспектива города. После экскурсии по Парфенону мы спустились к подножию кургана, в расположенных там магазинчиках приобрели памятные сувениры — маленькие скульптуры Венеры, Геркулеса и Трех граций, сделанные из белой мраморной крошки, которые до сей поры хранятся у меня в квартире. Кстати, там имел место интересный случай. Один молодой специалист со странной украинской фамилией Просира, с которым мы связывались по телефону в Дамаске не иначе, как: «Позовите, пожалуйста, к телефону, извините за выражение, Просиру». В одном из магазинов мы рассматривали сувениры, рядом с нами тоже самое делали Просира с женой. Жене его понравилась Венера милосская, сделанная из белой мраморной крошки. Она предложила мужу купить ее. Он посмотрел на эту бедную безрукую Венеру и сказал: «Я ее брать не буду. У нее руки отбиты, а они такую цену за нее заламывают». Когда мы вернулись на корабль, более просвещенные молодые люди подняли его насмех c безжалостностью, присущей только им.

На обратном пути в порт в одном из магазинов Пирея мы купили дочери необыкновенно большую, красивую, говорящую куклу в шикарном одеянии.

Перед тем как подняться по трапу на корабль, я увидел на противоположной стороне причала маленькую часовую мастерскую и вспомнил, что в моих часах «Радо», недавно купленных в Дамаске, вышла из строя автоматическая система подзавода, и обратился к часовщику. Он вскрыл часы, что-то быстро подкрутил, проверил действие подзавода и убедившись в том, что он действует, вернул их мне. На мой вопрос сколько я ему должен за услугу, он ответил: «Ничего». Меня это сильно удивило. Я пытался ему объяснить, что я пассажир стоящего у причала туристического лайнера, который вот-вот отчалит, и я не сделаю ему рекламы, но он снова сказал мне, что эта его работа ничего не стоит Я поднялся на борт корабля и, задумавшись об этом, казалось бы, незначительном эпизоде, представил себе тогда, сколько же слупил бы с меня московский часовых дел мастер. Кстати, через сорок лет эти же часы снова забарахлили. Я обратился в часовую мастерскую, часовщик, осмотрев их, сказал мне, что в них надо заменить какую-то деталь и произвести чистку механизма, что обойдется мне в шестьсот рублей. Я согласился и оставил часы в ремонт. В указанный срок я забрал часы. Через год они снова забарахлили. Я обратился к другому мастеру, он вскрыл их и сказал, что они требуют чистки. Я объяснил ему, что их только в прошлом году чистили. Он с раздражением произнес: «Я вам все сказал». Я ушел от него, так и не отдав часы в ремонт, и лежат они у меня теперь дома не отремонтированные, просто как память о Дамаске. До сих пор сомневаюсь, не хотел ли второй часовщик вновь содрать с меня деньги и поступить так же, как и первый, и поэтому не сдаю их в ремонт, так как не уверен в том, что не буду обманут вновь.

Все время вспоминаю того греческого часовых дел мастера и сравниваю его с нашими. Как ни печально, но сравнение это далеко не в нашу пользу — два мира, два народа, две культуры.

Утром, совершив переход по Мраморному морю, мы оказались в бухте Золотой Рог, на берегах которой раскинулся город и порт Стамбул. Мы увидели хорошо знакомые нам по картинам многих художников очертания Голубой мечети и мечети Айя София. На сей раз нас у трапа никто не приветствовал по-русски. Посовещавшись, мы решили нанять таксиста, с которым можно было бы договориться на английском языке. Я с трудом нашел одного, который понимал, что я ему говорил. Мы с ним договорились об интересовавших нас пунктах маршрута экскурсии по Стамбулу — центр города, упомянутые мечети, торговый район, верхняя точка гор на восточной, противоположной от порта, стороне бухты Золотой Рог, с которой открывается перспектива бухты и города. Договорились также и о размере платы за эту поездку. Когда мы завершили осмотр достопримечательностей города и посетили Голубую мечеть и мечеть Айя София, таксист повез нас в турецкую кофейню, расположенную как раз на той возвышенности, на которую мы и хотели попасть. Пока мы поднимались на машине в гору, он рассказал нам, что это хоть и простая и недорогая кофейня, но лучше приготовленного кофе, чем в ней, мы нигде в Стамбуле не найдем, при этом он сказал, что будет рад угостить нас кофе за свой счет. Когда мы прибыли на место, перед нами открылась впечатляющая панорама бухты и города. Сидя в кофейне за столиками на открытом воздухе и потягивая кофе, мы наслаждались открывшимся перед нами видом. Место это было достаточно возвышенным, и мы своим взором охватывали с высоты птичьего полета всю бухту с ее портом, мостами, кораблями, пересекающими ее в разных направлениях. По дороге в порт мы проехали через торговый район Стамбула, кишащий озабоченной публикой, просто ради любопытства, и, ничего не купив, вернулись на наш корабль.

Покинув Cтамбул, мы пошли по проливу Босфор в направлении к Черному морю. Весь восточный берег Босфора застроен фешенебельными пригородными виллами местной знати, утопающими в зелени субтропиков. На холме, свободном от зеленых насаждений и спускающемся к морю, вырисовывается огромная, символическая, белая фигура турецкого солдата с винтовкой наперевес и с примкнутым штыком, направленным на север, то есть в сторону СССР.

Когда мы миновали живописные берега Босфора и их сменил скучный пейзаж Анатолийского плоскогорья, мы сели за столик коротать время за игрой в домино, а Иришка была рядом с нами с пупсом-негритоской, которую мы купили еще в Дамаске. К нашему столику подошел, смущаясь, незнакомый нам мужчина и попросил разрешения посмотреть на нашу игру. Мы не возражали. Постояв немного около нашего столика, он подошел к Иришке и сказал, что кукла черной расы напоминает ему родину. Мы поинтересовались, откуда он родом, и этот незнакомец рассказал нам, что он из Штатов, три года служил в качестве сержанта на какой-то военной базе в Турции и очень соскучился по своей родине. Он сумел скопить неплохие деньги и решил совершить турне Одесса–Москва-Владивосток, а затем на пароходе вернуться домой. Он сфотографировал Иришку с черной куклой и тут же выдал ей фото. Показав нам свой фотоаппарат «Полароид», он, как бы между прочим, сообщил, что эту новинку он купил за пятьсот долларов США в Турции, там же он поднялся на борт нашего корабля. Снова, попросив нашего разрешения, он сфотографировал нас и мгновенно презентовал нам фотографии. За весь дальнейший переход морем он не проявлял назойливости и очень редко общался с намиб перекидываясь с нами ничего не значащими репликами. Продолжал изредка делать фотографии носовой и кормовой частей корабля на фоне волнующегося моря. Нам почему-то казалось, что он был какой-то неискренний, чувствовалась в нем какая-то фальш. Мы не знали причину этого, но, поскольку он был военнослужащим США, нашего потенциального противника, относились мы к нему с плохо скрываемой подозрительностью.

Вечером волнение моря усилилось, и мы пошли в кинозал, где показывали какой-то фильм. Моих девочек быстро укачало, они еле успели выскочить из зала и вырвали в урны, стоявшие у входа в кинозал. Я увел их в каюту, где их продолжало тошнить. Одним словом, они узнали, что такое морская болезнь. Как ни странно, меня качка не взяла, я чувствовал себя вполне прилично, хотя в свое время мне отказали в направлении в авиацию из-за слабого вестибулярного аппарата.

По пути из Стамбула в Одессу наш корабль заходил еще в два порта — Варна (Болгария) и Костанца (Румыния), которые не произвели на меня особого впечатления.

Наконец, на седьмой день путешествия мы прибыли в Одессу. Наши вещи выгружали подъемным краном с помощью разгрузочной сетки прямо на причальную стенку. Мы собрались на месте, куда будет опускаться сетка, чтобы опознать свои вещи и сгруппировать их. К нам тут же подошел бригадир грузчиков с бригадой. Он предупредил нас, что мы не должны трогать свои вещи, а только опознавать их, а грузчики будут складывать их у наших ног. Мне показались странным, что бригада состояла только из евреев. Это мое недоумение было развеяно, как только последняя сетка была выгружена. К нам подошел бригадир, внешне солидный, но нагловатый еврей, и спросил, кто у нас старший. Поскольку в долгом пути из Латакии в Одессу я оказался единственным человеком, знающим язык, все члены нашей группы привыкли решать все вопросы в портах только через меня — неудивительно, что они назвали меня старшим. Бригадир пригласил меня отойти в сторону от группы, к рядом стоявшей металлической бочке. Он сказал, что за каждое выгруженное место мы должны заплатить ему по пять рублей. Я собрал у группы деньги и хотел отдать ему их незаметно, так как считал, что эта его акция незаконна, но он пригласил меня к бочке, положил на нее пачку денег и пересчитал их. Затем он дал команду водителю грузовика, стоявшего в сторонке, тот подогнал грузовик к нашим вещам. Мы пытались погрузить в него наши вещи, однако были остановлены бравым бригадиром. Он подозвал меня к себе и сделал свое предложение, спросив где мы предпочитаем проходить таможенный досмотр — здесь, на месте или на проходной, где все вещи надо будет раскрывать и выкладывать на столы для досмотра. Я понял его откровенный намек и сказал ему, что мы согласны пройти досмотр на месте. Тогда он совершенно открытым текстом предложил мне снова собрать за погрузку вещей на грузовик по пять рублей за место и еще по пять рублей за так называемый досмотр. Я отошел к своим товарищам, обсудил с ними ситуацию, собрал деньги и вручил их бригадиру. Он, удовлетворенный результатом, пригласил нас в автобус, бригада побросала наши вещи в грузовик, сам он стал на подножку грузовика с левой стороны кабины, и мы поехали к проходной таможни. Как только мы подъехали к таможенному пункту, бригадир попросил открыть ворота. Старший таможенник спросил: «Все порядке?» и, получив утвердительный кивок бригадира, открыл ворота. Он знал, что деньги с нас получены. Мы остановились у Одесского вокзала, купили билеты на Москву и подъехали к багажному отделению. Он опять потребовал с нас по пятерке за выгрузку каждого места с борта грузовика на асфальт и еще по пятерке за перенос их в багажное отделение. Тут уж у меня терпение лопнуло, и я отказал ему в этом. Он понял, что больше денег я ему не дам, и вдруг его наметанный глаз увидел пластмассовый баллон с греческим коньяком, купленный мною в Пирее, и сказал, что он не возражает, но попросил меня налить ему стаканчик коньяка, что я и сделал. Возмущенный я решил высказать ему, что я о нем думаю. В ответ он мне нагло сказал, указывая пальцем на вывеску, висящую в багажном отделении, «Смотри, кто тебя обслуживает?». Я посмотрел в указанную сторону и увидел красочно оформленную табличку золотом на красном фоне: «Вас обслуживает бригада коммунистического труда». Я успел подумать: «Какой это коммунистический труд — это бригада стяжателей» и сразу понял, почему она состояла только из евреев — очень денежное место. Уже в поезде мы продолжали возмущаться действиями работников одесского порта, забыв о том, что сами-то мы выглядели ничуть не лучше их — просто они были берущими, а мы дающими, и вместе обманывали государство. Тут было, о чем поразмышлять. У нас самих не все было в порядке с моралью и нравственностью.

Так или иначе, мы были уже дома. Впереди нас не ждала таможня, а московские грузчики берут плату за одно место только один раз.

Утром Москва приветливо встретила нас солнечной и сухой погодой. Еще часа полтора — и мы дома на Ленинском проспекте. После долгого отсутствия Москва поражала шириной своих проспектов, величавостью ее зданий, обилием зеленых насаждений по сравнению с крупными городами, с которыми мы имели счастливую возможность ознакомиться в ходе нашего туристического вояжа. Впереди нас ждал довольно продолжительный отпуск — сорок пять суток. Месяц пролетел как один день. Мы считали каждый день, остававшийся до нашего отъезда в Дамаск. Снова мы должны были оставить нашу дочь на один год с бабушкой. Анна Павловна согласилась приехать из Горького в Москву и прожить один год с внучкой. Уладив все дела, мы в конце августа 1962 года покинули Москву прямым рейсом Москва-Дамаск. Не прошло и семи часов, как мы снова оказались в Дамаске. На сей раз встречавшие отвезли нас на улицу Шари Халеб во вновь снятый дом недалеко от советского посольства. Этот дом стоял в более спокойном месте города. Квартира, отведенная нам, была гораздо лучше той, в которой мы прожили прошлый год. Несмотря на уговоры Андрющенко продлить нашу командировку еще на год, мы наотрез отказались.

Начиная с сентября 1962 года в Сирии, прежде спокойной и стабильной стране, началась целая серия военных переворотов. На нашей жизни они никак не сказывались, разве только в том, что при перевороте, как правило, звонил нам сирийский офицер связи и сообщал, что завтра нас просят на работу не выходить и о дате нашего возвращения на работу мы будем информированы дополнительно. Обычно эти перевороты были бескровными. В течение недели власть менялась, очередной генерал становился во главе государства, а мы пользовались дополнительными выходными днями. Когда мы после каждого переворота возвращались на службу, мы не отмечали каких либо кадровых изменений в штабах и частях — все были на своих местах и продолжали свою работу. Фактически это была генеральская междоусобица, не затрагивавшая ни гражданские, ни военные структуры. За ней не стояли ни экономические, ни политические программы. Они только обвиняли предшествующую власть в коррупции и обещали навести порядок в стране, однако ничего не предпринимали в этом направлении. Подобных переворотов в Сирии за период с сентября 1962 года по июнь 1963 было четыре.

В один из дней я обратил внимание на то, что заместитель командующего ВВС генерал Асаса, служебный кабинет которого находился на том же этаже, на котором размещались наши специалисты, часто прохаживался по коридору, заглядывая в открытую дверь нашей комнаты. В какой-то момент, когда я находился в комнате один, он, нервно оглядываясь по сторонам, тихим голосом попросил меня зайти к нему в кабинет. Когда я пришел к нему, он сказал мне, что его интересует вопрос, в каких учебных заведениях учатся наши офицеры и генералы, чтобы получить повышение по службе и в звании, и попросил меня подготовиться по этому вопросу с тем, чтобы обсудить его с ним на следующий день. Его просьба прозвучала очень странно, во-первых, потому, что он хорошо знал нашу систему подготовки военных кадров и, во-вторых — зачем ему обсуждать этот вопрос со мной, а не с генералом Андрющенко.

Я доложил об этом странном разговоре Андрющенко. Он велел мне передать генералу Асасе, что генерал Андрющенко готов его принять у себя на квартире в удобное для генерала время. На следующий день я передал генералу Асасе приглашение Андрющенко. Асаса подумав, сказал, что он придет к Андрющенко вечером в двадцать один ноль-ноль и попросил меня встретить его не очень далеко от нашего дома на углу нашей улицы и Шари Халеб и проводить его к дому Андрющенко, при этом он добавил, что будет одет в цивильный костюм и без машины. Нечто таинственное было в предстоящей встрече. Я немедленно доложил об этом Андрющенко. Вечером, как мы и договорились, я встретил его и проводил к Андрющенко. По пути я, на всякий случай, сказал ему, что, как мне показалось, разговор будет иметь конфиденциальный характер и мое присутствие в этом случае необязательно — Андрющенко может изъясняться на французском языке. Асаса ответил, что он предпочитает английский язык, тем более, что от меня у него секретов нет. Андрющенко радушно встретил его и пригласил в гостиную. Было видно, что Асаса чем-то взволнован. Андрющенко, заметив это, предложил Асасе выпить аперитив, как у нас в России водится, а потом приступить к делу. Сначала Асаса отказывался, говоря, что он не привык к крепким напиткам. Но после двух рюмок коньяка он расслабился и рассказал, что, когда он учился в академии им. Фрунзе, случалось выпивать и водку в значительных количествах, правда зимой. Беседуя, мы осушили бутылку коньяка 0.75. Затем Асаса поинтересовался нельзя ли ему в ближайшие дни уехать в Москву для обучения в академии генерального штаба. Андрющенко информировал его о том, что, к сожалению, набор на иностранный факультет академии генштаба состоится только в следующем году, а что касается академии Фрунзе, то это можно будет сделать и в текущем году. Асаса явно расстроился и с сожалением заметил, что в академию Фрунзе ему поступать нет смысла, так как он закончил ранее Академию ВВС им. Жуковского, которая по рангу относится к тому же уровню, что и академия Фрунзе. В ходе дальнейшей беседы он намекнул о каких-то возможных изменениях в своей карьере и, озабоченный, простился с Андрющенко. Я проводил его до выхода из дома и пожелал ему счастливого пути. Так случилось, что больше мне не пришлось с ним встречаться до моего отъезда из Сирии.

Через день после его визита к нам в Дамаске состоялась очередная попытка военного переворота. Впервые в нем участвовала авиация, которая имитировала бомбежку генерального штаба, пикируя на его здание, но бомбометания не производила, вероятно, это была акция устрашения. Оказалось, что авиация была поднята в воздух и имитировала нападение на генштаб по приказу генерала Асасы, за что он был немедленно арестован. Об этом нам стало известно после очередного перерыва в работе, как только мы вернулись на свои рабочие места. Все наши недоуменные вопросы, связанные со странным поведением Асасы в последние дни перед попыткой переворота, нашли свои ответы. Он пошел на серьезный риск, желая, наверно, в случае удачной попытки переворота, занять пост командующего ВВС Сирии, а может быть, и более высокий пост в сирийской иерархии власти, кто знает? Но случилось худшее. Как мне стало известно уже в Москве, Асаса, отсидев небольшой срок в тюрьме, был выпущен на свободу. Он просил сирийское руководство дать ему возможность налетать двадцать часов на гражданском лайнере, которых ему не хватало для того, чтобы стать летчиком гражданской авиации, но такого разрешения ему дано не было. Поскольку он был выходцем не из состоятельной семьи, он не владел недвижимостью и не имел каких либо капиталов. Он, как и мы грешные, жил только на зарплату и поэтому был вынужден работать таксистом, для того чтобы содержать свою семью. В чем-то его судьба напомнила мне судьбу моего отца, который, будучи выпущенным на свободу в 1939 году, был вынужден работать управдомом, хотя он в никаких заговорах не участвовал.